Любовь и Хоккей (ЛП) - Джей Монти

Друзья и семья товарищей моего отца по команде окружают меня, приветствуют, кричат. Черт, мне кажется, я видела, как мама Бензо плакала. Мои глаза смотрят с благоговением, с полным удовлетворением.

Тело моего отца отделяется от группы мужчин, и его глаза сканируют толпу. Быстро, как будто он может почувствовать меня, его глаза находят мои. Широкая улыбка расплывается на моем лице, когда он поспешно катится ко мне. Слезы покрывают мое маленькое личико. Улыбка, которая сияет за его неряшливой бородой плей-офф, согревает мое сердце. Мягкие, добрые зеленые глаза, которые мы разделяем, полны любви, любви к хоккею, любви к его команде, любви ко мне.

Оказавшись передо мной, он дважды стучит себя в грудь, прежде чем положить ладонь на стекло передо мной. Я поднимаю свою руку, чтобы положить ее поверх его руки. Стекло - это единственное, что разделяет нас. Выиграет он или проиграет, но он сделает это. Это была наша фишка.

—Ты сделал это, папа! - Кричу я.

Он улыбается. 

— Мы сделали это, моя несносная девочка.

Знаете ли вы, что, когда команда выигрывает Кубок Стэнли, каждый игрок получает персональный день с трофеем? Мы с папой весь вечер ели шоколадное мороженое из "серебряного трофея". Мы съели его так много, что у меня потом несколько часов язык был холодный. На следующий день меня продолжило выворачивать наизнанку. Потом, когда его передали следующему игроку, я заплакала.

Оглядывая свою комнату, я слышу оживленный шум внизу. Все старые товарищи моего отца по команде: Хауэрд Йесбек, который ушел на пенсию вместе с моим отцом, Тейлор Лайонел, Аксель Джалак, Бензо, список можно продолжать и продолжать. Все они стоят внизу, готовые отпраздновать мой тринадцатый день рождения.

Хоккей был тем, что свело нас всех вместе. Я думаю, это правда, когда говорят, что ты не всегда выбираешь свою семью, иногда они выбирают тебя.

— Ты пытаешься избежать общения с людьми, Вэлли?

Бишоп Маверик.

Всегда он.

Всегда он. Я даже не осознавала, что так долго отсутствовала на вечеринке, но, конечно, он заметил. Бишоп, я думаю, был единственным, кто понимал, как сильно я не любила свой день рождения. Я бы никогда не сказала об этом своему отцу. Я знаю, как много для него значит видеть меня счастливой, но я ненавидела праздновать этот день.

Бишоп знал это еще до того, как я рассказала ему о своей маме, он знал, почему я хотела побыть одна в этот день. Моя мама ушла через два дня после моего второго дня рождения. Просто собрала свое барахло и ушла. Она не оставила мне ни записки, ни фотографии, ничего. Она ушла, как будто я ничего для нее не значила, как будто она не носила меня девять месяцев.

Прошло много лет, а это все еще причиняет боль ─ жало отвержения. Я не уверена, становится ли это лучше или хуже с каждым годом.

Я смотрю на Би, вижу его свежевыбритое лицо, входящего в мою комнату. Шесть футов четыре дюйма, двести семьдесят пять фунтов чистого мужчины. Его телосложение выдавало хоккеиста - высокий и худощавый. Такие мышцы, которые можно было разглядеть под его рубашкой, когда она облегала его, но не такие, которые заставляли думать, что он на стероидах. Вы просто знали, что у него была эта V-образная линия и те мышцы на спине, от которых у женщин кружилась голова.

В марте ему исполнился двадцать один год, то есть между нами было восемь лет разницы, восемь лет и восемь месяцев, если быть точным. Его день рождения приходится на восемнадцатое марта, а мой - на один и тот же день июля.

Как бы сильно он меня ни бесил, я никогда не могла отрицать, насколько он великолепен.

Ты знаешь, о чем я говорю, об этом классическом красавце. Смесь соседского мальчишки, от которого женщины постарше пускают слюни, когда он подстригает их газон, наблюдая, как он медленно превращается в неряшливого мужчину. Угловатый подбородок, достаточно острый, чтобы резать бриллианты, высокие скулы, длинный нос, симметричные черты лица, которые делают его неземным, небесным, превосходящим? Какое-нибудь такое слово.

Он нервный, со шрамом на левой брови, над которым не отрастают волосы. Если бы вы его не знали, вы могли бы побояться заговорить с ним, потому что он выглядит как проблема, но когда он улыбается вам этой улыбкой, которая демонстрирует его жемчужно-белые, ровные зубы, он доступен.

И он смотрит на меня этими глазами, которые мне больше всего нравятся.

Мой отец часто брал меня с собой в национальный парк Банф. Он расположен в Альберте, Канада. Мы отдыхали там в межсезонье или навещали его, когда он там играл. Там есть водоем под названием Морейн-Лейк. Это захватывает дух.

Из-за ледникового стока вода имеет сине-зеленый цвет, который меняется в зависимости от времени года. Это что-то неземное. Если когда-либо и существовал источник молодости или место, где жидкость могла сделать вас вечно молодым, то это было озеро Морейн.

Глаза Бишопа имеют точно такой же пигмент. Мне хотелось утонуть в его глазах. Купаться в этих бирюзовых самоцветах целую вечность.

Его худощавое тело опирается на мой дверной косяк, ноги скрещены, а мускулистые руки скрещены на его сильной груди.

Широкие плечи подчеркнуты черной облегающей футболкой, которая сужается к талии. Бедра размером со ствол дерева, которые выглядят примерно так же опасно, как и его массивные ладони, прикрепленные к загорелым жилистым рукам.

— Просто мне нужно было немного тишины и покоя, Би, - говорю я, убирая прядь волос за ухо. Бишоп заставил меня чувствовать. Всякий раз, когда он был рядом, я мгновенно оживлялась.

Я не обманывала себя, я знала, что я моложе его, и к тому же у большей половины длины моего тела занимали ноги, и еще больше гребаных ног. Рыжие волосы с гривой разъяренного льва и лицо, на котором веснушек больше, чем кожи. Я не принадлежала к типу Би, даже если бы была совершеннолетней.

Но я не могла объяснить это своему сердцу, ему было все равно. Оно просто хотело Бишопа Маверика, и ничто не могло убедить его в обратном.

Мне было неловко, когда я не была на льду. Моя форма общения отпугивала мальчиков моего возраста. Я не хотела говорить о том, какие они были милые. Я хотела поговорить о вчерашней игре или о новом Call of Duty, в котором я абсолютно доминирую.

Как будто парни считали меня инопланетянином, потому что я любила спорт и была одержима мальчишескими группами. Достаточно того, что я была выше большинства парней в моем классе, было плохо, но я усугубляла ситуацию тем, что была "более мужественной", чем они.

Очевидно, мальчикам нравятся мягкие, изящные розы, а я была полевым цветком - упрямым, трудным, сильным, которого невозможно приручить.

Разговаривать с Бишопом было все равно что разговаривать с Риггс и моим отцом. Легко. Естественно. Это было похоже на катание на коньках. Мы просто не давили друг на друга. Он не спрашивал меня, почему я никогда не укладываю волосы или почему я всегда ношу футболки групп. Черт возьми, он купил мне несколько из них, например, футболку Wicked Jimi Hendrix, которую я сейчас ношу. Он подарил ее мне на Рождество в прошлом году.

Он вывел меня на уровень, которого не было у других людей. Когда мне было грустно, он видел меня насквозь. Он брал меня на лед, потому что знал, что единственное место, которое по-настоящему поднимало мне настроение, - это каток. Он знал, что пицца излечивала мое отношение, а конфеты с лимонным соком были единственным способом добиться своего.

Он был моим самым близким другом, моим лучшим другом. Конечно, Риггс тоже была моим лучшим другом, но с Би все всегда было по-другому.

Мое тело спрятано в моем укромном уголке моей комнаты. Мои глаза смотрят в окно на здания, которыми усеян Чикаго. Я не выросла в доме с двором, в тихом районе. Я жила в мансарде в центре Чикаго, где звуки сирен, поездов и ветра убаюкивали вас по ночам.

Город ветров был не для всех, но для меня он был домом.