Художник моего тела (ЛП) - Винтерс Пэппер

— Я не могу.

— Почему?

— Потому что.

— Это недостаточно веская причина, Гил. — Я попыталась вырваться из его хватки. — Я устала. Я делаю все возможное, чтобы быть терпеливой и понимающей, но всего так много...

— Ради всего святого. — Он остановил меня, и мы образовали маленький островок в море людей. Его взгляд был суров, смятение затуманило зелень его глаз. — Никаких фильмов. Никаких ужинов. Ничего. Не проси меня сделать тебе еще больнее, чем я уже сделал. Не спрашивай меня, почему я не могу оставить тебя у себя.

— Почему ты не можешь оставить меня? — Мой голос был тихим, как у крошечной мыши в мире хищников.

Он застонал, низко и мучительно.

Я прошептала:

— Зачем прикасаться ко мне, если ты не можешь рассмотреть даже малейшую возможность...

Гил обвил руку вокруг моей талии, притягивая меня к себе. Обдал горячим дыханием мое ухо, неистово зашептав:

— Я хочу тебя. Всегда, блядь, хотел тебя. Я был честен в этом. Ты знаешь, что значишь для меня, и я не могу отрицать, что между нами есть вещи, которые никогда не исчезнут. — Он отступил назад, пригвоздив меня тьмой, позволяя законченности наполнить его голос. — Но все, что нас связывало, закончилось. Все, что ты думала, происходит, закончилось. Прикосновение к тебе было худшей ошибкой в моей жизни. Я отказываюсь делать ее снова.

Дернув меня вперед, он обошел стайку пешеходов и посмотрел на нависшие над нами здания, словно мог угадать, какая квартира моя.

— Где ты живешь?

Я не могла ему ответить.

Мой язык прирос к нёбу. Мой голос стал беззвучным.

Этот человек причинял мне боль снова и снова.

Но это? Здесь, сейчас...

Прикосновение к тебе было худшей ошибкой в моей жизни.

Беззвучная слеза скатилась по моей щеке, еще сильнее размывая мир вокруг меня. Я вырвалась из его хватки, покорно следуя за ним, пока внутри меня все разрывалось.

Гил сжал пальцы в кулак, его собственная боль просочилась в меня.

— Мне... жаль. — Он смотрел прямо перед собой. — Я не хотел этого. Я... — Гил снова застонал, как будто только что вырезал свое собственное сердце. — Я просто имею в виду... я не могу быть с тобой. Я не должен был... — Он оборвал себя.

Я прикусила губу, чтобы сдержать слезы, и проглотила их обратно. Ему не нужно было знать, как мне больно. Ему не нужна была власть над моими эмоциями.

— O? — Он помедлил, все еще не глядя на меня. Его голос стал бесцветным. — Где твоя квартира?

Выпрямившись, я отбросила катастрофу, которая только что произошла. Я была танцовщицей. Мы привыкли к агонии и движению вперед. В конце концов, шоу должно продолжаться.

— Мне не нужно, чтобы ты провожал меня домой. — Мой голос был спокойным. Я боролась, чтобы завоевать его. Я делала все возможное, чтобы оставаться дружелюбной и доброй, несмотря на все мои вопросы и душевную боль из нашего прошлого. Отдавала все свои силы, чтобы залечить боль внутри него... не в силах видеть его таким потерянным.

Я влюбилась в идею больше не быть одной.

Одиночество было моим единственным верным спутником. Я приняла его как своего соседа, напарника и любовника, поэтому жизнь не могла нанести мне слишком серьезный шрам, потому что одиночество было самым болезненным из проклятий. Ничто другое не могло сравниться — ни нищета, ни автомобильные аварии, ни даже смерть моей мечты.

Но Гил... он всегда был тем, кто обещал лекарство от моего одиночества.

Единственным.

Я почувствовала это, когда мы впервые заговорили в коридоре.

Я чувствовала это каждый раз, когда мы проникали друг в друга чуть глубже.

Гил отличался от других тем, что не просто латал одинокие дыры внутри меня, он заполнял их так, что они даже не существовали.

Дополнял меня, просто находясь рядом.

Мне не нужно было многого.

Я никогда ни о чем не просила.

И все же на той оживленной улице правда окончательно разрушила мою последнюю мечту.

Нас.

Я споткнулась, когда раскаленное лезвие пронзило мое сердце и разбило остатки надежды.

Гил удержал меня от падения, его взгляд остановился на моих слезах. Он резко остановился. Мы снова были островом в море пешеходов, но на этот раз... наш остров был расколот и изрезан непоправимыми землетрясениями.

Я вывернула запястье, делая все возможное, чтобы освободиться от него.

— Мне нужно побыть одной, Гил. — Я не отрывала взгляда от тротуара, позволяя упавшим слезам высохнуть на моих щеках. — Пожалуйста... отпусти меня.

Его хватка на моей руке пропала, он сжал пальцы в кулаки.

— Олин, я...

— Нет. — Я покачала головой, шагая вперед, обхватив себя руками. — Просто... оставь меня в покое.

Каждый шаг был бесконечно тяжелым. Все, чего мне хотелось, это вернуться домой, свернуться калачиком на диване и забыть о том, что я когда-либо находила Гилберта Кларка и его болезненную коробку с красками.

Мы не разговаривали, пока я шла по знакомым улицам, пересекала дороги и обходила здания.

Гил следовал за мной.

Он не оставил меня одну, как я просила... молча проводил меня до моей двери.

* * *

Гил не уходил, стоял, застыв и охраняя меня, пока я копалась в сумочке в поисках ключей. Его взгляд скользил по покрытым мраком стенам и паутине в углах. Лестничная клетка моего дома была не совсем пятизвездочной, но, по крайней мере, жильцы держались сами по себе, и в основном это было тихое место для жизни.

Немного депрессивное, но доступное.

Вставив ключ, я повернула замок, но не открыла дверь.

— Теперь ты можешь идти, — пробормотала я, не поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. — Здесь я в безопасности.

Он сдвинулся с места, его одежда зашуршала от резкого вздоха.

— Ты нигде не в безопасности.

Я пожала плечами.

— Может быть, и так, но я хочу побыть одна.

Его большая ладонь опустилась на мое плечо, обдав меня жаром и ослепительной потребностью.

— Олин... — Его пальцы сжались одновременно в ласке и разочаровании. — Ненавидь меня. Я заслуживаю этого. И предпочел бы, чтобы ты возненавидела меня, чем простила. Но... ты должна впустить меня внутрь.

Мысль о том, чтобы позволить Гилу вторгнуться в мое личное убежище, заставила мое тело дрожать.

— Пожалуйста, Гил... не сегодня.

Он обхватил меня, обжигая мою спину, и накрыл мою руку на ручке двери своей.

— Он знает, где ты живешь. Я не могу позволить тебе остаться здесь.

— Это мой дом. — Упорство снова охватило меня.

— И я его разрушил. — Его голос был бесконечно печальным. — Но это не меняет того факта, что я не могу позволить тебе быть здесь одной. — Надавив на мою руку, он взялся за ручку, чтобы отпереть дверь, а затем мягко подтолкнул меня за порог.

Я напряглась, когда Гил последовал за мной внутрь, затем закрыл за собой дверь и закрыл замок. Оказавшись в безопасности, он глубоко вдохнул, осматривая мой дом.

Странно, но последний раз он видел меня в доме моих родителей. Наблюдал за мной, пока я готовила на шикарной кухне. Он благодарил меня своими печальными глазами, когда отмокал в ванне после сильного избиения. Ходил на цыпочках по нашему двухэтажному дому, как будто ему здесь не рады, а на самом деле это было не так, потому что дом был не мой. Он принадлежал моим родителям, которые даже не знали о его существовании.

Однако эта квартира.

Она моя.

Я переехала в нее, когда мои мечты о танцах умерли, и мне пришлось уехать из Лондона. У меня не было никого, с кем можно было бы посидеть в каучсерфинге. Не было родителей, у которых можно попросить поддержки. Пока мое тело заживало от порезов и перенесенных операций, я нашла эту квартиру, подписала договор аренды, заплатила залог и сама обставила ее скудной мебелью. Это было трудно, но меня переполнял триумф от того, что я преуспела.

Я не ждала подачек; не просила легких путей. Просто приняла, что мой жизненный путь изменился навсегда. То немногое, что у меня было, я охраняла с ожесточением, зная, каково это — потерять самое важное.