Эми Сон - Беги, хватай, целуй
Вечеринка в редакции «Уик» намечалась с семи до одиннадцати. Я нарочно пришла к восьми, чтобы показаться крутой, но там присутствовало всего около десяти человек, поэтому я пошла в туалет и села на край унитаза, чтобы хоть как-то убить время. Выйдя из кабинки, я увидела Коринну, подкрашивающую губы перед зеркалом.
— Привет, моя крошка, — сказала она, целуя меня в щеку. — Как дела?
Я взглянула на пол под кабинками, чтобы убедиться в том, что мы одни.
— Я бросаю тебя через неделю.
— Слава Богу. Так или иначе, я сама собиралась вскоре порвать с тобой. Ты становишься чересчур требовательной.
— Благодарю.
— Не стоит благодарности.
— Не сделаешь мне одолжение? Давай будем вместе сегодня вечером, словно мы все еще встречаемся. Ради Дженсена и Тернера. Будь моей подставной любовницей.
— А настоящая тебе уже надоела? — спросила она с ухмылкой.
— Точно.
Коринна взяла меня за руку, и мы отважно ринулись в помещение редакции. Она подвела меня к бледному стройному мужчине лет тридцати с небольшим в фетровой шляпе.
— Ариэль, это Дейв Надик, — сказала она.
Самоубийца! Я ожидала увидеть грубого, потрепанного жизнью мужика, но передо мной стоял человек, кажущийся ранимым и уязвимым. У него были упругая гладкая бледная кожа и широко расставленные глаза. Я пожала Надику руку, и он, наклонившись вперед, зажал мою руку в обеих ладонях и произнес:
— Рад встрече. — Просто удивительно, до чего обходительный мужчина!
Коринна потянула меня за руку и повела через комнату к бару, где очкастый мужчина в пиджаке и галстуке болтал с низеньким мужиком с осветленными волосами.
— Лен Хайман и Стю Пфефер, — представила их Коринна.
Провинциальный папаша и панк-рокер. Я пожала обоим руки и назвала себя.
— Ты совсем не похожа на свою карикатуру, — заметил Хайман.
— Вы тоже, — сказала я.
Иллюстратор изобразил Хаймана как противного зануду, но в жизни он оказался симпатичным.
И был гораздо моложе, чем я ожидала, с копной густых волос и кроткими глазами.
Стю Пфефер указал на стоящую рядом с собой высокую элегантную женщину.
— Познакомься, Ариэль, это моя жена Линда.
— Вы… женаты?
— Я стараюсь этого не афишировать, — тихо произнес журналист. — Это вредит моему имиджу. — Я понимающе кивнула.
К нам подошла девушка моего возраста со стрижкой под Бетти Пейдж и большими торчащими сиськами. Она обняла Коринну.
— Это Дана Спэк, — сказала Коринна.
— Приятно наконец-то познакомиться с тобой лично, — сказала Дана.
Это та, что проверяет факты. Та, что быстро кончает. Я бы не стала возражать, если бы эта милашка показала мне несколько трюков для достижения оргазма. Но не успела я и рта раскрыть, как Дана уже помахала кому-то в другом конце комнаты и потащила с собой Коринну.
Я намеревалась направиться прямо к столу с угощениями, но на полпути меня перехватил Дженсен, чтобы представить какой-то худощавой брюнетке.
— Ариэль, — сказал он. — Я бы хотел познакомить тебя с твоим иллюстратором, Тессой Толнер.
Невероятно! Она была настоящей живой копией моей карикатуры — коротко остриженные волосы, родинка над верхней губой, стройное тело, маленькие торчащие груди. Я вдруг поняла, кого эта цыпочка всегда рисовала: себя саму.
— Надеюсь, тебе нравятся мои рисунки? — сказала Тесса.
Разве я могла ей сказать, что они едва не свели моих родителей раньше времени в могилу?
— Разумеется, — сказала я. — Ты делаешь потрясающие рисунки!
И заспешила в сторону еды.
В тот момент, когда я поглощала самосу,[96] ко мне бочком подошел высокий мужик лет тридцати с каштановыми волосами.
— И как оно? — спросил он.
— Недурно, — сказала я.
Незнакомец потянулся за самосой.
— Как вас зовут?
— Ариэль Стейнер. — Мне показалось, что он немного покраснел. — А вас?
— Фред Садовски.
Это имя я явно где-то слышала, но, хоть убей, не могла вспомнить, где именно.
— Очень знакомая фамилия, — сказала я. — Вы раньше писали что-нибудь для газеты?
— В известном смысле, — промямлил он.
— Что вы имеете в виду?
— Я послал в «Почту» несколько писем.
Теперь я знала, кто этот мужик — тот самый придурок, который написал, что я жертва плохого воспитания!
— Как же, помню! В одном из них вы написали про меня такое! — завопила я. — Это страшно унизило моего отца!
— Подразумевалось, что письмо написано с юмором.
— Вы серьезно? Да ваше письмо просто ужасное! Не понимаю, зачем вас пригласили на вечеринку. Что, неужели приглашение получил каждый психопат, написавший нам однажды пасквиль?
— Нет. Меня пригласили, потому что в следующем номере меня напечатают.
— Что?
— За прошедшие несколько месяцев я прислал около двадцати писем, и на прошлой неделе мне позвонил Тернер и предложил написать для них рассказ. Вот я и послал рассказ о своей первой колоноскопии, кстати, анонс поместят на обложку.
И тут к нам подошли Тернер с каким-то худым мужиком лет тридцати. Высокий, с белокурыми волосами, светлыми ресницами и бровями и кривым носом. На голове — черная шерстяная шапочка.
— Ариэль, — сказал Тернер, — это Адам Линн, друг Надика. Хотел с тобой познакомиться.
Фред Садовски незаметно исчез.
— Просто хотел сказать, до чего мне нравится ваше творчество, — сказал Адам, пожимая мне руку. — Все смотрел по сторонам, пытаясь угадать, кто из женщин Ариэль Стейнер, и когда Билл показал мне вас, я очень удивился.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, потому что не ожидал увидеть такую привлекательную девушку. — Тернер с ухмылкой ретировался. — Я представлял себе Ариэль Стейнер злой и бессердечной с виду, этакой разбитной тусовщицей, а вы кажетесь… такой наивной.
— Какой-то двусмысленный комплимент, если это вообще комплимент.
— Я не хотел показаться двусмысленным. Просто считаю вас… хорошенькой.
Мне он тоже показался хорошеньким. Особенно с его огромным кривым шнобелем.
— У вас что, сломан нос?
— Да.
— И как это произошло?
— Подрался.
— Из-за женщины?
Адам кивнул. Это возбудило мое любопытство. Мне не хотелось торопить события, но передо мной стоял парень, у которого хватило пыла ввязаться в драку из-за женщины. Помимо своей воли я начала заводиться.
— А что случилось?
— Как-то в одном римском баре я флиртовал с женщиной. К нам подошел какой-то парень и пытался с ней заговорить. Я бросился на него, и он ударил меня по носу.
— Ух, ты! — молвила я. — А что вы делали в Риме?