Водопад одержимости (ЛП) - Кингсли Клэр

— Понятно. Я прошел мимо нее в дом. — Если вы укажете мне правильное направление, я найду его.

— Как хочешь. Он либо в кабинете, либо упражняется в гольфе. Кабинет дальше по коридору, а там дверь на задний двор.

— Спасибо.

В холле была широкая двойная лестница, ведущая на второй этаж. Над ней висела хрустальная люстра, занимавшая слишком много места. Такие вещи покупали только что разбогатевшие люди, потому что считали, что так они выглядят богаче. На самом же деле она выглядела вульгарно.

Мои ботинки заскрипели по мраморной плитке. Она была белой с черными прожилками, почти как зебра. Стены были зелеными, как морская пена, — этот оттенок контрастировал с темно-вишневыми плинтусами и отделкой.

Кто бы ни декорировал это место, он проделал совершенно ужасную работу.

Но я был здесь не для того, чтобы критиковать их безвкусные дизайнерские решения. Я нашел кабинет и вошел через уже открытую дверь.

Там было пусто. Комната была не такой аляповатой, как холл. По крайней мере, цвета сочетались. Деревянные панели были хорошего качества и дорогие, а стены — глубокого зеленого цвета. Мебель из вишневого дерева, кожаное кресло руководителя, полки, заставленные юридическими книгами.

Двойные французские двери вели во внутренний дворик. Уличная мебель выглядела так, словно ею редко пользовались, покрытая легким налетом пыли, а лестница вела на верхнюю площадку.

А на траве, на небольшом расстоянии, стоял Колин.

У него было поле для гольфа, с грином и большой сеткой для ловли мячей. Неплохое приспособление, хотя я ненавидел гольф.

А этого парня я ненавидел еще больше.

Я, как можно более непринужденно, подошел к тому месту, где Колин, придурок-преследователь, лупил по мячам для гольфа.

— Колин Гривз? — спросил я.

Он вздрогнул, как будто я его напугал, и положил руку на грудь. — Ты меня напугал, я не знал, что здесь кто-то есть. Он прищурил глаза. — Кто ты?

— Джосайя Хейвен.

— И что ты здесь делаешь?

— Нам нужно поговорить.

Он опустил клюшку для гольфа и взял ее за рукоятку обеими руками. Я прекрасно понимал, насколько опасным оружием она может быть. — Боюсь, я не понимаю, о чем ты говоришь. Если это юридический вопрос, тебе нужно записаться на прием.

— Это юридический вопрос, но мне не нужен адвокат. А вот тебе, вероятно, понадобится.

Казалось, его осенило узнавание. — Подожди, я тебя помню. Ты тот парень из Тиликума.

— Тот, который выгнал тебя из бара.

— Я бы не сказал, что ты меня выгнал, но да, прием был не очень теплым.

— Тебе не были рады.

— Так вот почему ты здесь? Это было давно, и, если ты не заметил, я не возвращался. В свое время Одри была милой, но ни одна киска не стоит таких проблем.

Мне захотелось дать ему в рожу за это замечание, но я решил оставить все как есть. Ему было за что ответить. — Я знаю, чем ты занимаешься.

Он огляделся вокруг, как будто был в замешательстве. — Я много чем занимаюсь. Большая юридическая практика. Опора общества. Он наклонил голову. — Трахаюсь с несколькими девушками на стороне, но вряд ли тебя это волнует, поскольку я уверен, что ты ни одну из них не знаешь. Но, может быть, ты поможешь мне сузить круг поиска?

— Я знаю, что ты делал с Одри.

— Ах, да. Преследователь. Это не я. Признаю, я понимаю, почему ты так думаешь, особенно если считаешь, что в свое время Одри разбила мое бедное невинное сердце. Поверь мне, это не так.

— Нет? Она сказала, что ты был зол.

— В тот момент, возможно. Но я справился с этим. Я уже трахал Лорелею на стороне, так что я легко это пережил.

— Тогда почему ты искал ее в «Тимбербист»?

— Она вернулась в город. — Он пожал плечами. — Я подумал, что она может захотеть поболтать о старых временах. Видимо, нет, но это ее потеря. Как я уже сказал, оно того не стоило. После этого я забыл о ее существовании, пока копы не начали приходить ко мне в офис с вопросами.

Мне было неприятно это признавать, но я почти поверил ему. Неужели этот парень ненавидел Одри? Он тот, кто годами таил обиду и наконец решил выплеснуть свой гнев?

Что-то не сходилось.

— Значит несмотря на то, что у вас двоих есть история, тебе плевать, что она вернулась.

— Абсолютно. — Он сделал шаг ближе, а я все еще хорошо понимал, насколько опасной может быть эта клюшка для гольфа, если он решит применить ее против меня. — Она и тогда не имела для меня особого значения. И уж точно не имеет сейчас.

— Колин! — Голос его жены разнесся по двору. — Что ты там делаешь?

— Ей повезло, что она еще горячая, — сказал он, подмигнув мне с выражением лица «ты знаешь, что я имею в виду». — Просто разговариваю, дорогая.

— Заходи в дом!

— Она открыла дверь? — спросил он.

— Да.

— Она была уже пьяна?

— Скорее всего.

— А ты как думаешь? Слишком пьяна, чтобы трахаться? В отношениях с моей женой важно соблюдать золотую середину. Слишком трезвая — и она стервозничает по любому поводу. Слишком пьяная — и она вырубается. Мне нужно, чтобы она была ровно посередине.

Я уставился на него с отвращением. — Она знает, что ты ей изменяешь.

— Да.

— А ты знаешь, что она изменяет тебе.

Он кивнул, совершенно бесстрастно. — Не обессудь, друг мой, но с Лорелеей я сорвал джекпот. Любая другая женщина взбесилась бы из-за моих внебрачных связей. Такая жизнь была бы отстойной. А Лорелея? Да ей плевать, пока я пополняю ее банковский счет, ликерный шкаф и трахаю ее до потери сознания несколько раз в месяц.

— Значит, кроме всего, ты просто трахаешься со всеми подряд?

Он сделал паузу, словно раздумывая над этим. — С кем удобно, да. Лорелея здесь и, видимо, хочет немного пошалить. Моя новая подружка не сможет вырваться раньше, так что к черту.

Этот парень не ненавидел Одри. Он не держал зла. Он был избалованным ребенком. Он пытался схватить новую блестящую игрушку — или блестящую игрушку из прошлого, — если она оказывалась прямо перед ним, но в остальном ему было все равно.

Этот парень никого не добивался. Он просто готов был трахнуть кого угодно, кто не вызовет проблем.

Мне было так противно, что я не стал больше ничего говорить. Мне нужно было принять душ — а может, и десять — после того, как я побывал в их доме.

Когда я спешил обратно к своей машине, я слишком хорошо понимал, что это значит. Если Колин не был преследователем — а теперь это было очевидно, — то преследователь где-то рядом с Одри. И я был не с ней.

ГЛАВА 35

Одри

Сказать, что я была ошеломлена, значит преуменьшить значение этих слов.

Я не знаю, сколько времени я провела, уставившись в стену, пытаясь осмыслить все, что сказала мне мама. Минуты? Часы? Мое ощущение времени исказилось, пока я пыталась разобраться в новой реальности.

Роман отца. Брат или сестра. Огромные секреты, которые хранились так долго.

Мне было интересно, стало ли маме лучше после того, как она рассказала мне. Облегчило ли то, что она раскрыла мне правду, бремя, которое она несла столько лет? Я надеялась, что да. Я не была согласна с ее решением держать меня в неведении всю жизнь, но я не могла не испытывать к ней сочувствия.

На каком-то подсознательном уровне я всегда знала, что их брак не был идеальным. Я видела контраст между тем, как отец вел себя в присутствии других и дома, без посторонних. Он никогда не был груб с моей матерью — не ругался с ней и не унижал ее, по крайней мере, я не видела ничего подобного.

Он как будто игнорировал ее. Обращал внимание, когда ему что-то было нужно, а в остальном хотел, чтобы его не беспокоили.

Ко мне он относился также. Это было так странно, когда в одних обстоятельствах он вел себя как любящий отец, а в других — отмахивался от меня. Мои отношения с ним были не более чем спектаклем, сцены которого менялись в зависимости от того, кто его смотрел. На публике? Любящий отец и преданная дочь. Наедине? Занятой и равнодушный отец, ожидающий, что дочь не будет мешать ему.