Татьяна Тронина - Свет в окошке
Она вдруг опомнилась, замолчала.
Герман дернулся, остановился, повернул ее к себе:
– Ты нашла фотоаппарат?
Даша, зажмурившись, молчала. Ну вот, все-таки проболталась. Герман снова сжал ей шею.
– Я стерла все снимки… – пискнула Даша. – Я… я скажу, что ничего не знаю, что ничего не видела, и вообще…
– Ты лжешь. Ты… – Герман застонал. – Ты – как она. Она тоже твердила мне, что ни в чем не виновата, что ее соблазнили, что она не собиралась мне изменять – что просто так вышло…
Даша поняла, что Герман сейчас говорит о своей жене. О том, как она молила о пощаде перед смертью. Ложь во спасение. Что в этом странного? Но Герман думал иначе.
– Женщины… все вы скользкие, гадкие создания… Зачем Кедров звонил тебе сейчас? Именно сейчас… глубокой ночью… сюда… тебе… – он свободной рукой потер лоб. – Именно сейчас!
Даша открыла глаза. «Ему нужна правда? Что ж, если ложь не помогает, скажу правду!» Она прошептала едва слышно:
– Он едет сюда. Беги…
– Беги… – эхом отозвался Герман. – Значит, он все знает? О том, что ты можешь свидетельствовать против меня?
– Да, – ответила Даша. – Он знает все. Я сама ему рассказала. Беги.
– Беги?! – Голос его на миг пресекся. – Да, я убегу… Но сначала… – он опять потащил ее за собой.
– Чего тебе надо? – закричала Даша. – Тебя бесит ложь, правда тебя тоже раздражает… Чего тебе надо?! Чего тебе на самом деле надо?..
Герман молча тащил ее за собой вдоль озера. Потом произнес с ожесточенной тоской – не для Даши, скорей – для себя:
– Я хотел любви. Немножечко счастья… И что я получил? Даша! – Он почти рычал. – Ты что, не поняла – я был готов для тебя на все! Я словно родился заново! А ты…
– А я не люблю тебя! – вдруг заорала она, теряя остатки здравого смысла. – И что теперь?
– Но ты…
– Что – я?!
– Ты дала мне понять, что любишь меня!
– Я?.. Я ни слова любви тебе не сказала! Я тебя не очаровывала специально! Я просто говорила с тобой – как с человеком! Почему вы, мужики, думаете, что если женщина с вами разговаривает, улыбается вам, то она – любит?.. И вы имеете на нее все права?.. Что ты со мной делал – ты помнишь? Сколько раз ты хотел меня убить? Сумку украл – напугал до смерти, по голове кирпичом, что там еще ты делал… – бессвязно орала Даша. – А я с тобой – как с человеком, после всего этого…
– Ты меня целовала! Ты меня целовала! – исступленно заорал и Герман, тряся Дашу, словно куклу. – Зачем ты меня тогда целовала?!
– Это ты! Ты, а не я, полез ко мне с поцелуями… А я хотела одного – жить! Если б я стала брыкаться, что бы ты со мной сделал, а?.. Я хотела только одного – спастись!
– Ты знала… Ты с самого начала все знала. Ты вела игру… Ведьма!
Они уже стояли на деревянных мостках старой лодочной станции. У самого их края – зависшего над водой. Обоих – и Германа, и Дашу – буквально трясло от исступления. Они, как два врага, уже не могли остановиться, и даже у Даши отказал инстинкт самосохранения.
– Вы, мужчины… – с ненавистью произнесла она. – Скольких вы целуете, скольких бросаете… Чего от нас-то требуете? Полной и беспрекословной преданности?.. Свиньи!
– Ты… Ты – чудовище! – с яростью прошептал Герман, глядя Даше прямо в лицо черными, словно ночь, глазами – только белки ярко блеснули в лунном свете. – Я ведь не о том… Вы же вообще не способны любить… Никого и никогда!
– Неправда…
– Что? Ты – кого-то любишь? – засмеялся он коротко.
– Да.
– И кого, интересно?.. Кого? Ты, маленькая лживая дрянь… Я тебя убью сейчас, ты знаешь? – Его голос вдруг стал спокоен. – Ты хоть перед смертью можешь сказать правду, а?
– Могу, – тоже неожиданно спокойно ответила Даша. Она отчетливо поняла – Герман действительно сейчас убьет ее. И не будет никакого чудесного спасения – такое только в кино показывают… Тогда она заглянула в свое сердце и увидела то, что было в нем давно. Увидела ответ.
– Кто он? – прошипел Герман. – Кто?!
– Руслан Кедров, – сказала Даша, удивленно улыбаясь. – Это – Руслан…
Герман застонал. Возможно, он уловил в ее голосе ту нежность, то искреннее удивление, ту радость – которые ощутила в этот момент Даша, несмотря на то, что была на краю жизни. И Герман поверил ей…
Свободной рукой он вытащил из кармана нож.
Нож.
«Кровь была даже на потолке…» – вдруг вспомнила она слова Руслана.
Даша отшатнулась – старые перила затрещали, и… Даша не успела даже понять, что происходит, как очутилась в ледяной воде.
Она захлебнулась, но сумела откашляться, потянулась вверх, отталкивая от себя обломки сломанных при падении перил, машинально, кончиками пальцев, потянулась к мосткам. Холод – как огонь – обжигал…
– Куда? – услышала она над собой ожесточенное. И потом: – Ну если так, то, может быть, и лучше…
Сильные руки надавили ей на голову. Окунули. Она нырнула, но так и не достала ногами дна. Мостки уходили метра на три вперед над водой – в общем, недалеко, но берег оказался неожиданно обрывистым. Коварные подмосковные озера и речушки – то их пешком можно перейти, то дна не достать…
Даша попыталась вынырнуть снова, и опять ей надавили на затылок. Вершинин решил ее утопить – и неизвестно, что было хуже – нож или вода в легких… Одежда мешала – куртка, свитер, джинсы – мгновенно окаменевшие, ставшие несгибаемо-жесткими в ледяной воде; кроссовки еще… Она рванулась, надеясь отплыть в сторону и там вынырнуть, но Герман предусмотрительно схватил ее за волосы и держал так – не давая возможности всплыть. Она задергала ногами, пытаясь вырваться, принялась царапать ногтями его руку…
Бесполезно.
Воздуха в легких уже не хватало.
Даша открыла глаза и увидела вокруг себя мутный зеленовато-черный туман. Лишь где-то там, высоко, чуть в стороне, переливалось что-то серебристое, светлое… «Месяц», – машинально догадалась она.
Потом серебристый свет стал таять, растворяться в толще воды.
Темно.
Даша терпела до последнего – до тех пор, пока силы не кончились. И она – вдохнула…
«Это – смерть», – мелькнула в голове последняя мысль.
* * *После того как окончился первый тайм, Борис поднялся наверх, открыл дверь в бывшие Дашкины апартаменты.
– Натаха… Спишь? – В комнате было темно, осенний ветер трепал занавеску у открытого окна. – Натах, простудишься же! – с раздражением произнес он и нажал на выключатель.
Вспыхнул свет – в комнате было пусто, окно – нараспашку. На всякий случай Борис заглянул в ванную. Никого.
Он бросился к окну. Водосток, перила, навесы, еще какие-то уступы… Его дом – дом, который проектировала его жена, архитектор Наталья. Дом, который она знала наизусть. Ее творение. Ее детище. Ее дом.
