Иэн Макьюэн - Невыносимая любовь
Он гладил ее по голове.
– Но мне приятно, когда это делаешь ты, – произнес он, глядя на меня с улыбкой довольного собственника.
– Я хотел бы, чтоб вы узнали все из первых рук. Поэтому я должен знать, где мы устроим пикник.
Она поднялась и, вздохнув, описала уголок на Темзе в Порт-Медоу. А потом махнула рукой в сторону телефона у лестницы. Дождавшись, когда они с Лео выйдут в сад, я набрал номер колледжа и попросил соединить меня с профессором логики.
До прибрежной поляны оказалось не больше пяти минут пешком. Лео, ревнуя к новой подружке сестры, виснул на свободной руке Клариссы и распевал разрозненные обрывки из всех битловских песен, какие только мог вспомнить, чтобы помешать разговору. Рейчел просто заговорила громче. Мы с Джин Логан двигались в нескольких шагах позади их шумной троицы. Джин сказала:
– Она хорошо с ними ладит. Вы оба хорошо ладите.
Я рассказал Джин о разных детях, с которыми мы общались, об отведенной для них комнате. Когда-то спальне Клариссы, а теперь уже просто комнате.
Когда мы поднялись на железнодорожный мост, перед нами неожиданно открылся просторный луг, усеянный лютиками. Джин Логан сказала:
– Знаю, я сама вас попросила, но теперь мне кажется, я не готова пройти через это, особенно когда рядом Лео и Рейчел.
– Вы сможете, – заверил я. – Кроме того, все уже решено.
Сопровождаемые кучкой любознательных телят, мы двинулись к реке прямо по лютикам и прошли метров сто вверх по течению. Там, где приходящий на водопой скот вытоптал на берегу небольшой пляжик, мы и разбили свой лагерь. Джин расстелила огромную армейскую плащ-палатку, и, расставляя на ней припасы, я догадался, что она принадлежала Джону Логану и сопровождала его в экспедициях, о которых мы уже ничего не узнаем. Я налил дамам вина. Лео и Рейчел бегали по воде и дразнились, чтобы я полез за ними. Я снял ботинки и носки и, закатав брюки, двинулся в воду. Полжизни прошло с тех пор, как я в последний раз стоял вот так, чувствуя ногами глину и вдыхая острый речной запах воды и земли. Пока Кларисса и Джин беседовали, мы кормили уток, запускали плоские камушки и выстроили обнесенный рвом холм из грязи. В перерыве Рейчел незаметно подошла ко мне и сказала:
– А я помню, как ты к нам приходил и мы кое о чем говорили.
– И я помню.
– Давай тогда еще поговорим.
– Давай, – согласился я. – О чем же?
– Ты начинай.
Я задумался, потом взгляд мой остановился на реке.
– Представь себе мельчайшую частичку воды, которая только бывает на свете. Такую маленькую, что ее даже нельзя разглядеть...
Она зажмурила глаза, как тогда на лужайке.
– Как самая малюсенькая капелька, – сказала она.
– Гораздо мельче. Ее даже в микроскоп не увидишь. Ее почти что и нет. Два атома водорода и один – кислорода, слепленные вместе некоей чудесной и могущественной силой.
– А я могу ее увидеть! – закричала она. – Она сделана из стекла.
– Ну так вот, – продолжал я. – А теперь представь триллионы таких частичек, налепленных одна на другую по всем направлениям, простирающимся почти до бесконечности. А теперь представь, что русло реки – это неглубокий длинный желоб, извилистый мутный склон, который сотни километров тянется к морю...
Продолжения не последовало. Копавшийся на берегу Лео вдруг испугался, что без него происходит что-то важное. Он примчался, собираясь облить меня водой, если я не приму его в игру.
– Как ты мне надоел! – закричала Рейчел. – Иди отсюда!
Но тут нас позвали есть, и по дороге Рейчел пребольно ущипнула меня за руку, давая понять, что разговор не окончен.
Закуски располагали к беседам об Италии и каникулах. Дети пустились в воспоминания, явно запутанные, о пляже, где жили попугаи, о елках, растущих вокруг вулкана, а Рейчел вспомнила о лодке со стеклянным дном. Лео оспаривал возможность существования подобного предмета. Поскольку лодку взяли напрокат на день, восхождение на вулкан означало шестичасовой переход, большую часть которого Лео проехал на плечах; мы ощутили энергетическое присутствие Джона Логана, хотя даже малыш упоминал о нем лишь косвенно.
К концу завтрака взрослые размякли от вина и солнечного тепла. Детям стало с нами скучно, и, взяв по кусочку яблока, они отправились кормить пони. Джин рассказала, как Рейчел скучает по отцу, но отказывается говорить на эту тему.
– Я видела, как вы разговаривали на берегу. Она тянется к каждому приходящему в дом мужчине. Ей кажется, они дадут ей что-то, чего никогда не смогу дать ей я. Она такая доверчивая. Как я хотела бы знать, чего ей не хватает. Может, просто звука мужского голоса?
Пока она говорила, мы смотрели на детей. Они поднялись еще выше по реке. Оказавшись на приличном расстоянии от матери, Лео оглянулся и сунул свою ладошку сестре в руку. Джин начала было разговор о том, как замечательно дети заботятся друг о друге, но вдруг осеклась и воскликнула:
– Боже мой! Это она. Я чувствую, это она.
Мы выпрямились и обернулись, чтобы посмотреть. Я поднялся на ноги.
– Знаю, я сама вас попросила, – быстро проговорила Джин. – Но мне кажется, я не смогу с ней встретиться. Прошло слишком мало времени. С ней кто-то еще. Ее отец. Или адвокат. Я не хочу с ней говорить. Я думала...
Кларисса накрыла ее ладонь своей.
– Все будет хорошо, – пообещала она.
Пришедшая пара остановилась метрах в пятнадцати; они стояли бок о бок, дожидаясь, пока я подойду. Когда я шел к ним, девушка глядела в сторону. Я знал, что она студентка. Выглядела она лет на двадцать и была очень хорошенькой, просто воплощение худших фантазий Джин Логан. Мужчину, стоявшего рядом с ней, звали Джеймс Рейд, он преподавал логику в женском колледже. Мы обменялись рукопожатиями и представились. Профессор был полноват, чуть старше меня, лет пятидесяти. Он назвал имя своей студентки – Бонни Дидз. Пожимая ее руку, я с легкостью представил, как немолодой мужчина мог поставить все на карту. Если бы кто-то стал описывать при мне ее красоту, я все пропустил бы мимо ушей, как клише – тот тип аппетитных голубоглазых блондиночек, унаследовавших свои прелести от Мерилин Монро. На ней были шорты из обрезанных джинсов и розовая рубашка с рваными краями. Профессор, словно для контраста, надел льняной костюм и галстук.
– Что ж, – вздохнул он, – чем раньше мы начнем, тем быстрее закончим.
Профессор перевел глаза на студентку, изучавшую сандалии на своих ногах (ногти выкрашены красным лаком). Она жалко кивнула.
Я подвел их к нашему импровизированному столу и представил всех друг другу. Джин не решалась взглянуть на Бонни, а та, в свою очередь, не сводила глаз с профессора. Я предложил им садиться. Бонни дипломатично присела, поджав ноги, на траве, рядышком с плащ-палаткой. Рейд нашел компромисс между гордостью и вежливостью, опустившись на одно колено. Он посмотрел на меня, и я кивнул. Он сложил руки на колене и на несколько секунд опустил глаза в землю, собираясь с мыслями, – привычка, свойственная многим лекторам.
