Обречён любить тебя (СИ) - Мелевич Яна

«Кибертеррорист, убийца и преступник» — такими прозвищами награждали Антона сограждане в каждом мало-мальски значимом блоге о жизни знаменитостей. Потому каждый шаг давался с трудом, пришлось даже схватиться за плечо старшего брата, который быстро поддержал его.

— Тони? — негромко позвал Елисей, и Настя резко обернулась, пока ступени одна за другой медленно подводили их к краю. — Давай уйдем отсюда. Нам не обязательно видеться ни с Донским, ни с этими пиявками. Мама ждет на парковке. Вызовем охрану и уедем.

Тасмановой такой подход к решению проблемы не понравился, однако спорить она не решилась. Перекошенное лицо Татошка оказалось слишком красноречивым, чтобы спорить о бессмысленном.

— У него все равно запрет на посещение. Мама достаточно жестко пояснила через Андрея и тетю Кристину, что будет, если его нарушат, — фыркнула Настя, с ненавистью покосившись на Марата. Тот с упоением внимал восхищенным вздохам и словам о собственном милосердии к униженным врагам.

Удавка на шее затянулась, стало совсем нечем дышать. Из огромного помещения враз выкачали весь кислород за жалкие миллисекунды, не оставив шанса на спасения от вездесущих глаз и ушей. Сознание помутнело, заплясали цветные круги и белые точки — они стали предвестниками позорного падения перед стаей жадных, голодных падальщиков, которые кружили над головами семьи Антона.

Елисей сжал его локоть, Настя прижалась к боку и принялась шептать что-то успокаивающее. Внезапно точно вспышка накрыло воспоминание, казалось бы, совсем недавнее. Еще вчера Татошка красил стены школы в Танзании, а теперь стоял и смотрел куда-то дальше, поверх плеча Донского. Туда, где толпились журналисты, распихивая друг друга локтями.

Он помнил, какого цвета ее глаза, пусть они прикрыты козырьком кепки. Небесно-голубые, как небо в погожий денек. Сквозь защитный кокон Антон слышал звонкий смех — как прохладный ручей, бьющий ключом из недр самой земли.

Милана стояла там, среди десятков людей, и смотрела прямо на него.

«До нашей встречи я даже не знала, что значит "семья". Можно ли назвать меня счастливой?»

Какой же Татошка кретин, она же столько раз ему намекала на очевидное. Он по-настоящему счастливый человек, ведь у него всегда была семья. Настоящая, крепкая и по-своему заботливая, пусть понял Канарейкин это только сейчас.

— Давай, братан, пошли. Обойдется без очередного грязного пиарчика за счет нас, — с презрением бросил Елисей, но вдруг с удивлением понял, что брат за него цепляется. Наоборот, Антон резко выпрямился, аккуратно отцепил пальцы сестры от рукава своей плотной толстовки и поймал ее недоуменный взгляд карих глаз.

— Тони?

— Пошли, встретим гостя как полагается, — твердо заявил он.

«Антон Павлович, что вы скажете по состоянию вашего отца? Есть ли утешительные прогнозы?»

«Антон, Павлович, как вы прокомментируете свое возвращение?»

«В Москве вас встретили дружелюбно? Есть ли основания полагать, что ваши действия в Африке приведут к международному конфликту?»

«Многие считают вас виновным. Не хотите это прокомментировать?»

Сразу же посыпался град бесконечных вопросов на грани дозволенного. Одни интересовались состоянием здоровья Павла, другие форсировали тему кибератаки и тюремного заключения Канарейкина.

Губы Донского расплылись в торжествующей улыбке, мэр города почти сразу сделал шаг навстречу Антону, который шел впереди, игнорируя любые попытки вывести его на разговор. Смутила Марата излишняя самоуверенность каре-зеленых глазах младшего Канарейкина, уверенная походка и неожиданные слова.

— Марат, какая встреча. Да еще с цветами, — воодушевленно начал Татошка раньше, чем соперник Павла открыл рот. Несколько прыгающих рядом журналистов притихли в ожидании сенсационных заявлений или очередного скандала.

Настя с Елисеем застыли за спиной брата вместе с репортерами вокруг. Подобное панибратское отношение к представителю власти выходило за грань понимания большинства присутствующих. Собственно, у Марата оно тоже никак не вязалось с образом вечно незаметного сына Павла. Он даже предположил, что у парня в Африке разум помутился после всех злоключений. О чем не преминул сообщить.

— Я так сочувствую вашему горю, — протянул Донской после короткого приветствия, почти натурально изображая скорбь и понимание. Он наклонил голову для пущего эффекта, затем попытался похлопать Татошку по плечу. — Сначала террористы, потом тюрьма, теперь отец. Нетрудно догадаться, как вам тяжело.

— А вы прямо сама добродетель, — язвительно отозвался Елисей. — Выделили время, явились сюда.

— Естественно, — Марат с улыбкой обвел рукой притихших журналистов. — Я люблю честную гонку и не раз отмечал тот факт, что Павел мне дорог как соперник. Надеюсь, с ним все будет хорошо. И у вас тоже, Антон, — он посмотрел в горящие глаза Канарейкина и вздохнул.

— Очень трудно восстановить психику после подобных переживаний. Но вы не волнуйтесь, для любимых граждан у нас всегда есть горячая линия для решения трудных вопросов.

— Вот уж чего точно не дождетесь! — окрысилась Настя и дернулась к Донскому, но ее удержал Елисей, ловко перехватив сестру за талию.

Вопреки мнению многих, Антон не стал кричать или бить Марата за столь откровенный намек на нестабильное психическое состояние. Он даже в чем-то с ним соглашался, только озвучивать такое вслух точно не собирался. Особенно перед врагом отца.

— Благодарю за беспокойство, но со мной все в порядке, — кивнул Татошка и придирчиво осмотрел пионы, показывая на них пальцем. — Это папе? А ему нельзя, аллергия, — Канарейкин уверенным жестом вырвал из рук ошарашенного Донского букет и бросил в сторону робота-мусорщика, наслаждаясь произведенным эффектом.

Очередная волна перешептываний переросла в отчаянные крики: до хрипоты в голосах журналисты выдавали вопросы как из пулемета — один за другим. Несколько дронов засняли полет пышного букета до мраморного пола клиники и удивленные лица наемного персонала, а потом принялись записывать в прямом эфире развернувшееся противостояние. Впрочем, их ждало разочарование, поскольку Донской не собирался устраивать показательных боев. Лишь протянул руку, ощутив почти сразу стальную хватку.

— Очень жаль, — пропел он, не отрывая взора от лица Канарейкина, про себя отмечая пугающую схожесть того с отцом. — В таком случае передайте Павлу Александровичу мои наилучшие пожелания, — выдавил с пыхтением, когда пальцы Антона сжались крепче.

— Обязательно, — промурлыкал Татошка. — Поздравляю с назначением. Надеюсь, ваше управление станет таким же, как у ваших предшественников.

Ненависть вспыхнула в глазах Донского при намеке на двух прошлых мэров, что отбывали наказание в тюрьме. Быстро поняли очевидное и журналисты, буквально разбирая каждый момент встречи на цитаты. Завтра заголовки должны были пестреть очередной новостью о том, что сын Павла Канарейкина оскорбил Марата Донского. А то и вовсе угрожал заключением под стражу.

— Я тебя, сопляк, раздавлю как твоего папашу. Понял? — тихо прошипел на ухо Антону Марат, стоило им сблизиться в момент рукопожатия. — Теперь у вас нет власти, и никто не защитит тебя.

Горячее дыхание опалило кожу, оставив после себя неприятное жжение. Татошка еще раз посмотрел в толпу, но Миланы там уже не было. Вдруг ему померещилось?

Пальцы сдавили руку Донского с такой силой, что тот ахнул от боли и шумно выпустил воздух.

— Запомни эти слова. Будешь утешаться ими, когда сядешь за решетку и в последний раз увидишь мое лицо, — выдохнул в ответ Антон и резко отпустил покрасневшего Марата.

Война объявлена, никаких путей отхода, Канарейкин шагнул к семье, чувствуя их поддержку. Ничего другого для борьбы ему больше не требовалось.

[1] Под этим словосочетанием скрывается полноценная диагностика состояния всего организма в сжатые сроки — 1—2 дня (от английского check-up — проверка).

[2] Артериальная гипотензия — это понижение артериального давления, при котором уровень систолического давления не превышает 100 мм рт. ст., диастолического — 60 мм рт. ст.