Дикая сердцем - Такер К. А.

Вместе с этим воспоминанием приходит и ощущение пустоты. Я тянусь к подушке рядом со своей и глажу пальцами мягкий белый хлопок. На ней еще осталась вмятина в том месте, где покоилась голова Джоны, однако на ощупь ткань прохладная. Когда я в последний раз просыпалась и обнаруживала Джону в кровати рядом со мной? Я уже не припомню. В эти дни, когда я встаю, он либо уже в воздухе, либо готовится улететь.

Я снова тоскую по долгим зимним дням, когда мы часами лежали на смятых простынях, планируя наше будущее, и никуда не торопились.

С улицы опять раздается протяжный вой.

Я с досадой накидываю одежду и спускаюсь вниз. Оскар стоит у нашей торцевой двери. И виляет хвостом, будто мы старые друзья.

– Что ты там делаешь?

Он издает лай – более громогласный, чем все, что я слышала до этого. Затем он делает несколько хромых шагов, останавливается, оборачивается на меня и снова лает, словно приглашая меня пойти с ним за дом, туда, где расположены наши загон и сад.

Меня охватывает странное предчувствие, что с Зиком что-то произошло. Неужели Джона забыл обмотать засов проволокой? Зик выбрался на улицу? Я сейчас обнаружу окровавленную козью тушу у себя во дворе?

Я выглядываю на дорогу, тщетно надеясь, что, возможно, Джона еще здесь, но Вероники на месте не оказывается.

Оскар лает.

– Ладно, ладно. Подожди! – отвечаю я, хотя собака все равно меня не поймет.

Окно нашей прачечной выходит на загон Зика. Я бегу выглянуть из него и с облегчением прислоняюсь к стене, когда вижу нашего козла, вышагивающего по сену, которое Джона оставил ему утром, слишком взволнованного Оскаром, чтобы есть. Из окна курятника высовывается любопытная треугольная мордочка Бандита.

Если Оскар взбудоражен не нашими животными, в чем тогда дело? Может быть, второй пес попал в беду? Может, на нашем участке есть еще медвежьи капканы, которые только и ждут, чтобы в них попала ничего не подозревающая лапа? Если так, то почему Оскар не позвал Роя?

Разве что он думает, будто Рой пристрелит его на месте.

Я качаю головой. Это пес. Ничего он не думает.

А что, если это из-за самого Роя?

Вдруг у него опять сердечный приступ? Может, он лежит сейчас где-нибудь мертвый или уже близок к этому?

– Черт!

Сволочь он или нет, но игнорировать Оскара и продолжать свой день, постоянно возвращаясь к этой мысли, я не могу. Интуиция подсказывает мне, что Оскар ведет себя так неспроста.

И он пришел именно ко мне.

Я пытаюсь позвонить Джоне, чтобы спросить, что он думает по этому поводу, но ни его мобильный, ни спутниковый телефон не отвечают. Телефон Тоби тоже молчит. Я даже пытаюсь набрать Мюриэль, отчаянно нуждаясь в совете. Но ее телефон редко бывает при ней, и сейчас она тоже не берет трубку.

Неистовый лай Оскара не утихает.

Я колеблюсь еще одну долгую минуту, а потом, поборов беспокойство, натягиваю резиновые сапоги и куртку, беру аэрозоль от насекомых и выхожу за дверь к квадроциклу, где меня ждет Оскар.

Он бежит вперед, неуклюже передвигаясь на трех лапах.

Я завожу двигатель и отправляюсь следом, мимо Зика, который, в отличие от обычного дня, не скачет к воротам, а лишь провожает Оскара взглядом своих жутких горизонтальных зрачков. Оскар не обращает на него внимания, проскальзывает мимо сада и сворачивает налево, через узкую просеку и в заросли кустарника.

На мгновение я теряюсь.

Этой секунды достаточно, чтобы я усомнилась в разумности своих действий. Я могла бы добраться до дома Роя по дороге, а не продираться сквозь деревья. Вероятно, это будет безопаснее, учитывая, что я одна.

Но что, если Рой не дома? Что, если он вышел в лес и упал там? Оскар останавливается и смотрит на меня, снова лает.

Но я ведь не совсем одна тут, правда? Оскар – это огромная собака… волк… или кем он там является.

Быстро написав Тоби сообщение в качестве меры предосторожности – поскольку он ближе всех находится ко мне и, скорее всего, быстрее всех ответит, – я следую за Оскаром в лес.

Мой пульс бешено колотится от адреналина.

* * *

Теперь я понимаю, как Оскар перемещался между нашими домами.

Если продираться через заросли, а не пользоваться длинными подъездными путями и дорогой, то расстояние между нами и Роем куда меньше. Мне пришлось внимательно объезжать старые пни и поваленные деревья на своем квадроцикле, однако Оскар, ведя меня, время от времени останавливался, чтобы убедиться, что я все еще еду за ним.

Я торможу перед кучей бревен и затаиваю дыхание, ожидая – надеясь, – что сейчас из дома или сарая появится этот сварливый старик. Грузовик Роя на месте, покрытый грязью и припаркованный у горки дров. Перед дверью сарая вышагивает черный пес, и он не набрасывается на меня с бешеным лаем, как это было в два предыдущих раза, когда я сюда приезжала.

И пока секунды текут без каких-либо признаков Роя, во мне поднимается тоскливое предчувствие. Когда Оскар хромает к сараю, мое беспокойство только усиливается.

Я глушу двигатель и спрыгиваю на землю, доставая телефон из кармана. К счастью, Тоби ответил:

«Где ты?»

«Только что добралась к Рою и думаю, что случилось что-то плохое», – отвечаю я.

«Я в пути», – тут же приходит мне сообщение.

Сделав глубокий вдох, я с колотящимся сердцем следую за Оскаром через открытую дверь в тихий сарай.

На грязном полу навалена гора пиломатериалов всех форм и размеров. А под ней, распростершись на спине, с закрытыми глазами и кровавой раной на лбу, лежит Рой.

– О боже мой.

Это не сердечный приступ, но может оказаться не менее смертельным.

Трясущимися руками я набираю 911. Оскар тем временем, прихрамывая, подходит к Рою, тычется ему в лицо своим мокрым носом и скулит. И это самое что ни на есть собачье поведение, которое я когда-либо наблюдала.

– Не нужно никаких чертовых больниц, – хрипит Рой.

Я вздрагиваю, но затем вздыхаю от облегчения, что он жив. Я прошу диспетчера прислать скорую помощь, визуально оценивая ситуацию. Над нами, где, как я предполагаю, Рой и хранил всю эту древесину, я вижу сломанные скобы, торчащие зазубренными концами наружу. Должно быть, все это рухнуло на него с высоты.

Рою повезло, что он вообще остался жив.

Он бросает хмурый взгляд на Оскара, который теперь вылизывает ему лицо.

– Прочь. Это тоже не надо.

Когда я завершаю разговор, я сосредоточиваюсь на том, чтобы откопать Роя.

– Давай посмотрим, смогу ли я отодвинуть эти штуки.

Я начинаю поднимать и убирать доски, для чего порой мне требуется вся моя сила. Но потом я достигаю здоровой балки, которая лежит поперек груди Роя и которая, кажется, и пригвождает его к полу. С обеих сторон ее подпирают другие деревянные обломки, это и спасло Роя от того, чтобы оказаться полностью раздавленным.

– Не суетись, – предостерегает он, морщась.

– Я должна хотя бы попытаться. – Мои мышцы плеч и рук напрягаются до предела, когда я силюсь поднять балку, но она даже не сдвигается с места. – Может быть, если ты приподнимешь ее снизу…

– У меня сломана рука. И, скорее всего, несколько ребер. И еще бог знает что.

– Понятно. Но больница тебе не нужна, ага, – бормочу я себе под нос. Упрямый дурак. – Тоби должен быть здесь с минуты на минуту.

Мне хотелось бы, чтоб и Джона был здесь или чтоб он хотя бы оказался в пределах досягаемости. Он тоже может нам понадобиться. Я не знаю, сумеет ли Тоби поднять эту балку один.

– Тебе больно?

– Только когда дышу.

– Ладно, просто… не двигайся. Мы скоро тебя вытащим.

Я опускаюсь на пол, склоняюсь над Роем, чтобы осмотреть его лоб, и краем глаза замечаю ружье, прислоненное к стене.

Старые голубые глаза Роя пристально смотрят на меня.

– По крайней мере, кровотечение, похоже, остановилось.

Он ворчит, глядя на сломанные кронштейны наверху.

– Должно быть, вчерашнее землетрясение что-то разболтало. Решил снять доску – и рухнуло все.