Анна Богданова - Молодость без страховки
Милочка, с которой Гаврилова часами разговаривала по телефону, изливая душу по поводу ветреной своей, непутёвой дочери и «старика» Эмина Хосе. Вот ещё одно веское основание для переезда Зинаиды Матвеевны к Авроре.
Дело в том, что Милочка (так уж случилось!), как и Владимир Иванович, тоже жила неподалёку от новой квартиры Авроры, только в противоположной от неё стороне. Но если идти от унылой серой девятиэтажки художницы-плакатистки всё тем же быстрым гавриловским шагом, то выходило ровно тридцать две минуты и пятьдесят пять секунд.
Одним словом, переехав к дочери, Зинаида Матвеевна обеспечила себе тем самым надёжный, прочный тыл и массу дополнительных удовольствий, а Аврора – напротив, попала в блокадное кольцо сплетен, толков и пересудов – в замкнутое пространство, где всё сводилось к тому, что посоветует Милочка и что скажет отец. Со временем прибавились многочисленные соседи, к мнению которых Гаврилова относилась в высшей степени трепетно, новые приятельницы, с которыми она знакомилась у подъезда и в малочисленных продуктовых магазинах с полупустыми прилавками, Аришина учительница, для которой она не раз стояла в очереди за кубинской картошкой или бананами и т. д. и т. п.
Надо заметить, что Зинаида Матвеевна, стоило ей только взобраться на двенадцатый (и последний) этаж, в новую дочернину квартиру (лифты не работали три первых дня по причине отсутствия электроэнергии), моментально почувствовала себя дома. Оглядев внимательнейшим образом коридор, кухню и комнату, она деловито вышла на лоджию и, заключив, что квартирка была б очень даже ничего, если б не два окна в «горнице», принялась командовать, что и куда поставить, абсолютно не принимая во внимание пожелания Авроры.
– Софу сюда! – указывая на стену у двери, распоряжалась она.
– Подальше, подальше, в угол, – пыталась встрянуть хозяйка, но мать, пренебрежительно махнув на дочь рукой, перекрикивала её – она просто дорвалась до власти, которой всю жизнь ей так остро не хватало.
– Что ещё за ерунда?! Куда в угол-то?! Ставьте, куда я сказала! Вот был бы Генечка, он бы помог! – приговаривала Гаврилова, красная от возбуждения и воодушевления. – Но он на работе! Ох! Бедный мой сыночек! Вот я всё думаю, как он там теперь без меня будет?! – фальшиво печалилась она. – Кто ему поесть приготовит, кто постирает, кто брючки выгладит?! Всю жизнь я для вас всем жертвую! – торжественно воскликнула она и напористым тоном добавила: – Вы это, девочки, ценить должны.
Весь день и полночи Гаврилова приказывала и командовала – она до того дошла, что устанавливала определённые места для своих трёхлитровых банок, кастрюль, поварёшек и ножей, споря и повышая голос сначала на грузчиков, а потом на Аврору.
Что и говорить, тот последний день декабря выдался хоть и суматошным, но счастливым для Зинаиды Матвеевны. Долго хвасталась она потом перед Милочкой, Геней, бывшим мужем и новыми своими приятельницами:
– Ни копейки грузчикам не дала! – с нескрываемой гордостью говаривала она. – Аришкой клянусь! Ни копейки!
– Да как же так?! Они ж на своих горбах, без лифта, гардероб с холодильником на двенадцатый этаж пёрли, а ты им даже на бутылку не дала?! – поражались все.
– Нет! Не дала! – возомнив себя железной леди, с достоинством отвечала Гаврилова и добавляла для пущей важности: – А нечего пьянство поощрять! – после чего сознательность Зинаиды Матвеевны обострялась настолько, что она начинала на память с пеной у рта цитировать все подписи к плакатам, которые когда-либо видела на рабочем столе Милочки. – Что это такое?! Вы хотите, чтобы я стимулировала коллективные гулянки, которые нам давно пора пресечь?! Алкоголь – враг производства! – кидалась она заученными речовками. – Не будь в плену, как говорится, у дурной привычки! Алкоголь – активный соучастник преступлений! Пьянству – бой! – заключала она, и уж после этого никто (даже Владимир Иванович) не мог ей возразить.
* * *Итак, Зинаида Матвеевна настолько укоренилась, угнездилась, можно сказать, пустила корни в новой дочерниной квартире, что спустя месяц, мало-мальски устроившись на новом месте, заявила, что нужно бы и новоселье справить.
Авроре хоть и не до этого было, но перечить матери она не стала, зная, что себе дороже выйдет.
Что касается нашей героини, то теперь она тратила на дорогу до посольства вдвое больше времени, часто опаздывала, нередко приезжая на работу без единой пуговицы, по причине давки в автобусе, который добирался до конечной станции метро битых сорок минут. Она металась между требованиями своенравной матери, капризами избалованной Арины, преследованиями Евгения Бавловского и бывшего мужа, который никак не мог выкинуть её из сердца, ревностью влюблённого в неё до беспамятства Эмина Ибн Хосе Заде, упрёками отца и насмешками несчастной сиротки Милочки.
Гаврилова оставалась непреклонной – она выступала категорически против общения Авроры со «стариком»-послом, однако с удовольствием принимала от него посылки (к слову сказать, не ей адресованные) с фруктами, красной рыбой, чёрной икрой и всевозможными, совершенно нереальными для магазинов того времени яствами. Она накидывалась на продуктовые спецпайки, яко коршун на цыплёнка, потрошила их, раскладывая по кучкам и приговаривая:
– Это я в выходные Генечке отвезу, это Милёночку нужно будет отдать, это отцу твоему... Он обещался в понедельник зайти...
Она так быстро привыкла к вкусной пище, к дармовым продуктам и презентам, как привыкают ко всему хорошему. Вся эта новая жизнь с подношениями от посла пришлась по вкусу Зинаиде Матвеевне. Но очень скоро она стала воспринимать её как данность, как нечто само собой разумеющееся. Одно никак не доходило до неё – при чём тут этот навязчивый старый хрыч – Эмин Хосе? Посему Гаврилова с удовольствием принимала гостинцы, но вот посла принять она никак не могла, чуть ли не каждый день закатывая дочери скандалы – мол, бессовестная ты, бессовестная! – это ж надо было со стариком связаться.
Но в конце января Зинаида Матвеевна заметно поутихла. Не просто так, конечно. Это был штиль перед бурей. Бурей был банкет по поводу новоселья, на который она решила пригласить всех родственников.
К новоселью Гаврилова прибавила ещё несколько событий – она не могла иначе: она любила «оптовые вечеринки». Стоит хотя бы вспомнить званый ужин в кафе «Ромашка», куда Зинаида Матвеевна пригласила всю свою многочисленную родню, поначалу желая отметить лишь возвращение зятя из армии. Пока она готовилась к этому событию, аппетиты её возрастали, и кончилось тем, что Аврорина родительница присовокупила к метёлкинскому приходу из рядов Советской Армии рождение ненаглядной внучки, свой уход на пенсию, Аврорин день рождения, прошедший Новый год, грядущий день Восьмого марта и т. д., – так, что гости поначалу и не знали, в честь какого события говорить тосты и поднимать бокалы.
