Доверься мне (ЛП) - Сквайерс Мэган

Эпилог

— Тебе не терпится увидеть дядю Йена? — пропела я, уткнувшись в пухлую щёчку. Как ребёнок может пахнуть так приятно — за гранью моего понимания, но сладкий аромат Иззи был таким восхитительным, что хотелось съесть её. Иногда по ночам я лежала без сна и целовала каждый миллиметр её милого личика, и всё ещё не могла поверить, что она моя. Моё маленькое чудо.

Ангельские глаза Изабеллы вспыхнули от восторга. Они были такого же цвета, что у её отца — светло — голубые.

— Можешь сказать «дядя Йен»? — спросила я, перемещая её вес на бедро, пока мы поднимались на лифте в лофт на пятый этаж. Я стиснула её пухлые ножки, и Иззи прижалась ко мне с хихиканьем, которое отразилось от глухих стен. Когда она смеялась, мой мир замедлял ход, время начинало течь, как патока. Её смех — чистое наслаждение в акустической форме. Это один из тех звуков, которого не коснулись жизненные переживания, стресс, давление или боль. Иззи представляла собой воплощение невинности, и больше всего я хотела сохранить её такой навсегда. Хотела замедлить ход наших дней, чтобы насладиться каждой секундой её едва начавшейся жизни. Сказать, что я восхищалась ей — преуменьшение века. Эта малышка стала огромным благословением в моей жизни, во всех смыслах этого слова.

Хотя с тех пор, как я жила здесь, прошло уже два года, в тот момент, когда двери лифта распахнулись, открывая тёмный коридор, я тут же перенеслась в прошлое.

Так много всего произошло после переезда. Рак, лечение. Выпускной, а годом позже свадьба, за которой последовал неожиданный сюрприз в виде двух розовых полосок. Мы стали семьёй, все трое. Но, если честно, это произошло задолго до этого. И семья не ограничивалась только мной, Лео и Иззи. Может, чтобы вырастить ребёнка, и не нужна целая деревня, но обязательно требовалось много любви. И наша Изабелла была окружена таким большим количеством людей в своей жизни, которые могли чуть ли не задушить её в объятиях.

Один из этих гиперопекающих членов семьи сегодня вечером стоял по другую сторону дверного проёма и приветствовал нас улыбкой и не заставившими себя ждать объятиями. Он обхватил нас руками в стиле инспектора Гаджета.

— Вот она, моя любимица!

— Ну что ж, спасибо, — усмехнулась я, поведя бровями вверх и вниз. Джошуа, нахмурившись, передразнил меня и забрал Иззи из моих рук. — Ох, ты имел в виду Иззи.

— Она здесь! — голос Йена донёсся до моих ушей раньше, чем в поле зрения появилась его фигура. Он выбежал из спальни, чтобы поприветствовать нас, и на мгновение мне показалось, что начнётся игра в перетягивание каната с моим ребёнком. Джошуа смилостивился и с улыбкой позволил Йену насладиться обществом крестницы.

— Я скучал по тебе, Милашка. — Прижавшись губами к её лбу, Йен поцеловал крошку в тёмную макушку. Иззи обхватила пятью пальцами мизинец Йена и крепко сжала его. Если бы взрослый мужик мог растаять, то Йен в тот момент превратился бы в масло. Он снова её поцеловал и спросил:

— Готова к фотосессии в честь достижения полугода?

Я так поняла, что это входило в его сегодняшние планы по присмотру за Изабеллой. Когда твой лучший друг — феноменальный фотограф, это означает, что ваши самые сокровенные воспоминания запечатлеваются на камеру и документируются. Фото украшали все стены в пентхаусе, который мы делили с Лео. Наша свадьба на вилле, кадры беременности и даже рождение нашей малышки — Йен всегда был рядом, а его камера оставалась наготове, чтобы поймать каждый момент.

И какое — то время я не знала, сколько этих моментов у нас будет. Их сохранение стало своего рода одержимостью. Я была благодарна Йену за то, что он охотно предложил свои незаурядные способности, чтобы я могла достичь поставленных целей. Я всегда могла рассчитывать, что он будет потворствовать мне, даже если это значило, что ему приходилось посещать терапию Лео, чтобы засвидетельствовать его прогресс, или оставаться допоздна в больнице, чтобы сфотографировать меня во время родовых схваток. В моих альбомах хранились все эти кадры. Думаю, часть меня нуждалась в осязаемых доказательствах того, что моя невероятная жизнь — не сон. Я щипала себя до синяков, и эти альбомы были истрёпаны и изодраны в клочья от того количества раз, что перелистывала их страницы. Вот, что представляла собой моя жизнь, и она сложилась куда лучше, чем я могла бы вообразить.

— С прошлой фотосессии прошло две недели. — В свою защиту Йен кивнул в сторону камеры, словно мне следовало увидеть пыль, покрывшую объектив.

За ними двумя я разглядела белый фон, свисающий со стропил, студийный свет, который отражался от бумаги, как сияющие звезды. Рядом на столе лежала куча плюшевых игрушек и коробка полная хлопьев «Cheerios». С вешалки свисали розовые балетные пачки и повязки на голову с искусственными цветами, которые были почти с голову Иззи. Честно, всё это походило на гримерную, принадлежавшую бродвейской актрисе.

— Ты избалуешь её, ты ведь знаешь? — Я рассмеялась, проведя беспокойными руками вниз по своему чёрному коктейльному платью.

— Это, вроде как, моя работа!

Йен не стал дожидаться моего ухода и поспешно понес Иззи в «студию». Я передала сумку с подгузниками Джошуа и начала раздавать указания.

— Её бутылочка во внутреннем кармане, там же её пижама и любимое одеяло, без которого она не может уснуть. И ей нравится засыпать на руках, а не в детском манеже. Ей больше по душе «Греби, греби в своей лодке», чем «Три слепых мышки». — В конце предложения мой голос немного дрогнул, Джошуа положил руку мне на предплечье, закидывая сумку на плечо.

— С ней все будет хорошо, Джулс. Обещаю. Иди, наслаждайся вечером и не думай о нас. Не торопись возвращаться. У нас всё под контролем.

Я посмотрела через плечо. От стен отражались вспышки белого света, заливистый смех Иззи совпадал со щелчками затвора Йена. Я хотела поцеловать её напоследок, сжать в объятиях и сказать, что «мама любит тебя», но тогда бы забил ключом фонтан, и я бы не знала, как его выключить. Я и прежде с трудом могла совладать с гормонами. И оказывается, те, что сопровождают тебя в материнстве, существенно отличаются от остальных, и их мне только предстояло приручить.

Я снова перевела взгляд на Джошуа.

— Ты позвонишь, если что — нибудь понадобится?

— Конечно. А теперь убирайся! — Он подтолкнул меня к двери, словно выбивал пыль из ковра, и я подчинилась. Скользнула обратно в лифт, вышла из вестибюля на бетонную дорожку. Декабрьский воздух кусал кожу, я выдохнула белое облачко, которое зависло в нескольких сантиметрах от губ. Желая создать иллюзию тепла, обволакивающего тело, провела руками вверх и вниз по предплечьям.

Я не прождала и десяти секунд, как у обочины остановился наш элегантный чёрный внедорожник с затемнёнными окнами.

Когда Чонси, наш шофер, обогнул бампер, чтобы открыть мне дверь заднего сиденья, я, балансируя на пятнадцатисантиметровых каблуках, сошла с тротуара.

Моё сердце замерло.

— Лео нет? — выдохнула я, опуская ногу в машину. Подушки сидений были тёплыми, я опустилась на них, позволив коже прильнуть к телу.

Чонси покачал головой и произнёс:

— Нет, мистер Кардуччи сказал, что увидится с вами на самом торжестве, и передал извинения.

Прежде, чем закрыть дверь, он протянул чёрную бархатную коробку.

Я полагала, что извинение находилось в коробке, но чего мне действительно хотелось, так это чтобы Лео каким — то чудом запрыгнул на соседнее со мной сиденье. В последнее время он работал допоздна, и сегодняшний вечер должен был стать одним из немногих на этой неделе, что мы бы провели наедине. Весь день у меня в голове крутился небольшой сеанс поцелуев на заднем сиденье, так сказать, предторжественное мероприятие. К сожалению, всё выглядело так, что его убрали с повестки дня.

Я положила коробку и устроилась поудобнее, чтобы поглазеть на городские огни, мелькавшие на периферии зрения. Платье было коротким, когда я стояла, оно доходило до середины бедра, а когда сидела, задиралось ещё выше. Я потянула подол вниз, чтобы каким — то образом добавить ещё несколько сантиметров к его длине. Знала, что сегодня никто не будет смотреть на меня, Лео — виновник торжества, но, по крайней мере, стоило поддержать образ презентабельной трофейной жены, устроившейся у него под боком.