Юлия Григорьева - Чужими руками
Не могу скрыть своего изумления. У моего Супермена, оказывается, есть собственное представление о философии гениальности. Столько лет с ним живу, и не знала! Даже не догадывалась!
– Очень интересно! А что ты скажешь о музыкантах-исполнителях? Об артистах? Есть среди них гениальные? Или все они тоже ремесленники?
– Гений – это творец! Не все, кто что-то написал, гении. Что касается актеров… Что творит артист, читающий чужие тексты? Или показывающий эмоции героя, которые расписаны гениальным автором? Ничего!
– Он создает образ… – пытаюсь вставить я, но Супермен меня обрывает:
– Чушь! Он ничего не создает! Все создано воображением автора. Актер всего лишь выполняет его инструкции, записанные в тексте произведения. С нужным выражением читает тексты и усиливает их восприятие визуализацией эмоций. Да, это нелегко. Да, это не каждому дано. Надо иметь определенные способности. Но это не творчество! И уж тем более – не гениальность!
– А музыкант-исполнитель?
– То же самое! Только в отличие от актеров музыканту надо в совершенстве владеть техникой воспроизведения того, что написал композитор. Это намного сложнее, чем ахать или охать, плакать или смеяться на сцене. Изображать любовь или ненависть, страх или отвагу. Ну и так далее. Но это – не творчество. Это такое же ремесло, как… замена прокладки в унитазе. Этому можно научиться.
– Ты хочешь сказать, что гениальным исполнителем может стать каждый? Стоит только пожелать?
– Я этого не говорил. Конечно, не каждый. Как бы тебе объяснить? Вот есть такой спринтер, Усейн Болт. Никто сегодня не может пробежать сто метров быстрее, чем он. Допустим, он захочет стать мировым рекордсменом в беге на тысячу метров. И как бы он ни старался – у него ничего не получится. Потому что он рожден бегать короткие дистанции. У него, образно говоря, «быстрые мышцы». Они дают ему возможность развивать большую скорость на ста метрах, но он никогда не победит на длинной дистанции. И наоборот. Возьми любого бегуна-кенийца. У кенийцев мышцы медленные. Приспособленные к долгому, изнурительному бегу на длинные дистанции. Тут им практически нет равных. Но поставь кенийца на стометровку – и он всегда придет последним. Понятно?
Я начинаю заводиться. Чувствую это, но ничего не могу с собой поделать. Надо же как-то поставить моего доморощенного философа на место. Спрашиваю вкрадчиво:
– Ты хочешь сказать, что способности определены генетикой?
– Ну, в общем, да.
– Так это и есть гениальность! Исключительные способности, данные человеку от природы. От Бога, если угодно.
Супермен хочет что-то возразить, но меня уже не остановить:
– Если человеку от Бога дано выразительно читать чужие тексты. Передавать со сцены в зал эмоции, которые испытывает его герой. Держать огромный зал в напряжении. Заставлять зрителей, в зависимости от мизансцены, плакать или смеяться. Грустить или ненавидеть. Сопереживать герою. Если он все это может, потому что это дано ему Богом! Это что, не гениальность?
– Я говорю только, что гения нечему учить…
– Неправда! – вскипаю я. – У Галины Вишневской изумительной красоты голос. Но если бы ее не научили им пользоваться, если бы не вытащили наружу талант, который дремал внутри нее, о котором она, может быть, и знала, да не понимала, как им пользоваться, – и не было бы великой Вишневской! Ее учили! И научили!
– Ладно! – примирительно говорит Супермен. – Чего кипятишься? Все равно ты меня не переубедишь!
Мы умолкаем. Семен старательно убирает с фотоаппарата невидимые пылинки. Чувствую: мысленно он уже с Клэр. Несколько секунд думаю: сказать, что знаю про его увлечение и связанные с этой фифой планы? Прихожу к выводу, что не стоит! Предупрежден – значит, вооружен! Пусть думает, что я пребываю в неведении! А про то, что продала дом? Нет! Это будет моей тайной до самого конца! Но кое-что я тебе скажу.
– Сегодня я встречалась с человеком, который хочет купить наш дом.
Супермен встрепенулся. Отодвинул фотоаппарат в сторону, всем телом подался ко мне:
– Кто такой? Откуда взялся?
Рассказываю про первую встречу с Вениамином Аркадьевичем. О том, что знаю его еще по Питеру. Что нанимала его для слежки за Лизкой, не говорю.
Рано еще. Может быть, расскажу позже. А может быть, и нет.
– Что ты решила? – быстро спрашивает Супермен, когда я замолчала.
– Думаю, надо продавать.
– Умница! – хвалит меня Супермен. – О цене говорили?
– Он дает около двух лямов.
– Неплохо! Будет с чем в Париж поехать!
Супермен вскакивает с места, возбужденно носится по веранде и подсчитывает, как он распорядится деньгами от продажи дома:
– Хватит, чтобы снять приличную квартирку. И студию. Оборудовать ее. Дать рекламу. И развернуться, наконец.
«Чего ты обрадовался? – думаю я, искоса поглядывая на него. – Деньги-то не тебе достанутся. Если ты собрался бросить меня ради своей Клэр, с носом останешься. Нужен ты ей такой? Бесприданник? Сомневаюсь я что-то».
Неожиданно меня разбирает смех. Супермен резко обрывает бег, останавливается, круто поворачивается ко мне. В глазах немой вопрос. Напустив на лицо смущение, объясняю:
– Да вот в голову пришло… Чего ты тут скачешь? Чему обрадовался? Квартира. Студия. Реклама. С чего ты взял, что я отдам денежки на твои забавы?
В один прыжок Семен оказывается за столом:
– Не понял?
– Не думаю, что нам надо в Париж. Там все дорого. Два миллиона – деньги, конечно, немалые. Но почти лимон уйдет на погашение долгов. С тем, что останется, в Париже сильно не разбежишься.
Так что надо еще прикинуть, куда ехать. Чтобы и домик купить побюджетнее, и чтобы на обустройство осталось. На черный день.
– Ты чего, Зоя! – От неожиданности Супермен даже забыл мое новое имя. – Чтобы мне раскрутиться – придется вложиться. Мы же договаривались! Ты согласна была! Разве не так?
Долго смотрю в его глаза. И вижу в них не себя. Клэр…
– Что молчишь! – нетерпеливо выкрикивает Супермен.
Отвечаю вопросом на вопрос:
– Ты сам-то веришь в свою гениальность? Что успех, о котором ты мечтаешь, достижим?
– А ты, похоже, сомневаешься?
– Сомневаюсь, милый! Мягко говоря.
– Вот как? – вскрикивает Супермен. – И давно?
Так и хочется сказать: с тех пор как узнала про Клэр.
– Какая разница? – устало говорю я.
Супермен с силой хлопает ладонью по столу. Невольно вздрагиваю. Вдруг его лицо светлеет:
– Я понял!
– Что я права?
– Нет! Причину твоих сомнений.
Хлопаю глазами. Он что, догадался о том, что я знаю про Клэр?
– Тебе нужно доказательство! Подтверждение того, что мои претензии на известность, славу, успех – не бред. Все эти годы я обещаю тебе, что скоро мир признает меня. Ты ждешь, а результата все нет.