Джоан Коллинз - Любовь, страсть, ненависть
Спустя несколько месяцев он открыл на Виа Бабуино антикварный магазин, в котором продавал драгоценности и антикварные вещи, украденные и тайно вывезенные им из Франции и Греции во время войны. Многие из этих предметов были из малоизвестных музеев и частных коллекций Франции, поэтому вскоре его магазин стал самым красивым и богатым антикварным магазином в Риме.
Каждый год он осторожно отбирал несколько вещей и продавал их на рынке, проявляя при этом всегда необычайную осмотрительность, чтобы ни в коем случае не привлечь внимание Интерпола, который все еще продолжал поиск тысяч произведений искусства, разворованных во время войны.
Золотые кольца и браслеты всех тех несчастных, которые были замучены и брошены умирать в концлагеря, обеспечили ему колоссальный доход. У него было много икон в золотых и серебряных окладах, покрытых эмалью ваз, алебастровых фигурок и подсвечников, вывезенных из Греции и Франции, а также то, что он с улыбкой называл «мои картины». Среди них были шедевры Мане, Ван Гога, Ренуара и Сезанна, три больших, очень ценных холста Пикассо, написанных в кубическом стиле. Все они бережно хранились в подвале его нового дома возле площади Испании, спрятанные на черный день, когда ему, возможно, придется их продать.
Умберто был богатым, но скучным человеком. Плотские удовольствия, если они не сопровождались чем-нибудь извращенным, уже не доставляли ему такого удовольствия, как прежде, а просиживание штанов в магазинчике становилось для него все более и более утомительным занятием. Естественно, в деньгах он больше не нуждался. Ему нужно было что-нибудь такое, что сделало бы его жизнь более интересной, но кроме секса он ничего не мог придумать.
В тот день, когда он, проходя по площади Барберини, увидел огромные, ослепительно светившие софиты, когда он увидел толкотню и суету, царившие на съемочной площадке, где каждый, казалось, горел энтузиазмом и энергией, он, наконец, понял, что нашел ответ на тот вопрос, который так давно мучал его.
Умберто и Рамона стали настоящими друзьями во время съемок. «Одного воскресенья в Риме». Умберто, которого всегда манил Голливуд, стал проявлять еще больший интерес к восхитительному процессу создания фильмов и не вылезал со съемочной площадки. Здесь он встретился с Генри Хорнблауэром, седой легендой Голливуда, которому уже давно было пора на покой, но он еще бодро рассказывал смешные анекдоты и всякие истории о тех днях, когда еще не было звукового кино. Здесь он встретил директора картины, молодого наглого ловкача, умело карабкающегося по служебной лестнице, ужасно честолюбивого и совершенно уверенного в себе и своем таланте. Он увидел тут множество махинаторов, которые умудрялись извлекать из фильмов деньги, как подлинные чародеи. Он тщательно запоминал все их идеи и трюки, уверенный в том, что тоже смог бы раздобыть денег, чтобы финансировать съемки фильма в Италии. Почему бы и нет? В городе теперь свободно можно было снимать любые фильмы, он стал необычайно популярен в киноиндустрии Европы.
В начале 1950-х годов все дороги действительно вели в Рим. Виа Венето стала центром деловой активности. Здесь всегда было так же много народу, как на бульваре Карлтон во время кинофестиваля в Каннах. За каждым столиком в кафе «Дони», в других кафе было полно посетителей. Здесь сидели продюсеры, финансисты, писатели и антрепренеры, а также всемирно известные итальянские и американские звезды. Виа Венето была местом встреч, знакомств и заключения сделок.
Трудно было отличить молодых талантливых исполнительниц от снимающих клиентов проституток. И те и другие были одинаково привлекательны в коротеньких платьицах, плотно облегающих фигурки, с растрепавшимися волосами и обильным слоем косметики на лицах.
Создавалось впечатление, что у каждого свой фильм, который он хочет снять или уже снимает, и он готов заключить с вами сделку или подписать контракт. Рим стал маленьким Голливудом, и представители кинобизнеса толпами стекались в Вечный город со всего света.
Когда Умберто поделился с Рамоной своими планами, был вечер, они сидели в кафе «Дони» и пили из высоких розовых бокалов вкусный ликер. Выслушав его, она удивленно воскликнула:
– Но зачем, Умберто? Я никогда бы не подумала, что вас заинтересует этот сумасшедший бизнес. Когда же это случилось?
– Наверное, уже давно, так мне, во всяком случае, кажется, – засмеялся он, провожая взглядом медленно проходящую по улице блондинку с красивыми глазами, которая явно искала, чем бы ей заняться. – Во время войны мы частенько смотрели американские фильмы, в некоторых из них, кстати, играли и вы, моя дорогая. – Он галантно поцеловал ей руку, незаметно провожая взглядом покачивающиеся из стороны в сторону бедра молодой блондинки, которая медленно шла вверх по улице. – Эти фильмы всегда были моими самыми любимыми.
– Как вы любезны, мой дорогой Умберто, это очень мило с вашей стороны.
– Ну что вы, моя дорогая. Но в жизни вы намного привлекательнее.
Она кокетливо рассмеялась.
– Прошу вас, Умберто, не заходите слишком далеко, ведь мне, в конце концов, уже около сорока, – не моргнув глазом солгала она и улыбнулась.
Подыгрывая, он улыбнулся ей в ответ.
– Сорок вам или не сорок, вы все равно красивее любой из этих девушек, которые гуляют сейчас по улице.
Еще одна стройная высокая блондинка в узком, плотно облегающем ее фигурку платье, едва прикрывавшем попку, откинула назад волосы и подмигнула Скрофо, проплывая мимо их столика. Он притворился безразличным, хотя хорошо помнил их встречу на прошлой неделе. Это была очень стройная женщина. У него еще валялся где-то номер ее телефона. Вечером он позвонит ей, но это позже. Несмотря на то, что Рамона ему нравилась, он даже восхищался ею, в сексуальном плане она его совсем не привлекала. Умберто хорошо понимал, что это чувство взаимно. Ну что же, так даже лучше. Бизнес и похоть никогда не создадут прочного союза.
Рамона сразу же догадалась о том, какое отношение имеет блондинка в красном платье к Умберто, но сделала вид, что ничего не заметила. Достав из своего изящного платинового портсигара тонкую черную «Собрани», она зажала ее накрашенными ярко-красной помадой губами, ожидая, пока он даст ей прикурить красивой золотой зажигалкой.
– Умберто, у меня есть к вам предложение, – сказала она, наклонившись вперед так, чтобы он мог бросить взгляд в глубокий вырез ее шифонового платья.
– Какое, дорогая? – Он улыбнулся, зная, что за соседними столиками говорят только о ней. Ему было очень приятно, когда двое фотографов сделали несколько снимков во время их разговора. Он незаметно позировал, стараясь не смотреть в объектив. Их уже несколько раз снимали вместе для итальянских журналов, а Рамону – для журнала «Оджи» в его маленьком антикварном магазинчике. Очаровательный браслет на ее запястье сделал ему такую рекламу, что пришлось нанять помощника, чтобы справляться с работой.
