Татьяна Тронина - Свет в окошке
Бледное лицо, сомкнутые слипшиеся ресницы. Даша видела себя со стороны, словно паря где-то сверху…
Даша споткнулась, едва не упала. Картинка перед ее глазами исчезла.
Зато впереди, в конце тропинки, блеснул свет. Шоссе!
И два темных силуэта впереди – то сливаются в один, то расходятся.
Они – Герман и Руслан. Значит, Руслан еще жив…
Даша побежала быстрей. Она уже не чувствовала ни холода, ни сырости, ни боли в легких.
Ближе, ближе. Их голоса – слов не разобрать; громкое, сдавленное дыхание…
Еще ближе. Даша подняла пистолет.
– …ты меня достал, капитан…
– …сука…
– …все равно сдохнешь…
– …пусти!.. Пусти, я сказал! – Голос Вершинина был полон мрачной ненависти.
Перед Дашей на фоне огней были видны только силуэты – высокий (Герман) и на полголовы ниже (Руслан). Два черных смазанных силуэта – почему-то они напоминали древнюю наскальную живопись. Тень воина.
Воин был один – Руслан. А второй – зверь…
Даша нацелила пистолет в сторону Вершинина и нажала на спусковой крючок.
Ничего не произошло.
То ли патроны кончились, то ли она делала что-то неправильно…
В руке Вершинина – что-то длинное, острое. Нож. Он замахивается на Руслана. Зверь скалит зубы, поднимает когтистую лапу…
Даша, призвав все свои воспоминания о детективах и боевиках («передернуть затвор», «опустить предохранитель»… что там еще?), судорожно затеребила пистолет в руках. В нем что-то щелкнуло и как будто снова встало на место… Получилось?
Даша снова потянула на себя спусковой крючок – и в этот момент две тени слились, закрутились в вихре. Не разобрать, кто из них кто.
– Герман! – звонко крикнула она. – Герман, сдохни…
Она дожала крючок до конца, и раздался выстрел. Руку дернуло, и Даша невольно выронила пистолет.
Она стреляла в своего черного человека.
Только вот попала ли?
Упали оба…
Даша бросилась вперед. На обочине, при свете фонарей, лежали двое – Герман Вершинин и Руслан Кедров.
– Дашка… – заерзал один, пытаясь подняться. Руслан…
Второй – Герман – так и остался лежать неподвижно. Все лицо у него было залито кровью.
– Господи… Ты жив?
– Кажется… – Руслан с трудом сел. Даша плюхнулась рядом, обняла его.
– Тише, тише… ой, блин! – Он застонал.
– Что?
– Он меня ранил – там, в сараюшке, из моего же пистолета, и здесь… Бинт или тряпка нужны… перетянуть… рядом с артерией…
– Сейчас… сейчас что-нибудь придумаем!
– Ты нашла пистолет? Я у него его из рук выбил… ты молодец…
Даша склонилась над Вершининым. Пуля попала ему точно в середину лба. В руке он продолжал сжимать нож.
– Вот уж не ожидала от себя такой меткости… – дрожащим голосом прошептала Даша. Попыталась прямо на себе оторвать подол у рубашки. Но мокрая одежда не слушалась.
– Черт… – в бессильном отчаянии заплакала она.
– Погоди… Едут! – заваливаясь на бок, крикнул Руслан. – Я ребят своих вызвал… Быстро они…
Впереди замигали милицейские огни.
– Сюда! – побежала навстречу машинам Даша. – Сюда…
Из машин выскочили люди.
– Нужен доктор… «Скорую»! Здесь раненый, и там, у озера… моя сестра… тоже…
Голоса вокруг, кто-то держал ее, о чем-то спрашивал. Но Даша вдруг словно потерялась во времени и пространстве.
– У озера, у старой лодочной пристани – моя сестра. Она тоже ранена… – повторила Даша, не слыша собственного голоса, и отключилась.
* * *На следующий после похорон день пошел снег.
Первый снег.
Он засыпал весь сад, все то оранжево-золотое буйство и великолепие, что роскошным нарядом лежало на земле.
Наряд сняли, надели саван.
Даша стояла у окна, прижимая ледяные руки к груди. После той страшной ночи она почему-то не заболела, хотя купание в ледяной воде грозило воспалением легких… Но – нет. Видимо, Даша пережила такой шок, который избавил ее от простуды.
Только ощущение холода осталось. И не проходило.
К ногам Даши тесно прижимался Игорек. Раньше дети не особенно жаловали Дашу, но теперь почувствовали, что она им – родная.
– Мама где? – в который раз спросил он, точно маленький, – а ведь десятый год уже человеку…
– Мама на небе, – ответила Даша, едва шевельнув ледяными губами.
– Зачем она ушла?
– Не знаю.
– Ей там хорошо?
– Да.
– Ты нас не бросишь?
– Нет.
– Дарья Михайловна, вы опять! – в комнату вошла Раиса Викторовна Чалая – мать Бориса. Дама неожиданно моложавая и стройная. Даша о ней ничего не знала. Раиса Викторовна появилась в первый раз на похоронах невестки, и Даша сразу поняла, почему. Раиса Викторовна была чем-то схожа с Натальей. Такая же энергичная и принципиальная. Разумеется, две такие женщины не смогли найти общий язык… – Игорек, иди к себе.
Игорек послушно вышел.
Все трое детей были необыкновенно послушны сейчас. Словно стремились заслужить прощение того, кто столь жестоко наказал их…
– А в чем я не права?
– Дети будут жить со мной. Я – бабушка.
Даша и мать Бориса тоже уже успели схлестнуться. Из-за детей. У Раисы Викторовны было больше прав – по закону.
– Я могу хотя бы их навещать?
– Разумеется. Но не говорите никогда этих слов…
– Что я их никогда не брошу? – спросила Даша.
– Да. Дети будут жить со мной, и это больше не обсуждается.
– Дети будут жить с вами, да, – кивнула Даша. – Но я, даже на расстоянии – всегда с ними. Я им не чужая. Они должны знать, что могут в любой момент обратиться ко мне, прийти… Чем больше людей, которые любят их, тем лучше. Вот в каком смысле я их никогда не брошу. Не надо отгораживать их от мира!
– Возможно, вы и правы… – пожала плечами Раиса Викторовна. – Но теперь я – хозяйка в этом доме.
– Да, – покорно кивнула Даша. Она уже поняла, что надо молчать и терпеть. Главное – не сделать хуже племянникам. Это теперь главное… А на свои обиды и принципы можно наплевать!
– Слава богу, с вами можно договориться… – чуть смягчилась Раиса Викторовна. – Какие же вы все-таки разные с сестрой! Да, и спасибо за то… ну, вы понимаете.
Даша понимала.
Наталья умерла у Бориса на руках – там, в лодочном сарае. После чего он впал в какое-то исступление. Рыдал, пил, мало что соображал, своим поведением пугая детей…
– Ради Наташи… ради ее памяти – держи себя в руках! – уговаривала Даша его.
Но все было бесполезно. Борис во всем стал обвинять себя. Это он допустил. Его вина. Что именно он не так сделал – долгий, долгий список. По пунктам, каждый из которых мог исключить Натальину гибель.
