Стивен Кэрролл - Комната влюбленных
Галстук у него съехал набок, верхняя пуговица рубашки расстегнулась, он попытался было застегнуть ее, но обнаружил, что она вовсе оторвалась. Когда это все произошло? Увидев, что Момоко смотрит вдаль, он поспешно привел одежду в порядок и пригладил волосы.
Момоко переминалась с ноги на ногу, не зная, идти ли дальше. Волчок попытался продолжить светскую беседу, которая их до сих пор кое-как устраивала.
— А ты?..
Она выжидающе посмотрела.
— Как ты живешь? — Волчок перевел взгляд на газон и отдыхавших на нем людей. — Ты счастлива?
Она медленно покачала головой:
— У меня все хорошо. Я довольна своей жизнью. Я добилась, чего хотела.
Волчок кивнул:
— Рад это слышать, очень рад.
— Ты приехал, чтобы это услышать?
— А что в этом такого?.. Хотя понимаю, это может показаться странным, особенно столько лет спустя.
Момоко ничего не ответила. Волчок продолжал:
— Меня сюда привело предчувствие, что мне удастся найти тебя и сказать то, что я должен сказать, прежде чем мы умрем или совсем состаримся. — Он ждал ответа, но ответа не было. Момоко все так же безучастно смотрела на деревья, быть может, слушала птиц. — Мне не нравились чувства, которые… я держал в себе все эти годы… Моя жизнь не…
Момоко резко повернулась, ее глаза возмущенно вспыхнули.
— Как ты нашел меня?
Волчок, все еще во власти только что произнесенных слов, воззрился на нее, отчаянно пытаясь вспомнить, как.
— Пара минут над телефонным справочником. Это было довольно просто.
— А перед этим ты несколько дней шпионил. — Она сердито посмотрела на него, словно уличив во лжи. — Эйко дала мне телеграмму. Что ты приезжал. Да, она никогда не видела тебя, но знала, кто ты такой.
— А-а… — Волчок кивнул с притворным удивлением. — Ее так зовут?
Момоко быстро посмотрела на часы. На другой стороне площади последние служащие покидали здание редакции. Парк начал наполняться людьми. Она бросила: «Сюда» — и поспешила вперед. Молча они пересекли площадь, причем Момоко опережала его на несколько шагов.
И вот заветная дверь медленно отворилась перед Волчком, распахнутая рукой Момоко. Вечерний свет озарял вестибюль и ряд висевших вдоль стен портретов. Волчка охватила робость, он был готов сбежать, но Момоко поторопила его, он переступил порог и вошел в здание, на которое так много лет смотрел издалека. Момоко уже шагала мимо заваленных книгами и рукописями кабинетов. Со стен приветливо или сурово глядели живые и мертвые писатели и поэты. Волчок неуверенно шел по коридору, стараясь не потерять Момоко из виду.
Наконец они вошли в просторный, заставленный книжными полками кабинет. Большой стол был весь завален рукописями, окно выходило на площадь, которую они только что пересекли. Волчок застыл в дверях и ошеломленно оглядывался. Он понял, что это ее кабинет.
— Заходи. Садись, — промолвила она бесстрастно и указала на кресло у стола. Он смущенно сел. — Я бы предложила тебе чаю, — начала она, — но заварка кончилась, и мне, честно говоря, неохота возиться. Виски подойдет?
Волчок кивнул, глядя на нее пустым, беспомощным, заискивающим взглядом, взглядом человека, который перестал даже делать вид, что он хозяин своей судьбы. Да, виски подойдет. Он взял стакан и сам не заметил, как выпил. Момоко снова подлила, даже не спросив, затем села за свой рабочий стол.
— Итак… — Момоко блеснула на него своими сине-зелеными глазами, — Тебе не нравятся чувства, которые ты носил в себе все эти годы?
— Нет. — Волчок подался вперед, вдыхая смесь из запахов виски, лосьона после бритья и едва уловимого аромата духов Момоко.
Он снова приложился к стакану.
— И ты думал поделиться ими со мной? Да?
Волчок хотел было ответить, но ответа не требовалось, а Момоко все не сводила с него глаз, так что ему даже страшно стало.
— Так ты думал, что поведаешь мне про эти чувства, а я скажу, мол, все хорошо и у меня все в порядке? Что это было давно, что жизнь с тех пор наладилась — и ты можешь сбросить с души бремя этих чувств и жить в свое удовольствие?
Теперь Момоко смотрела на свой стол, вертя в руках медное пресс-папье с тремя мудрыми обезьянками, и медленно качала головой. Запах вареного риса, холодный воздух комнаты Йоши, разбросанные но полу фотографии, все эти вопросы, что он выкрикивал ей в лицо с пеной у рта, и та единственная пощечина, и кровь на ее губах, и тихие, жалкие слова любви — любви, боже правый, — которые он на нее обрушил потом, — все вернулось. «Я», «она», «он», «мы» снова стали частью их жизни. Расстояние исчезло. Момоко продолжала, даже не взглянув на него:
— Послушай, Волчок. Все не так. — Она вскинула голову, и пролитые в прошлой жизни слезы жгли ей глаза. — Моя жизнь не наладилась.
Волчок уставился на ковер, не смея поднять глаз, пока Момоко не грохнула об стол пресс-папье. Будто прозвучал выстрел. Волчок вздрогнул; виски выплеснулся из стакана прямо ему на туфли. Он поднял взгляд и увидел ее осуждающие глаза.
— Ты приходишь сюда со своими чувствами. — Ее голос дрожал, а пальцы крепко сжимали пресс-папье, — Ты хоть понимаешь, сколько зла причинил? — Она утерла слезы. Аккуратно заколотые с утра волосы упали на лицо. — Я думала об этом из года в год. А ведь все эти годы я могла прожить свободно, незабываемо, это могли быть прекрасные годы. Но ты их у меня отнял. Все это время я пыталась оправиться от причиненного тобою зла. Все вокруг смеялись, шутили и занимались всякой ерундой, а я шаг за шагом восстанавливала свою жизнь… Целая жизнь, моя непрожитая жизнь… Кто, кто мне теперь ее вернет?
В комнате повисла тишина.
— Ты разрушил ее. Разрушил, понимаешь? — Она опять бросила пресс-папье, еще один выстрел прогремел в тишине кабинета. Выбившись из сил и выместив ярость, она наконец утерла слезы и уставилась на него. — Мы не можем взять и вернуть все обратно, не можем изменить прошлое. Все кончено. О да, у меня все хорошо. Сейчас уже хорошо. Я справилась. Но знай и не надейся забыть: то, что ты сделал, Волчок, никуда не денется. Поэтому не приходи ко мне со своими чувствами. Мне своих хватает.
Она тяжело опустилась на стул, будто выплеснула нечто столь важное, что все ее тело осталось опустошенным, разбитым. Но она наконец-то сказала это и теперь могла оставить это в прошлом. Момоко глубоко дышала, как после невероятного напряжения сил.
Последовало долгое, мучительное молчание. Она понемногу успокоилась, дыхание вновь стало ровным, и она тихо кивнула:
— О да. Я справилась. Но едва-едва.
