Старше (ЛП) - Хартманн Дженнифер

Она видела, как я отступал, как я прятался обратно в безэмоциональный уголок своего сознания и снова надевал маску. Галлея села на кровати и заговорила прежде, чем я успел оборвать нить разговора.

— Сделай снимок, — сказала она.

Я нахмурился.

— Что?

Улыбка озарила ее лицо, когда она переползла через матрас, наклонилась и взяла с пола фотоаппарат.

— Фотографию. Чтобы запечатлеть этот момент.

Галлея очень трепетно относилась к моментам. Она не делала снимков по прихоти, не запечатлевала недостойные вещи. Этот момент она хотела сохранить.

Она протянула мне фотоаппарат, и я уставился на него, как на учебник иностранного языка.

— Просто нажми на кнопку, — сказала она, все еще улыбаясь. — Вот здесь.

Придвинув камеру ко мне, она приблизилась и показала, что нужно делать. Камера была тяжелой в моих руках, как неведомая реликвия. Я снял крышку с объектива и поднес корпус камеры к лицу, наблюдая, как она падает на кровать, натягивая простыню на грудь. Она скорчила глупую гримасу, которая вызвала у меня смех.

— Сделай это, — шутливо приказала она.

— Ты слишком много двигаешься.

— Такие снимки самые лучшие.

Я поймал кадр, когда она пощекотала мое бедро пальцами ног, и вздрогнул. Она со смехом откинулась назад, ее щеки все еще пылали, волосы были растрепаны.

Этот момент был прекрасен. Наша уродливая реальность отступила, когда я сделал снимок, как раз в тот момент, когда ее зубы сверкнули в улыбке, глаза закрылись, а волосы рассыпались по моей подушке потоками меда.

Я больше не мог справляться со своей нежностью. Она поглотила бы меня. Отбросив камеру в сторону, я вздохнул, красоту затмил мой мрак.

— Завтрак? — спросил я, сползая с кровати.

— Конечно. — Ее улыбка медленно погасла, когда я потянулся за едва теплым кофе.

Я протянул ей керамическую кружку и наблюдал, как она делает маленький глоток. Улыбка вернулась, почти такая же яркая, как раньше.

— Ты уже знаешь, какой кофе я люблю.

Проведя рукой по волосам, я пренебрежительно пожал плечами.

— Я видел, как ты готовишь его дома.

Темная обжарка, немного молока и чайная ложка меда.

Это ничего не значило.

Я знал, какой кофе она любит, ее любимые песни, самые сокровенные страхи и мечты, как она с придыханием произносит мое имя, когда мой язык оказывается у нее между ног, и как она улыбается в зависимости от настроения, только потому, что был наблюдателен.

Галлея встала с кровати и направилась в ванную, чтобы привести себя в порядок, а через несколько минут встретилась со мной на кухне, когда я доставал из шкафа несколько коробок с хлопьями.

Я взглянул на нее, одетую только в мою футболку, и стиснул зубы, когда мой взгляд скользнул по ее обнаженным ногам. Я прочистил горло и повернулся обратно к шкафам.

— Хлопья подойдут?

— Да. Если только ты не хочешь, чтобы я что-нибудь приготовила.

— Мы можем обойтись без этого.

Наблюдать за тем, как она колдует на моей кухне в одной моей футболке, не поможет мне сохранить благоразумие.

За моей спиной Галлея запрыгнула на кухонный остров и раскачивала ногами взад-вперед, ее волосы свободными волнами падали на плечи. Она включила радио, и кухня наполнилась музыкой. Я постарался не обращать внимания на то, как двигались ее губы, когда она подпевала песне, лишь частично попадая в такт, и достал из буфета две тарелки и ложки, а затем молоко из холодильника.

Ее глаза загорелись, когда она смотрела, как я насыпаю хлопья.

— Хрустящие рисовые хлопья. Рождественские.

— Я купил их в праздники. Уверен, что хлопья хранятся вечно.

Карие радужки засверкали зелеными искорками, когда я протянул ей миску.

— Помню, я купила тебе такие в канун Рождества.

Я ел хлопья стоя, прислонившись спиной к стойке напротив нее в своих беговых шортах и без футболки.

— Да, купила.

— Потом ты попытался заплатить за мои продукты и все равно сунул деньги в мой карман, когда проиграл пари. Ты хороший человек.

Хороший человек.

Эти слова вонзились в меня гниющими зубами. Уверен, что хорошие мужчины не трахаются с подругами своей дочери и не врут об этом.

Я определенно был куском дерьма.

— М-м, — лаконично ответил я.

Мы ели хлопья в тишине, украдкой бросая взгляды, уклоняясь от некоторых из них, и оба были погружены в свои мысли. Прежде чем я успел придумать, что сказать, заиграла песня.

Чертов «Wonderwall».

Ее улыбка снова засияла, когда зазвучали первые аккорды, и я вспомнил холодный день на веранде Уит, вскоре после того, как она переболела гриппом. В тот момент она выглядела наполовину влюбленной в меня, так что мне ничего не оставалось, как соврать ей, что изначально я купил диск для кого-то другого. Разумеется, это была ложь. Только ее лицо стояло у меня перед глазами, когда я просматривал альбомы в музыкальном магазине.

Один конкретный диск для одной конкретной девушки.

Я говорил себе, что это ничего не значит, но я ошибался.

Вздохнув от нахлынувших воспоминаний, я прожевал еще одну ложку хлопьев и задумался над тем, что скажу дальше, чувствуя, как внутри скребется тьма.

— Оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, где именно я облажался, понимаешь? — произнес я вслух. — Может, это была покупка того чертова диска. Эти моменты вместе. Определенно, тренировки. — Стиснув зубы, я опустил взгляд на плитку пола. — Такое ощущение, что каждый шаг вел меня в неправильном направлении, и в итоге мы оказались здесь. В этом чертовом чистилище.

Брови Галлеи сошлись на переносице, улыбка исчезла с ее лица.

— Я вижу это не так. Мне нравится думать, что все происходит не случайно.

— Это выдуманная концепция, созданная для того, чтобы ты легче относилась к своей жизни и могла спокойно спать по ночам. Санта-Клаус, ангелы, желания, судьба. Они не реальны. Это механизмы преодоления.

Она нахмурилась еще сильнее.

— Ты так циничен.

— Может, и так. Я тридцатишестилетний мужчина, который трахается с подростком. — От моих слов у нее перехватило дыхание, и это заставило чувство вины присоединиться к моей вечеринке жалости.

Галлея заколебалась, прежде чем спрыгнуть с кухонного островка и подойти ко мне.

— Независимо от того, что между нами может быть или не быть, пожалуйста, не умаляй того, что у нас есть.

Мои глаза распахнулись, а затем прищурились.

— Что именно, по-твоему, между нами?

Ее ладони нежно скользнули по моему торсу и легли на грудь.

— Что-то прекрасное.

Опять фантазии.

Больше красивой лжи, чтобы помочь ей спать по ночам.

— Прекрасные моменты недолговечны, — сказал я, стараясь оставаться жестким и резким, и тем не менее смягчаясь от ее прикосновений. Я тоже хотел ухватиться за ложь и превратить ее во что-то честное, что-то, что стоит сохранить, но я слишком хорошо понимал — это невозможно.

— Я знаю. Но они остаются прекрасными, пока длятся.

Галлея приподнялась на носочки для поцелуя, и я оказался беспомощен перед ее магнетизмом. Я опустил голову и прижался к ее губам, глупо позволив этому нежному мгновению ослепить мою тьму лучами света, проблесками сказки, которой никогда не суждено сбыться. Я сдался, отдавшись мечте, желанию чего-то большего.

Но я не мог позволить этому продолжаться, не мог затягивать момент. Я не мог дать этому чувству импульс. Если я вдохну в него еще хоть немного жизни, оно переживет нас обоих.

Отстранившись, я повернулся к ней спиной и поставил тарелку на столешницу, подавшись вперед, мои руки напряглись, а мышцы подрагивали от сдерживаемых эмоций.

— Тебе стоит заскочить в душ и приготовиться к выходу, — сказал я ровным голосом. — Уже поздно.

Тепло ее тела согрело мою спину, когда она глубоко вздохнула за моей спиной.

— Ты прав. Или я могу надрать тебе задницу в «Обитель зла».

Я был рад, что не стою лицом к ней, потому что не смог сдержать улыбку.

Она всегда умудрялась разрушить мои стены, всегда находила дорогу внутрь.