Мари Луизе Фишер - Поздняя любовь
— Но вы ведь вовсе не обязаны выходить за другого, госпожа Бек! — Сфорци хлопнула себя ладошкой по губам. — Ой, простите, этого мне говорить не следовало.
Доната соскользнула с края стола.
— О моей личной жизни речь вообще не идет. Вы рассказали мне о своих проблемах, а я вас выслушала. Давайте на этом и остановимся.
— Да, конечно, госпожа Бек. И благодарю вас.
Лишь после того как госпожа Сфорци выскользнула из комнаты, Доната поняла, что секретарша вовсе не имела в виду предупреждать ее против связи с Тобиасом, а лишь хотела утешить ее по поводу разрыва с ним. Так сказать, в соответствии с изречением: «Будь рада, что и на этот раз обошлось».
Доната не знала, смеяться ей или сердиться, но одно она ощущала вполне отчетливо: она страдает от потери друга сильнее, чем когда-либо могла себе представить. Его недоставало на каждом шагу. У нее было такое чувство, что никто не может заполнить пустоту, которую он, уйдя, оставил в ее внутреннем мире.
Хотя ей это было не по душе, все же Доната продолжала посещать приемы и вернисажи. Она не надеялась найти там для себя развлечений, но знала, что следует показываться на людях и без Тобиаса.
Когда однажды вечером она ехала из центра города домой, то, следуя какому-то внезапному побуждению, вдруг решила сделать крюк через район Альт-Богенхаузен, чтобы зайти на один из объектов. Уже издалека она увидела, что строительная площадка не освещена, а это было нарушением существующих правил. Она припарковала свой кабриолет вопреки инструкции на тротуаре, поскольку других возможностей не было, и выскочила из машины.
В слабом свете отдаленного фонаря Доната увидела, что на площадке кто-то шевелится. Она испугалась, подумав, что какой-нибудь городской бродяга, наверное, решил выбрать себе здесь место для ночлега. Чтобы не быть совсем беззащитной, она вынула из ниши для перчаток лежавший там тяжелый карманный фонарь. Когда она повернулась спиной к машине, чтобы приблизиться к дому, освещение вдруг включилось, и она увидела, что это — дело рук стоявшего на строительной площадке Тобиаса.
— Ох, и напугал же ты меня! — крикнула она, слыша, как громко бьется ее сердце.
— А ты опять собираешься инспектировать стройку на высоких каблуках, — отозвался он.
Они посмотрели друг другу в глаза и, почувствовав огромное облегчение, одновременно разразились смехом. Она даже не успела понять, как это вышло, что оказалась в его объятиях, а крепчайший поцелуй пробудил ее страсть.
— Едем ко мне, — решил он, отпустив ее наконец.
— Да! — ответила она, едва дыша. — А что ты здесь делал?
— Хотел убедиться, что все в порядке. Все, как ты меня учила. — Он снова обнял ее и добавил: — Если бы кто-нибудь позвонил тебе ночью и пожаловался, что освещение не включено, ты, наверное, никогда бы мне этого не простила.
— Простила бы, — сказала она. — Все бы простила!
И они снова стали целоваться.
После этого она признала:
— Я бы взбесилась. Меня всегда бесит, если что-то не на месте. Это один из моих самых худших пороков.
— А я проглатываю все брошенные мне упреки — справедливые или несправедливые. Ты должна бы зачесть это как очко в пользу моей молодости.
— Вообще-то мы с тобой пара ужасных дураков, правда?
Они снова разразились смехом.
— Поезжай на машине вперед, а я за тобой на велосипеде. Не хочется его здесь оставлять.
— Так и сделаем. Я тебя подожду на месте.
— У тебя ведь есть ключ от моей квартиры?
— А ты думаешь, я его выбросила в Изар?
Она еще раз быстро его поцеловала и побежала к своей машине. На Верингерштрассе ей потребовалось некоторое время, чтобы найти место для машины, так что она вошла в квартиру незадолго до его приезда. Комнаты отличались очень простой обстановкой. Безыскусная темная мебель, набор цветных, подобранных одна к другой подушек, подаренных ею Тобиасу, чтобы жилище обрело уют. Тяжелые желтые занавески были собственностью хозяина, сдававшего квартиру.
Доната бывала здесь еще до их большой ссоры и ориентировалась без труда. За эти дни практически ничего не изменилось, добавилось разве что несколько книг, появилась новая стереоустановка. Все блистало чистотой и порядком, словно он ожидал гостей.
Это навело ее на размышления: не рассчитывал ли он заранее встретить ее на строительной площадке? Могло ведь быть и такое. Он же знал ее привычку время от времени, после работы в офисе, проверять, все ли на стройках делается по инструкции. Но когда именно она туда заедет, он знать не мог. Так что, может быть, он уже не первый вечер находил там для себя работу в надежде на встречу с ней.
Эта мысль ее тронула, ей было интересно узнать, правильно ли ее предположение. Но если она и права, он, конечно, никогда этого не признает.
Доната положила сумку на книжную полку рядом со стереоустановкой, повесила свое коричневое шелковое пальто на один из свободных изгибов стоячей вешалки, туда же и парик, сегодня рыжевато-белокурый. Всеми десятью пальцами она прошлась по своим коротко остриженным светлым волосам, чтобы немного их растрепать. Потом зашла в крошечную кухню квартиры и поставила на плиту чайник с водой.
Тобиас ворвался в квартиру, бросил взгляд в комнаты и крикнул:
— Ты где, Кисуля?
Доната, улыбаясь, вышла из кухни ему навстречу. Тобиас за последние недели очень переменился. Он отпустил бороду, оказавшуюся гораздо светлее волос на голове, которые он уже не смазывал бриолином, так что они свободно рассыпались по сторонам. Бородка, коротко остриженная и очень ухоженная, делала его старше, в чем, собственно, и состояла цель. Но его темно-синие глаза излучали, особенно в этот момент, юношескую жизнерадостность.
— Нерадивая ты баба! — закричал он. — Муж приходит домой с работы усталый и грязный, а ты еще и воду в ванну не напустила?
— А надо было?
— Обязательно.
— Что ж, ладно. Тогда я гашу плиту. А я-то хотела нам чаю заварить.
— Во-первых, у меня это лучше получается, а, во-вторых, ванна важнее.
Она послушно заткнула сливное отверстие ванны железной пробкой и открыла оба крана.
Он, подойдя сзади, наклонился над ней и произнес:
— Не хочешь ли ты почувствовать себя по-домашнему?
— Что ты имеешь в виду?
— Когда ты будешь тереть мне спину мочалкой, твое красивое платье может промокнуть до нитки.
Она знала, к чему идет дело, поэтому сразу же выполнила его просьбу: сняла платье, туфли, чулки и бюстгальтер и осталась в одних трусиках. Сидя в ванне, он попытался затянуть ее туда же. Какое-то время она сопротивлялась, но потом все же уступила ему победу. Они предались страсти в ванне, которая вообще-то отнюдь не была рассчитана на двоих.
