До нас (ЛП) - Энн Джуэл Э.

Таинственная женщина, вероятно, слишком подробно рассказала ему о полуадекватной женщине, которая заходила этим вечером.

— Хм… — Я закрываю глаза, чувствуя странное примирение с событиями дня. Должна сказать, виски на вкус как лошадиная моча (говорю не по собственному опыту), но от него жизнь кажется менее дерьмовой. Сегодня я даю ему пять звезд и блестящую рекомендацию. — В гостиничном номере с протекающим краном, но хорошо укомплектованным мини-баром. А ты где?

— Что привело тебя в Атланту?

К чему все эти вопросы?

— О, знаешь… ну… отпуск… и смерть матери…

— Эмерсин… — говорит он с такой жалостью в голосе.

Разве он уже не понял, что я презираю жалость? Ради Христа, я жила в машине, потому что не позволяла никому жалеть меня. Я скорее задохнусь от своей гордости, чем буду чувствовать себя слабой.

— В любом случае… через день или два я улетаю в Лос-Анджелес. Я так понимаю, ты звонишь мне, потому что твоя девушка… — это слово на вкус хуже, чем виски, — … должно быть, упомянула, что я заходила. Я как раз была в твоем районе. Не беда.

— Где ты?

Я смеюсь.

— Я же сказала: в гостиничном номере с…

— Эмерсин, я не об этом. В каком ты отеле? Какой номер твоей комнаты?

— Не могу сказать. Знаешь… опасный незнакомец и все такое. Я давно не видела и не слышала о тебе, так что к этому моменту ты для меня почти незнакомец.

— Иисусе, Эмерсин… просто скажи мне, где ты.

Эмоции душат. Один только звук его голоса способен разорвать те части моего сердца, которые я пыталась исцелить эти несколько месяцев. Не уверена, что в мини-баре достаточно алкоголя, чтобы заглушить такую боль.

— Знаешь… — Я вытираю слезы. — Ты должен отправить мне документы. Ты получил мое сообщение? Я… я в порядке. Твоя страховка мне больше не нужна. Я справлюсь сама. Если они у тебя при себе, я могла бы их подписать перед отъездом домой. И тогда ты будешь свободен.

— Эмерсин…

— Просто подумай об этом. Хорошо? — завершаю разговор до того, как он успевает ответить.

Я пялюсь в телевизор еще час, не особо осознавая, что смотрю. Кажется, бейсбол. Эффект от виски начинает выветриваться, и я подумываю перейти

После инцидента на свадьбе я предоставил Эмерсин время разобраться в себе. Мне это время тоже было нужно.

Я так поступил, потому что люблю ее.

Делает ли это меня галантным, самоотверженным, упрямым или просто глупым? Присяжные пока еще не вынесли вердикт.

Я миллион раз думал о том, чтобы позвонить ей.

Написать.

Отправить сообщение на ее телефон в два часа ночи.

Даже по обычной почте — как угодно, лишь бы утолить свою потребность снова ощутить ее близость.

Обнаженные фотографии были тревожным звоночком. Ее ответ с не очень тонким напоминанием о том, что моя жена умерла, только укрепил то, что я уже знал: я — мудак, позволивший событиям выйти из-под контроля. Она вызывает во мне бурю эмоций.

Любовь.

Страсть.

Страх.

Надежду.

Я пытался отпустить ее, но не смог. Держался за бумажку, на которой написано, что она моя жена, а я ее муж. Но это всего лишь… бумажка.

Я не ее муж. Она не моя жена.

Каждая капля надежды, которую я давал ей, каждая капля надежды, которую я позволял себе чувствовать, — не что иное, как подсознательная попытка пустить под откос ее будущее.

Она слишком молода, чтобы забывать о своих мечтах, а я слишком стар, чтобы эгоистично просить ее выбрать меня.

Но, милостивый боже… ох, как же я хотел быть эгоистом.

Эмерсин открывает дверь номера. Мятая футболка, старые джинсы и лицо без макияжа дополняют ее поникшие плечи.

— Привет, — говорю я.

Мне требуется минута, чтобы пошевелиться, заговорить или даже вдохнуть, если на то пошло.

— Эм… — Я вхожу внутрь, и дверь за мной со щелчком захлопывается. Делаю еще два шага к ней, и тянусь к ее талии. — Я очень сожалею о твоей маме.

Эмерсин отпрыгивает назад, натыкаясь на телевизионную тумбочку, словно мое прикосновение может ее обжечь. Подняв руки, она качает головой.

— Не-а. Я в порядке. Мне не нужно плечо, чтобы поплакаться, или объятия, или что-то еще, в чем, по твоему мнению, я нуждаюсь. Только документы. Ты их принес?

Она убегает в другой конец комнаты, максимально удаляясь от меня.

— Времени не было. Ты спешишь? — Я засовываю руки в задние карманы. Это ложь. У меня была масса времени.

— Просто… — Она качает головой. — Это должно закончиться. Какое бы доброе дело ты ни обещал Сьюзи, или Богу, или кому еще… ты с лихвой выполнил его. И, должно быть, немного неловко встречаться с другой, когда ты формально женат.

— Я ни с кем не встречаюсь, — говорю я без особых эмоций. Мне нужны все силы, чтобы не позволить ей увидеть, как я истекаю кровью.

— Ну… — Она качает головой и отмахивается. — Встречаешься. Заводишь интрижку. Как угодно. Я просто хочу сказать… твоя благотворительность спасла меня. Привела туда, где я сегодня нахожусь. Я всегда буду чувствовать себя в долгу перед тобой. Но… необходимость в твоем великодушии отпала.

— Благотворительность. Великодушие.

Я медленно киваю.

— Понятно, — шепчу я, потирая губы. — И где ты сегодня находишься, так это в отеле, заказываешь еду в номер по завышенной цене и совершаешь набеги на мини-бар. Если это то, к чему тебя привели моя благотворительность и великодушие, то я не слишком горжусь собой.

— Зак, перестань.

— И к твоему сведению: женщина, которую ты видела в моем доме, — моя подруга, коллега-пилот. У нее в Атланте более длительная остановка, чем планировалось изначально, поэтому я предложил ей остаться со мной, а не в отеле.

Она натянуто мне улыбается.

— В этом ты весь — само великодушие. Может, ей тоже нужна хорошая страховка. А я в данный момент удерживаю статус твоей жены, что же, тем больше причин подписать бумаги.

— Эм… — Я опускаю голову и вздыхаю. — Я не знаю, чего ты хочешь от меня. Я не знаю, как любить тебя… справедливо.

— Я только что тебе сказала.

Я снова поднимаю голову.

— Ты хочешь развода?

— Я хочу, чтобы ты был свободен, — поправляет она.

— Кто сказал, что я не свободен?

— Ни одного звонка. Ни одного сообщения. Если женщина в твоем доме — просто друг, то есть ли кто-то еще?

— Нет. — Я качаю головой.

— Ты с кем-нибудь встречаешься?

— Нет.

Эмерсин на секунду стискивает зубы, прежде чем с трудом сглотнуть.

— Ты ждешь меня?

— Нет. — Мой голос дрожит от легкой нервозности. Я жду себя. Я жду… бл*дь, я не знаю, чего.

Времени.

Я жду времени. Разве это не самый простой ответ на вопрос?

Со временем она найдет кого-то другого, того, кто движется в том же направлении.

Со временем я почувствую, что она действительно не нуждается во мне, вместо того, чтобы слышать, как она говорит мне это, когда я знаю, что это не правда.

— Тогда что ты делаешь? — Она повышает голос и тут же вздрагивает в сожалении.

— Работаю. Провожу время с семьей и друзьями. Забочусь о своем доме и дворе. Хожу к парикмахеру. К дантисту. В магазин за продуктами. Смотрю телевизор. Живу. Вот, что я делаю.

И скучаю по ней. Боже… Я скучал по ней каждый божий день. Томатная паста и арахисовое масло больше не отвлекают меня от мыслей о Сюзанне. Это Эмерсин. Моя жена.

— Ну… — она пожимает плечами, — …вот. Ты только что подтвердил мою точку зрения.

— Какую?

— Что у тебя есть жизнь. Работа. Семья и друзья. И если в редких случаях у тебя находится время наедине, чтобы скучать по своей жене, я — не та жена, по которой ты скучаешь.

Я вздрагиваю. Ничего не могу с собой поделать. Это чертовски больно.

— Почему ты так говоришь?