Джоан Коллинз - Любовь, страсть, ненависть
– Спасибо, – улыбнулась Доминик и начала лизать мороженое своим дерзким розовым язычком. Она внимательно смотрела ему в лицо, пытаясь обнаружить хоть какое-то волнение, которое бы свидетельствовало, что он все еще испытывает к ней интерес. Признаки эти были налицо, он смотрел ей в глаза таким страстным горячим взглядом, что она почувствовала, как горячая волна прокатилась по телу под платьем и залила ярким румянцем щеки.
Она повернулась к нему спиной и медленно пошла к маленькому скверику, в котором старики курили сигареты «Житан» и играли в бильярд возле кафе «Де Ласи».
– Ты куда? – Он догнал ее и зашагал рядом. – Не хочешь прокатиться на моем новом мотоцикле?
– Да ты что, мама убьет меня, если узнает, что я села на мотоцикл, – запротестовала Доминик, но запретный плод сладок, и она уже думала об этой поездке с нарастающим волнением.
Гастон почувствовал это.
– Идем, идем, ты же со мной, – сказал он неожиданно покровительственным тоном и, схватив ее за руку, увлек через площадь, вниз по узкой, вымощенной булыжником улице. – Вот здесь, – сказал он, гордо указывая на блестящий мотоцикл зеленого цвета, гордо стоящий рядом с полицейским. – Ну как, красивый?
– Красивый, – вздохнула Доминик, вспомнив голос матери, часто говорившей, чтобы она никогда не каталась ни с какими мужчинами. Особенно на мотоциклах. – Классная штучка.
– Мы можем немного покататься, – сказал он и запрыгнул на черное кожаное сиденье, приглашающим жестом похлопав по сиденью сзади себя.
– О, нет, я не могу. – В Доминик боролись сейчас два желания. Гастон как никогда был похож на Джеймса Дина, особенно на этом мотоцикле. Сигаретный дым заставлял его щуриться, от этого он выглядел еще сексуальнее. Голубые джинсы, плотно облегавшие его мускулистые ноги, заставили Доминик поддаться искушению.
– Давай, – настойчиво повторил он, – не бойся, он же не кусается… и я тоже.
– Ну, хорошо, – осторожно сказала Доминик, садясь позади него. – Только не очень долго, Гастон. Обещай. Я должна быть дома в десять тридцать.
– Ладно, – ответил юноша. Мотор неожиданно взревел, и она крепко обхватила его руками за талию. Гастон медленно направил мотоцикл вниз по улице. – Поедем на Танго Бич, это не очень далеко.
На пляже было темно и пустынно, и только мягкий свет бледной луны освещал казавшийся черным песок.
– Черт, ну и темень, – поежилась Доминик. Вместо нервозности она ощущала какое-то новое, волнующее чувство – где-то в паху.
Десятиминутная поездка с Гастоном, во время которой она сидела, вцепившись руками в его рубашку и прижавшись головой к спине, разгорячила ее. Во рту было сухо от предчувствия чего-то неизвестного, но, как она надеялась, очень приятного.
Он выключил мотор, и несколько минут они сидели в полной тишине. Доминик казалось, что она слышит стук своего сердца, смешивающийся с тихим шуршанием набегавших на берег волн. Легкий ветерок шевелил ей волосы. Вокруг царила полная тишина.
Не говоря ни слова, Гастон взял ее за руку, и они пошли по песку к воде. Они присели на мягкий песок, еще хранивший тепло послеполуденного солнца, и просидели так очень долго, глядя на усеянное звездами небо.
– Как все-таки красиво в Сен-Тропезе, да? – прошептала Доминик, чувствуя, как сильная рука Гастона мягко легла ей на плечо.
– Да, красиво, – нежно ответил он, – но красивей тебя все равно ничего нет, дорогая. – Он наклонил к ней голову, и она увидела ставшие огромными зрачки его глаз. – Ты настоящая красавица, Доминик, – прошептал он, – ты очень красивая… очень, очень красивая.
Его губы целовали ее волосы, почти касаясь нежной мягкой шеи.
– Нет, Гастон, нет. – Доминик слышала свой слабый, уже не сопротивляющийся голос, когда его нежные губы ласково коснулись ее шеи. – Нет.
– Да, – настойчиво сказал он. – Да, Доминик, да, да. – Гастон опустил ее на теплый песок, и она почувствовала, как холодная морская вода подбирается к ее ногам, а его губы ласкают ее рот, доставляя невероятное наслаждение. Его язык был умелым и очень нежным. Казалось, он сам знает, чего она хочет. Она открыла ему губы для поцелуя и, хотя на нем была рубашка, почувствовала горячую страсть, исходившую от его тела. Она вздрогнула, когда волна захлестнула ей ноги. Гастон все ниже скользил рукой по ее блузке.
– Нет, Гастон, не здесь, – сказала Доминик, нервно рассмеявшись. – Мы прямо посреди пляжа, вдруг кто-нибудь пойдет?
– Ночью здесь никто не ходит, мой маленький котенок, – сказал он. – Хотя, думаю, ты права. Давай поднимемся в ресторан, там нам уже никто не помешает. Идем. – Он помог ей подняться на ноги, и они побежали к смутно белевшему в темноте прибрежному бару.
В помещении царила полная темнота, пахло подгоревшим чесноком и специями. Гастон крепко схватил Доминик за руку, протискиваясь между составленными столами и стульями в глубину бара. Возле стены были свалены в кучу десятки полосатых матрацев, на которых днем отдыхающие загорали на пляже.
– Ну вот, – сказал Гастон, помогая ей забраться на самый верх этой кучи. – Залезай туда, там просто класс!
– Я чувствую себя как принцесса на горошине из той сказки, – засмеялась Доминик, чувствуя себя необычайно взрослой, одновременно волнуясь и радуясь. – Лежать на такой куче матрацев… о, Гастон, мы не грохнемся отсюда?
– Я не дам тебе упасть, – прошептал юноша, занятый маленькими пуговичками на ее блузке. – Не беспокойся, Доминик, я тебя буду защищать. Обещаю тебе.
Чувствуя запах янтарного солнца и мягкого моря, Доминик отдалась пылким поцелуям и безумным ласкам юного продавца мороженого с легким вздохом удовольствия.
С тех пор они встречались по нескольку раз в неделю, и Гастон доставил Доминик еще немало удовольствия. Их тайные встречи в жалкой лачуге на берегу моря стали для них настоящим приключением, Доминик поражала Гастона своим сексуальным пылом и энтузиазмом. Она не страдала притворной стыдливостью и ложной скромностью. Единственное, чего она боялась, это забеременеть, но он умело предохранялся. О такой партнерше можно было только мечтать, и он часто говорил ей, что она «создана для любви».
Когда с киностудии «Коламбиа пикчерз» пришла телеграмма с положительным ответом, извещающая, что Доминик пора ехать в Голливуд для подготовки к съемкам «Легенды Кортеса», молодые влюбленные горько плакали.
– Я никогда тебя не забуду, обещаю, – сквозь слезы говорила Доминик, всем телом прижимаясь к Гастону в уютной темноте их любовного гнездышка. – Я буду писать тебе каждый день, каждый божий день!
– Я тоже, дорогая, – отвечал юноша, с трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать. – Я буду любить тебя всегда, Доминик, всю жизнь, и буду ждать, когда ты вернешься из Америки.
