Маргарита Разенкова - Осень Атлантиды
— Боэфа, а ты знаешь альвийский? — вдруг пришло на ум Таллури.
— Конечно. Дед нашего господина учил меня.
— Тогда, возможно, ты сможешь перевести: «Элмион ка-эро таэла»?
— «Маленький зверек, я…», — легко перевела она часть фразы и призналась: — Ох, одно слово, похоже, я забыла. Не обессудь. Будто он обращается с чем-то к маленькому зверьку. Что-то очень важное и нежное.
— Что бы это значило?
— Не знаю, у альвов много странных песен. Может, из древности что-нибудь? — предположила Боэфа.
И ушла, тихо затворив за собой дверь.
Таллури думала, что сразу уснет. Но сон не шел. Взошла Луна, залив сад за окном молочным туманом. Где-то рядом тихо свиристел сверчок, и ночной ветер ласково трогал оконную кисею. Таллури приподнялась на постели и стала в мягком свете ночника рассматривать портреты на столике.
«Какая же она красивая! Невероятно! Неземное создание, — решила она. — Конечно, и дочка тоже миленькая, как ангелочек. Но госпожа Джатанга — просто богиня! Только такая и достойна быть его женой».
Скрипнула дверь.
У Таллури забилось сердце — на пороге стоял господин Нэчи.
— Странная сегодня ночь. Я знал, что ты не спишь, — подошел и, не спрашивая, сел у нее в ногах. — В ту ночь, как и сегодня, Луна была в созвездии Льва. А Лев — знак нашей эры. Эры Льва. Хотя… о чем я? Разве это важно? Отвлекаюсь. Главное, что сейчас я наконец чувствую в себе силы рассказать о том, что было. Тебе придется меня выслушать. Придется, зверек. Больше некому.
* * *— Я родился в очень богатой альвийской семье. Мой дед был альвом. Он взял в жены девушку из хорошего земного рода, а их сын, мой отец, женился на чистокровной альвийке. Во мне — две крови. Может быть, поэтому, когда мой род, предчувствуя войны и разрушения в Атлантиде, решил уйти на невидимый план, следуя за всем нашим народом, я предпочел остаться в этой реальности. Мне небезразличны были земные дела вообще и судьба Атлантиды в частности. К тому времени, после окончания пятой ступени Университета, я был уже женат.
Виана была прекрасна во всех отношениях. Из хорошего, аристократического рода. Ты видишь на портрете, как она красива? В жизни она была, поверь, еще прекраснее. Родители благословили наш брак, когда мы были еще детьми.
Любили ли мы друг друга, как о том мечтают люди? Не берусь сказать. Мы никогда не задавали себе такого вопроса ни до свадьбы, ни тем более после. У нас женятся, следуя не чувствам, а лишь решению двух объединяющихся родов. За несколько лет, что мы прожили вместе, Виана не подала ни единого повода к упреку. Я, вероятно, не был столь безупречен по отношению к ней.
Когда родилась наша дочь, я отдал ей все свое сердце. Никого и никогда я не любил так, как малышку Кассию. И она, уверяю тебя, души во мне не чаяла. Я уделял ей все свободное время, мог и службу оставить, если моя малышка хотела видеть меня и общаться.
В то время, не будучи «жрецом войны», я все же выполнял кое-какие военные поручения императора. В том числе — занимался вашей эвакуацией из Гипербореи. Кстати, я запомнил тебя: ты упала прямо мне в руки, с трапа. Но с большей радостью я служил в Департаменте эволюционирования.
Да, я был эволюционистом. Как мой отец. И дед. Это он привел в наш дом негритянку Боэфу, еще девчонкой, и воспитал из нее высокоразвитое существо. И можно сказать — члена семьи. Боэфа не захотела покинуть нас, даже когда могла сделать это свободно. А ведь она до того, как пройти программу эволюционирования, была «вещью». Ты не знаешь, что такое «вещь»? Счастливое создание! Да, ты многого не знаешь об Атлантиде. Университет был и остается «золотым инкубатором», «заповедником ангелов», грезящих о просветленном человечестве!
Нет, детка, «вещи» — это не просто дикие народы. Это люди, а вернее сказать, существа, превращаемые сынами Велиара в биологических роботов, зомби. С ними это проделать просто, они и так мало развиты. Кое-какие химические препараты, психологическое кодирование, а пуще всего — голод и побои, и вот — вместо дикаря они получают «вещь», готовую на все по их команде. Страх и страдание загоняют вглубь человеческое обличье дикаря. Те, кто пользуется «вещами», убедили себя, а хуже того — убедили их тоже, что они нелюди. Недочеловеки, машины, «вещи»!
При внешней схожести медикаментозных и психологических приемов работы сынов Велиара и эволюционистов цели работы этих групп с дикарями прямо противоположны. Эволюционисты вытаскивают дикарей на более высокий уровень развития, используя самые гуманные способы воздействия, для их же блага. Сыны Велиара не гнушаются ничем, лишь бы заполучить побольше дармовых слуг, о которых нисколько не заботятся. Как только те заболевают или стареют, их просто выбрасывают за границы обжитых районов — в пустыни, горы, болота. На вымирание. Кое-где несчастные объединились в группы, как сбиваются в стаи животные, чтобы выжить.
В общем, у эволюционистов всегда было много работы. Противостояние с сынами Велиара стало особенно острым несколько лет назад, и они развязали войну, чтобы получить доступ и к государственным программам эволюционирования, и к специалистам этой области, чтобы вынудить их работать на себя, и ко всей секретной информации, касающейся экологии Атлантиды, в том числе — динозавров и некоторых других древних животных. Последнее было для них не менее важно: этих мерзких тварей они тоже ставили себе на службу.
Перед самой войной пара лидеров сынов Велиара наведалась и ко мне. Я был нужен им и как эволюционист, и как сенситив, сканирующий пространство. Сулили деньги, место в своих новых лабораториях. Потом, не добившись ничего, начали угрожать. Я их выпроводил. И запомнил.
Они пришли в первую же ночь восстания. Среди моей охраны нашелся их сторонник, этого оказалось достаточно, чтобы впустить врагов и перебить моих людей. Только Боэфе удалось сбежать и тем спасти свою жизнь. Глупо было предполагать, что они придут вновь уговаривать. Они пришли мстить.
Моей ошибкой, страшной ошибкой было то, чтоянеуспел вывести жену и дочь. Я был хорошо вооружен, а дом укреплен. Я мог бы сражаться очень долго. Но кроме современного оружия, которым я владел, они использовали какую-то отраву на кончиках игл. Одна попала мне в плечо — я был не просто ранен, я был парализован. Особая изощренность их мести была в том, чтобы, не будучи в состоянии сражаться и умереть за родных, я видел их смерть.
Да, я видел всё! И не мог шевельнуться!!!
Для казни моих женщин эти сволочи привели своих животных — омерзительных саблезубых гиен, почти не приручаемых, злобных и кровожадных, готовых лишь к одной команде: «Убей!» Эти гиены — идеальные биомашины для убийства, боящиеся только одного — лучевой плети хозяина, и поэтому никогда не оборачивающиеся против него. Они рвут жертву на части, убивая не сразу, а добираются до артерий и горла постепенно.
