Квест на троих (СИ) - Смирнова Ольга Викторовна

— Инсульт? — с ужасом переспросила Кристина, и её глаза тут же наполнились слезами.

— Нет... не совсем, — ответила лечащий врач. — Такое нарушение кровообращения ещё называют микроинсультом. Надо сказать, вашей маме повезло. Всё могло закончится плачевно. И плакать не надо. Подлечим и через недельки две-три отправим в отличную частную клинику на реабилитацию. Никаких последствий не останется. Гарантирую.

— Но у нас нет денег на частные клиники. Это, наверное, дорого?

— Мне сказали, что там уже открыт счёт, и деньги перечислены.

— А что за клиника?

— По главному направлению косметологическая. Но в ней есть отделение по реабилитации после травм и инсультов. Клиника Вадима Грача.

— Грача? — брови Кристины взметнулись вверх.

— Вы знаете эту клинику?

— Знаю Грача.

Когда Евгения немного оправилась, она рассказала дочери о своём прошлом. Рассказывала медленно: о молодости, о командировке в Чернобыль, о своей любви и её последствиях. И об игре трёх мужчин. Но умолчала о ночах втроём и «жёстком сексе»: постеснялась. Сказала, что нашла то письмо, которое считала выброшенным. Кристина слушала молча, не перебивая. Она явно была шокирована историей жизни матери.

— Мам, а ты сейчас любишь кого-то из них? Глеба или Жеку?

Евгения перевела взгляд куда-то за спину Кристины, сидящей на краю кровати, и задумалась.

— Если бы ты задала этот вопрос, когда гостила в Гнезде, то я ответила бы, что обоих.

— Разве так бывает?

— Бывает, дочка. Одна любовь из далёкого прошлого, другая — из настоящего... и обе были живы.

— А как ответишь сейчас?

— А сейчас в душе только боль. И такая, что даже для ненависти места не осталось. Да и я ошибку совершила. Непростительную. Меня есть за что презирать. Думала, перед Богом отвечу, а ответила перед людьми.

— Получается, я должна радоваться твоему решению сделать аборт.

Евгения перевела на неё удивлённый взгляд.

— Как ты можешь так говорить? Они могли бы жить. Дышать этим воздухом, ходить по земле. Могли бы родить своих детишек. И не забывай, они были бы моими детьми...

— Мам, неужели не понятно, о чём я говорю? Ты бы вышла замуж за Зотова и жила счастливо. Не было бы ни меня, ни Паши, ни Генки, ни Никиты. У меня аж мурашки по коже пробежались, как только об этом подумала.

— Вот ты о чём... Возможно, ты и права, Кристи. Такой вот... лабиринт мироздания. Я ведь тогда поклялась, что сколько небеса пошлют детей, стольких рожу и воспитаю.

— А ты хотела бы восстановить с ними отношения? С Глебом и с Жекой...

— Слишком дорого они мне обходятся.

— И никогда-никогда не простишь?

— Ты к чему гнёшь?

Кристина лукаво улыбнулась.

— Вспомни хотя бы одного человека из своих знакомых, кого ты не простила...

— Но я не была игрушкой в их руках.

— Мам, я прочитала письмо Вадима. То, что произошло с Жекой, ужасно.

— Кристи! Тебе что сказали? Обсуждать со мной только хорошие новости.

— Что я и делаю. Хочу видеть не грустные глаза напротив, а прежние. Добрые и светлые. Давай этих двух дурачков простим, забудем всё и заживём по-прежнему. А?

Евгения промолчала и отвела взгляд. Кристина вздохнула.

— Ладно, мам, проехали... Я пойду прогуляю свои ножки. И творожку куплю тебе. Настоящего.

— Иди, а я посплю немного. Устала.

Укрыв мать одеялом, Кристина вышла в коридор и, подойдя к окну, достала из кармана телефон. Нашла номер Грача.

— Кристина? Добрый день. Что случилось?

— Добрый день, Вадим. Мне надо поговорить с тобой... о маме.

— Я в Москве. Пришлю за тобой машину.

— Подожди...

— Слушаю.

— Ты знаешь, где можно купить для неё хорошего творога? Именно хорошего. Дома я у фермеров покупаю. А здесь... — она пожала плечами.

— Договорились, купим.

Они долго молчали после рассказа Кристины о прошлом Евгении. Грач мерил шагами кабинет, а Кристина, сгорбившись, сидела у стола.

— Вадим, я хочу оправдать маму в глазах Глеба и Евгения. Даже если это и не полная реабилитация, но пусть будет. Как я поняла, её больше обвинили во лжи, чем в прерывании беременности. Или всё было не так?

— Так. Но пойми, мы не имеем права подобное делать без её согласия. А беспокоить Евгению нельзя. Давай сделаем так. Пусть пройдет курс реабилитации у меня в клинике. Затем приведём её в порядок. Сделаем снова красивой и здоровой. И тогда с ней поговорим.

— Они знают, что мама здесь лежит?

— Знают.

— И ни разу не пришли?

— Насколько я в курсе, они общаются напрямую с лечащим врачом. Глеб не приезжал. А Зотов пару раз был. Сказали, что постоял у дверей и посмотрел на неё в щёлку. Встречаться им нельзя, Кристина. Сейчас ей вреден любой всплеск эмоций. И положительных, и отрицательных. Они в любом случае зашкалят.

— Судя по всему, мама не хочет встречи с ними. Но ей будет легче, если они узнают правду. Я же вижу, насколько ей тяжело...

Грач кивнул, но промолчал.

— Что с твоей работой, Кристина? — спросил он через минуту.

— Ещё полторы недели отпуска осталось.

— Евгению переведут к нам через неделю. Навещать маму можно будет и в реабилитационном центре, и в косметологии.

— Спасибо, Вадим.

Прошло два месяца. Одного хватило на реабилитацию. Сначала Евгения категорически отказывалась ехать в клинику Грача, но тот немедленно подключил к уговорам лечащего врача и заведующего неврологическим отделением. Уговорили. Но на контакт с Вадимом пошла не сразу. Обида засела в ней прочно. Но Грач не будет Грачом, если не найдёт подход к своему пациенту. И Евгения оттаяла. Но панибратских отношений уже не допускала.

В отделении косметологии она вновь «прошла все круги ада», которые в этот раз адом не показались: любые нагрузки или процедуры назначались с учётом перенесённого заболевания.

Сегодня её допустят к зеркалу. Но оно Евгению волновало мало. Она думала о возвращении домой. Боялась одиночества. Личного одиночества, когда даже рядом с родными это чувство разрывает сердце на части. Может, Никитка подлечит её душевные раны? Павел с Верой решили летом подбросить ей внука. Его ясли-сад скоро закроют почти на два месяца. Работников распустят по отпускам, а в помещениях начнут делать ремонт.

А ещё дети решали вопрос об отдыхе у моря. Согласовывали отпуска. Одну её — без присмотра — отпускать не хотели. Да и дом Давида ей тоже будет напоминать о тех событиях.

Евгения стояла у окна, когда раздался стук в дверь и вошёл Вадим.

— Готова?

— Кажется, да...

— Пойдём. Не волнуйся. Микроинсульт ни на чем не сказался. А повторные косметические процедуры улучшили твой внешний вид.

Он привёл её в зеркальную комнату и зашёл первым. Чуть задержавшись на пороге, Евгения сделала шаг вперёд. И улыбнулась. Поняла, зачем Грач порекомендовал надеть именно этот костюм. Если посмотреть на себя издали или сзади, то можно увидеть ту самую Женьку, которая рассекала в Чернобыле. Молодую и стройную.

Евгения подошла к зеркалу ближе и посмотрела на своё лицо.

— Вадим, сколько лет ты дашь женщине, которую видишь в этом зеркале?

— Максимум сорок пять. Но я специалист, вижу больше. А остальные скажут: сорок два-сорок три. Но теперь этот возрастной уровень надо поддерживать. Ты знаешь правила: диета, физкультура, домашние косметические процедуры, с осторожностью — тренажёры, соблюдение ряда известных тебе исключений. И периодические встречи со мной.

— Грач, ты же знаешь, что средств на это у меня не будет.

— У тебя есть три должника.

— Кто у меня есть?

— Я, Глеб и Евгений. Мы все виноваты. Особенно я. Знал, что ты нездорова, и отправил то письмо...

— Не вали всё на себя. Оно лишь сработало детонатором. Всё уже было готово к взрыву. Чиркни спичкой, и я на больничной койке. Но ты должен знать, что больше мне от вас троих ничего не надо.