Отмель - Крейг Холли

Никакая это не акула. Это дельфин. Пыхтит и клокочет, пуская пузыри дыхалом, и Кики поворачивается посмотреть. Я окунаю лицо в воду и смеюсь. Подняв голову, радостно кричу:

– Это дельфин!

Сити смеется, переводя дыхание, закашливается и подносит руку к горлу. Дети, едва оправившись от ужаса, громко хохочут. Им вторит Джек. А ведь я в самом деле подумала, что это акула. Решила, что нам придет конец прямо перед финишной чертой. Но при виде добродушного обитателя морских глубин на душе сразу стало легче. Я расслабляюсь, опускаю ноги и целую детей.

– Это хороший знак. Дельфины всегда приносят удачу.

Кики и Купер, улыбаясь, оживленно обсуждают, можно ли на нем покататься. Мы весело смеемся и мгновенно забываем о только что пережитом кошмаре, забываем, где мы.

– Все у нас будет хорошо, – заверяет Джек, протягивая мне руку. Я подплываю, беру ее в свою и подношу к губам. Кожа у него сухая, теплая. Кики наконец успокаивается и позволяет мне побыть с любимым. И тут я понимаю:

– Все уже хорошо.

Теперь, когда до острова осталось всего ничего, когда дельфин решил составить нам компанию, а ветер приносит чудесные ароматы жареных морепродуктов и ванильных свечей, я улыбаюсь и вспоминаю Ариэллу.

Мы справились. Я сделала это. Сделала ради нее.

Сейчас

23:00

Как странно вновь ощутить под ногами песок. Есть в этом что-то не только сюрреалистичное, но и волнующее. Я затаскиваю матрас с Джеком на пологий пляж, а Кики и Купер вылезают из воды и валятся на песок. Волны лижут им ноги. Марьям помогает Сити вытащить второй матрас на берег. Подруги обнимаются и плачут. Убедившись, что Джеку ничего не угрожает, я тоже не сдерживаю слез. Ковыляю на негнущихся ногах к полосе сухого песка, бессильно падаю на колени, зачерпываю его ладонями и сжимаю в кулаках.

А потом я заваливаюсь на бок и рыдаю. Мне вторят Кики и Купер – плачут, закрыв лица руками. Не сразу удается открыть глаза и подозвать к себе детей. Я так измотана, что трудно даже дышать, не то что говорить. Кики тоже еле шевелится, но все равно подползает ко мне вместе с братом, превозмогая усталость. Дети падают рядом, разметав волосы по песку.

Я вновь и вновь целую их головы, много-много раз, уставившись на звезды и россыпь гирлянд, развешанных над берегом. Лучшее чувство на свете – снова ощутить спиной твердую поверхность земли. К соленой воде примешиваются слезы.

Наконец я заставляю себя приподняться и ползу к Джеку. По щекам у него тоже катятся слезы. Я крепко обнимаю любимого и плачу, уткнувшись в его лицо, а он говорит, что гордится мной.

– Ну ты даешь, – улыбается он. – Такая сильная.

Ребенок в животе больно толкается. И тут у нас за спиной раздается голос:

– О боже! Что с вами?

Это говорит женщина, которая вместе с супругом останавливается рядом с нами.

А я даже не могу ответить. Сижу и плачу, смотрю на них и не верю своим глазам. Обессиленные Кики и Купер лежат, свернувшись калачиками на песке. Марьям и Сити обнимаются, в ногах у них устроился малыш Акмаль.

Нас нашла элегантно одетая семейная пара. Она на каблуках, волосы уложены феном, на ногтях блестит серебристый лак. Ее супруг в смокинге. Похоже, у них только что был романтический ужин.

– Помогите, – наконец выдавливаю я. – Умоляю.

Мужчина бросается за помощью, а его жена, симпатичная блондинка, пахнущая дорогими духами, кивает и, разувшись, ступает босыми ногами на песок. Затем протягивает мне руки, и я беру их в свои.

Теплый ветерок приносит терпкий аромат франжипани [17], прекрасно сочетающийся с ее парфюмом. Сквозь пальмы чуть слышно мурлычет тропическая мелодия. Веселый смех туристов успокаивает нервы. Все точно так, как я себе представляла. Курортный островок, спокойный и безопасный.

Сейчас

08:05

Дни, часы, времена года – все смешалось в одну бесполезную абстрактную единицу времени. Прошлое исчезло, осталось лишь настоящее. Жар шершавой ткани под поясницей, запах антисептика для рук, непрерывные гудки автомобилей, потрескавшиеся губы, покрытые каким-то скользким веществом, кофе в пластиковых стаканчиках, режущая боль в запястье, ощущение тяжести в животе.

Два незнакомых женских голоса что-то бормочут. Один из них говорит: «Она проснулась». Кому он принадлежит? Ариэлле? Кики? Марьям?

Дыхание с запахом перечной мяты зависает у меня над носом, и нежные губы целуют меня в лоб. Матрас скрипит и распрямляется. Груди покалывает.

– Эмма, – зовет первый голос.

– Мамочка, – подхватывает второй.

– Дорогая, – щекочет брови третий.

Я приоткрываю глаза и тотчас снова их закрываю, ослепленная яркой вспышкой света. Но даже из-под прикрытых век успеваю увидеть всех, кто собрался в моей палате: Кики, Купера, Джека и стоящих в ногах постели мужчину и женщину, которых не узнаю. Я так измотана, что могла бы проспать целую вечность. Я в больнице, укрыта накрахмаленными простынями, которые источают запах антисептического стирального порошка. Проведя пальцем по животу, ощущаю плотную массу внутри. Он не родился. Еще не родился.

Открываю глаза, и зрение фокусируется, а взгляд скользит по лицам. Кики, Купер, Джек, два незнакомца.

– Ребенок?

Джек здесь. Весь в синяках, измученный, но все-таки рядом со мной. Улыбаясь, берет меня за руку, из которой торчит игла. Кожа у него серая, землистая, а лицо искажает гримаса боли.

Малыш не пострадал, – успокаивает Джек. – Слышишь, как бьется сердечко? Точь-в-точь как у его мамы.

Свистящий звук обретает очертания. Я опускаю взгляд. Низ живота обтянут бандажом, который контролирует состояние матки. Значит, ребенок жив. Я не могу сдержать слез облегчения. Уверена, это девочка, и она жива. Моя малышка. Мы все живы. Как же нам удалось выдержать такое испытание, такую длинную и опасную переправу и оказаться здесь, в окружении врачей, лекарств, заботы? И все-таки мы справились. Джек вытирает мне глаза, а сам тоже плачет. Я пытаюсь сесть в постели, несмотря на боль. Подходят Кики и Купер, непохожие на самих себя, в странной одежде. Лица бледные, глаза пустые. Я глажу сына по щеке и прижимаю к себе дочь. Пахнет от них тоже по-другому: простым мылом, которым им, видимо, помыли голову. Оба исхудали, но улыбаются. Мы все в больничных пижамах.

– Мы видели нашего нового малыша на компьютере. – Купер застенчиво сует пальцы в рот. Мне не терпится увидеть результаты УЗИ, но в эту минуту два других моих ребенка нуждаются во мне как никогда.

Наконец я заставляю себя заговорить, и голос скрипит, словно горло поцарапали песком.

– А как дела у других моих малышей?

– Все хорошо, – кивает Кики. – Выспались. А когда проснулись, доктор нас накормил.

– И на завтрак было мороженое! – Купер радостно подпрыгивает, и я беру его за руку.

– Ух ты! Серьезно? Вот повезло!

Подумать только. Еще совсем недавно мы были в океане, на волосок от смерти. Я снова целую детей. Как легко было бы потерять одного из них или моего будущего ребенка.

Движения явно даются Джеку с трудом. Он садится рядом со мной.

– Ты чуть не погибла, – говорит он. – Потеряла много крови.

Я помню лишь полет на вертолете, вернувшем нас на материк. Помню кровотечение. Кики и Купера, спящих на коленях у офицера полиции. Тьму. Шершавый плед, наброшенный мне на плечи. Помню, как нас посадили в инвалидные коляски и развезли по палатам: Кики с Купом в одну сторону, Джека в другую. Помню, как, теряя сознание, не хотела, чтобы нас разлучали.

– А ты?

– Сначала врачи проверили, нет ли у меня внутреннего кровотечения. К тому времени, как я вернулся, тебя уже накачали снотворным.

У меня остались лишь обрывки смутных воспоминаний, но это уже неважно. Главное, мы в безопасности. Мы вместе. Но что с Марьям и Сити?

Я моргаю, глядя на сотрудников полиции. Мужчина в униформе, женщина в штатском. Кажется, она была с нами в вертолете.