Андреа Янг - Неджентльмен
Дейзи даже пожалела, что она не с ними.
Она оказалась в одной машине с Блэром и Мэрион и всю дорогу вполуха слушала болтовню последней. Как вдруг та заявила:
— Знаешь, Ник меня просто с ума сведет.
Дейзи вздрогнула и повернулась к ней.
— Ник? Что ты хочешь сказать?
— Предполагалось, что этот ужин за мой счет. И представь себе, я прошу подать счет, а мне говорят, что его уже оплатили. Я даже не заметила, как он это сделал. Я готова была его убить, честное слово. Говорю ему: «Ник, я тебе в матери гожусь, и ты должен слушаться старших». — Она печально улыбнулась. — Но он только усмехнулся и… знаешь, что он мне сказал? Он сказал: «Мэрион, проигрывать надо красиво». — Она вздохнула. — Что я могла поделать?
Дейзи согласно кивнула.
— Действительно, что тут поделаешь?
— Привык все делать по-своему.
— Это точно.
Вот и отель. Они высыпали из машин, огласив ночную тишину обычной какофонией, которая неизменно сопутствует церемонии расставания — «Прощайте», «Счастливо долететь», «Как приятно было проводить с вами время» и так далее.
— Спокойной ночи, Мэрион, спокойной ночи, Блэр, спокойной ночи, Иан, спокойной ночи, Джейн.
— Спокойной ночи, Ник.
— Спокойной ночи, Дейзи. Приятных сновидений.
— Тебе тоже.
Безмятежно улыбаясь, она миновала сад и поднялась к себе.
Только оставшись одна, Дейзи позволила себе сбросить маску.
Не в силах унять дрожь, она опустилась на кровать и уткнулась лицом в ладони.
Боже мой, что со мной происходит?
Он ничего не делал. Он почти не касался ее. Даже в щеку не поцеловал.
И все же ни разу в жизни…
Я хочу его. Я хочу его так сильно, что готова умереть.
ГЛАВА 14
Она закрыла глаза. Перед ее мысленным взором словно прокручивались кадры видеозаписи, а она никак не могла найти кнопку «стоп».
Он все знал, она была уверена в этом. Он чувствовал ее кожей, читал мысли, он разгадывал ее по едва заметному дрожанию пальцев. И как бы говорил: «Ты просила меня отступиться. Я так и сделал. Если ты передумала, это твои проблемы».
Ей не требовалось даже прижиматься к нему, чтобы желание взорвало ее, как наркотик взрывает сознание. Она изнемогала от желания. Однако ей пришлось отвергнуть его, чтобы наконец понять, что тело ее больше не принадлежит ей.
Он все видел, но ни единый мускул не дрогнул на его лице. Ей оставалось лишь гадать, как повел бы себя на его месте любой другой.
Словно вновь околдованная его близостью, она почувствовала почти непереносимое желание слиться с ним в единое целое.
Дейзи раздернула шторы и распахнула двери. Выйдя на балкон, она вдохнула полной грудью пряный ночной воздух тропиков, но он не мог остудить сжигавшего ее жара.
И вдруг ее осенило. Мысль, которая как будто ждала в полудреме своего часа, теперь наконец проснулась.
Только раз, убеждала она себя, словно вор-любитель, который надеется, что одна-единственная кража сделает его богатым на всю жизнь. Только один раз, и клянусь, я больше никогда этого не сделаю.
А что, если его там нет? Что, если он сразу лег спать?
Этого не может быть.
Он выждала еще полчаса, снедаемая желанием, сгорая от нетерпения. Приняла холодный душ, почистила зубы. Подушилась, снова надела белое платье, чуть-чуть взъерошила волосы — так было не очень заметно, что она тщательно готовилась.
Когда она вышла из комнаты и сбежала по лестнице в сад, сердце ее стучало, как копыта скаковой лошади. Нельзя, чтобы он сразу обо всем догадался. Нельзя прямиком идти к его балкону.
Дейзи пересекла сад по диагонали, направляясь к самой отдаленной части пляжа. Она шла быстро, чтобы он не подумал, что она нарочно хочет попасться ему на глаза. Если он там, то так или иначе заметит ее. Белое платье выглядит как горящая свеча в ночи.
На пляже было пустынно. Сняв сандалии, Дейзи пошла босиком по песку. Стояла звенящая тишина, не нарушаемая даже шорохом листьев. Древесные лягушки — и те вдруг разом смолкли. Там и сям в кущах деревьев горели фонарики.
Высоко в небе висела луна, отбрасывая на море серебристые блики. Она шла медленно, мерно помахивая сандалиями, ноги утопали в теплом песке. Миновала виллу, едва приметную за буйной растительностью. Вдоль пляжа тянулись заросли красного жасмина; она подобрала опавший цветок и, поднеся к лицу, вдохнула его пряный аромат.
Пройдя ярдов сто, она села, поджав ноги, и устремила взор вдаль, словно единственным ее желанием было раствориться в тропической ночи.
Она начала постепенно трезветь; к ней медленно возвращалась обычная рассудительность.
Боже мой, что я здесь делаю?
Сидишь на песке, дорогуша, и играешь в хитроумную игру под названием «Найди меня, и я буду твоя». И, похоже, тебе придется просидеть здесь всю ночь.
Ей вдруг стало стыдно собственной глупости; чувствуя, что краснеет, она обхватила лицо ладонями.
Что на меня нашло?
Это похоть, моя дорогая. Она не прибавляет людям ума. Возвращайся-ка к себе, пока тебя никто не увидел. Не выставляй себя на посмешище.
Она встала и торопливо зашагала к отелю.
Дура, тупица, чокнутая, тебя надо держать под замком…
— Дейзи, привет!
Она остановилась как вкопанная.
— Ник!
Сердце готово было выскочить у нее из груди. Их разделяли каких-нибудь шесть футов, но в темноте она не могла различить его лица.
— Что ты здесь делаешь?
Ищу тебя.
Внутри у нее все оборвалось. Кровь застучала в висках.
— Я видел, как ты пошла на пляж, — пояснил он.
Боже, помоги.
— Вот как? А я-то думала, что ты уже седьмой сон видишь.
— Наверное, недостаточно устал.
— Вот и я тоже, — стараясь казаться беззаботной, сказала она. — Просто хотела прошвырнуться по берегу. В конце концов, в это же время через неделю у меня уже не будет такой возможности. Просто жаль упускать ее, верно?
Ник скрестил руки на груди и прислонился к дереву.
— А я решил, что ты все-таки отважилась искупаться.
Она рассмеялась, и ночь ответила эхом серебристых колокольчиков.
— Ну уж нет.
— Подумал, придется тебя спасать от морских гадов, — насмешливо промолвил он.
— Что ж, я тебе весьма признательна за заботу, но это лишнее. Мне повстречался лишь маленький краб.
— Понятно.
Он стоял неподвижно и только жадно пожирал ее взглядом. Она понимала, что должна что-то сказать, должна дать понять, что не помышляла ни о каких глупостях и что пора возвращаться. Разумом понимала, но тело отказывалось повиноваться…
Она повернулась лицом к подернутому серебристой рябью морю.
