Лора Брэдли - Беспорядочные связи
Миранда размышляла над услышанным, пока вопрос Коула не вывел ее из раздумий.
– А у тебя?
– Красный. Символ страстных чувств. Счастья, гнева, нетерпения, сладострастия. Но прежде всего это живой цвет. Заставляет чувствовать. Не оставляет равнодушным. Его или ненавидишь, или любишь. Красный цвет требует внимания и ответа.
Коул вскинул бровь, но от комментариев воздержался.
Затем каждый рассказал о своей первой любви. Первой избранницей Коула оказалась Марша Рейнинджер. Он влюбился в нее еще в шестом классе, а поцеловался с ней в восьмом. К несчастью, она носила на зубах ортодон-тические скобы, и поэтому первый в его жизни поцелуй доставил ему весьма неприятные, даже болезненные ощущения. Он тогда подумал, что как раз в этом и заключается вся прелесть поцелуев, и решил больше не подвергать себя подобным испытаниям. Однако две недели спустя в раздевалке его подловила Трина Уодкинс и показала, как целуются на самом деле. Он испытал неимоверное блаженство, напугавшее его до смерти, и после этого рискнул пригласить девушку на свидание лишь через полтора года.
Миранда со смехом поведала ему свою историю.
Она училась тогда в девятом классе. Угловатая, нескладная девчонка с рыжими волосами, заметно уступавшая одноклассницам в физическом развитии. По причинам, непонятным ей до сих пор, к ней воспылал симпатией красавчик-футболист, выступавший за школьную команду. Он постоянно крутился возле нее, приставал, но на свидание не звал. Зато однажды ее пригласил в кино симпатичный впечатлительный мальчик, отличник, занимавшийся с ней в классе журналистики.
Миранда, восхищенная его храбростью, с благодарностью согласилась. Футболист прознал про их уговор и вызвал честолюбивого журналиста на поединок. Тот, конечно, проиграл в драке, но в кино они все же сходили, несмотря на то, что у ее кавалера светился синяк под глазом. На этом их любовь закончилась, однако они остались хорошими друзьями.
– Сейчас он ведущий программы на телевидении в Солт-Лейк-Сити. Мы иногда переписываемся.
При мысли о том, что Миранда связана, пусть даже платонически, с другим мужчиной, подала голос ревность, но Коул постарался заглушить ее.
– Значит, с футболистом у тебя ничего не было?
– Слава Богу, нет. Он теперь выступает за команду «Вашингтон редскинз». Представляешь, если бы мы поженились? Я болею за «Ковбоев», так что нам пришлось бы развестись по причине «непримиримых разногласий».
– Да, у тебя определенно знаменитые одноклассники, – усмехнулся Коул.
Миранда вспомнила про сбежавшую в Голливуд девушку, которую он якобы чуть не изнасиловал, и спросила:
– А у тебя? Кто-нибудь из ребят, с которыми ты учился в школе, добился славы или богатства? Не считая тебя, конечно.
На лице Коула появилось задумчивое выражение. А так ли уж невинен ее вопрос? – мелькнуло у него в голове.
– Я таких не знаю.
Коул вдруг засигналил, и Миранда, едва не подпрыгнув от неожиданности, увидела двигавшийся им навстречу разбитый синий пикап, из окна которого кто-то махал им рукой.
– Это Бубба, – объяснил Коул.
В зеркале заднего обзора Миранда заметила, кроме красных огоньков удалявшегося грузовичка, включенные фары еще одной машины, ехавшей за ними на расстоянии четверти мили.
– Ты учился в муниципальной школе?
– Да. В Берне. Мои родители были в состоянии оплатить и частную школу, но отец считал, что только обычная школа, с футбольной командой и прочими атрибутами, сделает из меня нормального здорового техасского парня. – В голосе Коула зазвучали враждебные нотки.
– Ты играл в футбол?
– Нет. Я был нападающим в баскетбольной команде, барьеристом в команде по легкой атлетике, выступал за бейсбольную команду, а вот в футбол не играл. Весенние тренировки совпадали с репетициями мюзикла, который ежегодно играют в школе, и я сделал свой выбор. Отец с ним не согласился. Вот и все.
– Ему не нравилось, как ты поешь и выступаешь?
– Нет. Ему не нравилось, что я пою, и то, что вообще выступаю. Он считал, это занятие для маменьких сынков. К тому же меня воспитывали как будущего хозяина скотоводческой фермы, а я не смог бы управлять ранчо, разъезжая по барам. По мнению отца, музыка никому не нужна. Он презирает и тех, кто ее исполняет, и тех, кто слушает. Музыка, – заговорил Коул с утрированной медлительностью, – это продукт сексуально озабоченных бездарных наркоманов с больным воображением, апеллирующих к толпе, и я не позволю своим сыновьям заниматься подобным бредом.
Коул буквально выплюнул последние слова. Было очевидно, что он до сих пор не простил отцу нанесенного ему оскорбления.
– Он так тебе и сказал?
– Не в столь красноречивых выражениях. Он – деревенщина. Невежа, хоть и богатый. Деньги не компенсируют недостаток образования. Как бы то ни было, именно такую позицию он занимал, когда я рос.
– Но ведь с тех пор прошло много времени. Может быть, он изменил свое отношение.
– Вряд ли. Правда, я уже десять лет не общался с ним, так что кто знает? – В его лице появилась суровая беспощадность. – Мне предъявили ультиматум: семья или музыка. Как видишь, я сделал выбор.
Миранда мысленно дополнила рассказ Коула сведениями, полученными от Элейн и Дины, о которых он умолчал. Она чувствовала, что больше не следует заставлять его предаваться воспоминаниям. Но она должна попытаться. Осторожно.
– А твоя мать… она, должно быть, убита горем.
– Да, – со вздохом ответил Коул; черты его лица смягчились. – Больше всего я ненавижу отца за то, что он сделал с ней. Все эти годы я не разговаривал с матерью, хотя она пыталась связаться со мной. Я просто не мог поставить ее в положение, когда она должна была бы выбирать между мною и им. Если бы он узнал, что мать общается со мной, непременно предъявил бы ей ультиматум. А так она избавлена от жестокого выбора. Я решил за нее.
Миранда понимала, что Коулу нелегко дается это откровение, но не останавливала его.
– Когда я учился на втором курсе, она переписала на мое имя участок земли, где сейчас стоит мой дом. Она знала: это все, что она может мне дать. Это был первый клочок земли, который приобрел мой прадед, когда переехал в Техас. Позже он сколотил небольшое состояние на спекуляции земельными участками в Хилл-Кантри. Оно теперь принадлежит отцу с матерью, – вернее, то, что от него осталось. То, что не разбазарил отец, благополучно проматывает брат. Он якобы управляет фермой, и, я слышал, счета растут.
Коул задумался. Миранда молча ждала продолжения рассказа. Вскоре он опять заговорил, словно размышляя вслух.
– Знаешь, она по натуре человек приветливый, великодушный, заботливый, всегда защищала тех, кого любила. Помню, в детстве она постоянно заступалась за брата, когда отец к нему цеплялся. Крейн всегда был «мальчиком для битья», уж не знаю почему. Отец часто лупил его ремнем, но еще чаще оскорблял словами. Меня он не трогал, ни разу не ударил. Теперь, когда я вспоминаю об этом, мне кажется, что Крейн должен был бы меня возненавидеть, но он, наверное, старался не таить на меня зла. Как бы то ни было, к тому времени когда мне исполнилось четыре года, отец выжал из матери все силы, и она перестала перечить ему.
