Мари Кирэйли - В плену теней
Там, у могилы, Хейли стояла в заднем ряду и слушала последнюю молитву, которую произносил священник. По обычаю, с которым она прежде не была знакома, гроб был еще раз открыт, чтобы близкие могли поцеловать покойницу в последний раз. Эмали упала на гроб, орошая лицо Селесты слезами, – она оплакивала дочь, оплакивала ее погубленную жизнь. Последней к гробу подошла Лизетт. Склонившись над сестрой, она достала из кармана ножницы, срезала у Селесты прядь волос, завернула ее в красный фланелевый лоскуток и промокнула им материнские слезы, упавшие на лицо покойной.
Через несколько минут гроб, закрытый в последний раз, вкатили в белый каменный склеп.
Завтра сюда начнут приносить подношения. В течение недели на каменных воротах и стенах склепа будут появляться поспешно нацарапанные кресты. Просители не дадут покоя душе Селесты.
Лизетт подошла к Хейли.
– Вы приедете вечером в дом Селесты? – спросила она.
Хейли взглянула на склеп, на ступеньках которого сидели Эмали и Мари. Она хотела поговорить с ними, сказать им нечто более значительное, чем обычные слова соболезнования.
– А они придут? – спросила она.
– Их место – с моей сестрой, они будут охранять ее душу от врагов.
Хейли читала, что мать и сестра должны оставаться на могиле всю первую ночь, так же как другие родственники неотлучно находились у тела покойной во время вскрытия, приготовлений к погребению и в ожидании отпевания – чтобы никто не мог похитить душу Селесты или ее силу. Но если это вообще возможно, вероятно, тот, кто убил Селесту, уже украл ее душу и силу.
Хейли издали заметила женщину, ожидавшую возле ее машины, и, подойдя ближе, узнала Жаклин Меньо.
Хейли протянула руку. Жаклин схватила ее и сжала, не отпуская. Хейли морщилась от боли, но Жаклин лишь крепче стискивала ее руку, не обращая внимания на то, что Хейли смотрела на нее как на сумасшедшую.
– Моя мать умела узнавать о людях многое, прикасаясь к ним, – сказала Жаклин. – Я тоже иногда пытаюсь это делать, хотя обычно у меня ничего не получается. – Она поколебалась и добавила: – Но сейчас я чувствую еще одну смерть, если вы не угомонитесь.
Хейли понимала, что женщина пытается запугать ее. Вероятно, она даже верит в свое «предвидение». Но Хейли не позволит себе струсить и отказаться от поисков истины. Она задала вопрос, который уже давно хотела задать:
– Откуда вы узнали, что мать Линны пыталась покончить с собой? Доктор сказал мне, будто нашел у нее бутылочку из-под лекарства, но никогда никому об этом не сообщал.
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Жаклин не сумела скрыть испуга. Хейли видела, как она пытается овладеть собой.
– Я ухаживала за ней, – ответила наконец Жаклин. – И заметила, что пилюль нет на месте. Потом спросила у Линны, и девочка призналась.
– Джоанна умерла от асфиксии, а не от передозировки лекарств.
– Врач был другом семьи. Он соврал, чтобы спасти их репутацию.
– Я говорила с ним и сомневаюсь, что он вообще способен лгать. – Пока Жаклин переваривала услышанное, Хейли повторила вопрос, который задавала раньше: – Линна когда-нибудь к вам приходила?
– Нет. – Жаклин отпустила руку Хейли и собралась уходить. – Если вы не хотите сделать так, как я советую, нам не о чем больше говорить.
– Она к вам приходила? – настойчиво повторила Хейли.
– Иногда я вижу ее во сне, – ответила Жаклин как можно небрежнее, после чего повернулась и ушла.
Хейли посмотрела ей вслед, потом оглянулась на склеп, на людей, застывших вокруг него в немой скорби, села в машину и поехала прочь.
К вечеру дождь, который лил в Новом Орлеане всю предыдущую неделю, зарядил снова. Дома по обе стороны жилища Селесты были погружены во тьму. Вероятно, в них никого не было, словно хозяева, предполагая, что нынешней ночью им не дадут уснуть, отправились в другие, более спокойные места.
Многие из прибывающих несли по две тарелки. Одну они оставляли на кухне, где готовилось угощение для гостей, другую выносили во двор. Хейли заметила, что, преклонив колени и помолившись перед крестом, они ставят еду у основания распятия – подношение богам.
Хейли вернулась в кухню, где какая-то женщина разливала что-то по маленьким пластиковым стаканчикам.
– За удачу, – сказала гостья по-французски, протягивая один Хейли.
– За удачу, – повторила Хейли и посмотрела на жидкость в стакане, по цвету напоминавшую черную патоку, а по консистенции – негустой ликер. Что-то слишком часто ей, словно Алисе в Стране чудес, предлагали таинственные напитки. Но по крайней мере у этой женщины вид не был зловещим, как у Луи де Ну. Надеясь, что вкус у напитка не слишком неприятный, Хейли залпом проглотила его.
Огонь! Во рту, в горле.
– Что это? – спросила Хейли, когда способность говорить вернулась к ней.
– Ром, – ответила женщина.
Такого рома Хейли никогда еще не пробовала, во всяком случае, никакой ром не жег все внутри таким адским огнем. Неужели Селеста, которая напитком богов считала чистую воду «Эвиан», тоже пила нечто подобное?
– Позднее можно будет добавить, – сказала женщина. – Вам это понадобится. Сегодня такая холодная ночь.
Пока они разговаривали, зазвучали тамтамы. Это была не магнитофонная запись, догадалась Хейли, но барабаны звучали тихо из уважения к засыпающему городу и в надежде, что город тоже с уважением отнесется к религии народа Селесты.
Несколько человек, захваченные ритмом большого барабана, начали танцевать перед алтарем. Темп нарастал. К большому тамтаму присоединились два поменьше. Постепенно в танец вступали другие гости, и наконец почти все уже участвовали в ритуальной пляске.
Хейли казалось, что ритм барабанов сливается с биением ее сердца, ускоряя его, разрушая все защитные преграды. Ее ноги сами собой начали двигаться в ритме, заданном барабанами, а руки взметнулись вверх. Она не заметила, как Лизетт положила сверточек с волосами Селесты, пропитанный слезами их матери, в чашу перед алтарем, полила его ромом и подожгла.
Дуновение ветерка отбросило дым в лицо Хейли.
Глаза защипало, она закрыла их, и на нее накатилась тьма. Сердце этой тьмы билось в барабанном ритме и куда-то увлекало Хейли.
Руки и ноги перестали ей повиноваться, и она повалилась назад прежде, чем достигла круга танцующих. Кто-то подхватил ее. Последнее, что она, как ей казалось, увидела, было лицо склонившегося над ней Луи де Ну. Он смотрел на нее так, словно не был уверен, кого именно держит в руках.
Но это мог быть и Эд, и ее муж, и кто-то из прежних любовников… Хейли подняла руки и притянула его к себе, чтобы поцеловать.
Она почувствовала его руку у себя на груди, его теплое дыхание возле своего уха и услышала его тихий вопрос:
