Арина Ларина - Коктейль под названием «муж»
Не имеет смысла продумывать линию поведения посторонних людей. Каждый человек – вселенная, как говорили мудрые. Поэтому и живет каждый по своим законам, движется по своей траектории, и совершает пусть ошибки, но свои, не предугаданные нами. А вот как раз предугаданные нами зачастую и не совершает, хотя по нашей логике должен был.
Мало того, что ответ от Льва Борисовича пришел уже через час, тогда как раздраженная Маша настроилась на длительное и выматывающее общение с мамой. Ответ этот оказался абсолютно неожиданным по содержанию.
Нянька, с которой не поздоровались, неслышно шмыгала мимо гостиной и старалась не напоминать о себе, развлекая Никиту. От этого Маше было еще более неловко. Зато Диана Аркадьевна пребывала в абсолютной душевной гармонии, рассматривая неудачные фото знаменитостей. Для того чтобы человеку стало хорошо, вполне достаточно того, чтобы плохо стало соседу. Когда она дошла до детальных видов целлюлитных ляжек очередной поп-дивы, тихо звякнуло оповещение: пришло письмо.
Текст был огромным. Складывалось ощущение, что весь этот час Шпунт потратил на сей опус. Можно было бы предположить, что у милейшего Льва Борисовича есть некая «рыба», заготовка для ответа всем без исключения дамам, но письмо было настолько личным, настолько адресованным персонально Диане Аркадьевне, что все подозрения пришлось отмести. После четырех абзацев, содержавших хвалебные речи в честь неземной красоты «божественной Дианы», шло подробнейшее описание условий, в которых будет жить избранница заморского бизнесмена с русскими корнями. Более того, Лев Борисович был восхищен отсутствием подобострастия в письме претендентки и истинно женским подходом к вопросу. Удивительно, но он сразу понял, что мама – женщина на все сто процентов. Далее Шпунт обличал российских невест, которые норовили ввести его в заблуждение чужими фотографиями, надуманными обещаниями и завышенными требованиями, не соответствующими их статусу. Судя по обилию обвинений, в гостях у Шпунта перебывало немало наших соотечественниц. И теперь он был счастлив, что нашел наконец-то честную женщину, которая высоко себя ценит и чужда лицемерия.
«И мужики еще что-то там говорят про женскую логику! – подумала Маша. – Если это мужская логика, то я пирожок с опилками. Надо же так все перевернуть с ног на голову и обрадоваться письму от незнакомой тетки, потребовавшей царских условий и почестей. А где гарантия, что она прислала свою фотографию? И это бизнесмен! Хотя, может, он тоже врет?»
– Мам, а вдруг он врет? – рискнула она озвучить последнюю догадку.
– Вполне может быть. Поэтому напиши, что я тоже не желаю быть обманутой и хочу проверить все на месте. За его счет.
Ответ Шпунта уже не удивлял: он готов оплатить любой каприз, в том числе дорогу первым классом.
– Мам, мне что-то страшно. Как-то все складывается нереально.
– Волков бояться – в лес не ходить. Если что, у меня будет с собой кредитка, там еще немного осталось, так что не пропаду. Но ты мне будешь каждый день звонить и проверять. Так, на всякий случай. Кто не рискует, тот не пьет шампанское!
– А кто пьет, тот может подавиться пузырями.
– Спасибо, дочка, на добром слове. Я всегда знала, что вырастила черствое создание, которое в любой момент готово бросить мать в беде.
Разумеется, о том, что это именно Маша помогла найти заморского принца, мама уже забыла. Обычная человеческая психология: добро забывается быстро, а вот обиды тянутся через всю жизнь, словно хвост за удавом, про который мы любим вспоминать при любом удобном случае, предъявляя обидчику.
Глава 27
В отношениях с подругами возникло ощутимое напряжение. Но если с Алиной еще можно было переброситься дежурными фразами, сохраняя нейтралитет, то Гусева была под подозрением. Тем более что она сама в одностороннем порядке перестала звонить. А вот как раз с ней пообщаться очень хотелось, чтобы выяснить все. Хотя, когда Маша начинала мысленно планировать разговор с подругой, ей становилось жутко. Логика подсказывала, что случайно одинокая Гусева вблизи ее одинокого супруга появиться не могла. А если не случайно, то как быть? Не пойман – не вор. А как поймать? Или как реабилитировать? По идее, Рита должна позаботиться о своей реабилитации сама. Вот только тот факт, что она ушла «из эфира», наводил на грустные размышления.
Надо было как-то решать вопрос с Никитой. Расплатившись с няней, Маша поняла, что денег на жизнь у нее почти не остается. Такое с ней случилось впервые в жизни. Радость от того, что на зарплату Веронике денег хватило, оказалась мимолетной. Высокомерная гордость, с которой она вручила няньке конверт, быстро улетучилась, оставив лихорадочное недоумение: что дальше?
Конечно, можно было опять поругать себя за то, что не уладила материальный вопрос с мужем. Вместо того чтобы гонять по крови адреналин и упиваться филигранной формулировкой оскорблений в его адрес, надо было поговорить о сумме алиментов. Так нет же! Надо ей было спустить пары!
Октябрьский вечер, занавесив окно сырой темнотой, лупил по стеклу дождем. Холодный осенний ветер яростно трепал голые деревья. В квартиру заползала ледяная тоска.
После долгих раздумий Маша позвонила маме. Одной разобраться со всеми свалившимися бедами не получалось. Тощенькая стопка наличности в мелких купюрах вызывала приступ паники. Особенно чудовищно она смотрелась на фоне розовой квитанции на оплату квартиры. Эту квитанцию Маша выудила из почтового ящика и, наверное, впервые в жизни поинтересовалась суммой. Раньше коммунальными платежами занимался муж, а теперь никакого мужа не было. И коммунальные платежи, вероятно, он оплачивал ныне где-то в другом месте.
Сумма поражала, совершенно не вписываясь в жалкие крохи, оставшиеся от зарплаты и распланированные на ближайшую неделю. В голове всплыли невнятные воспоминания про оплату телефона, света и, кажется, чего-то еще.
Когда Маша дозвонилась до маменьки, Диана Аркадьевна пребывала в отличном расположении духа. Она что-то напевала, заряжая телефонную линию неуместным оптимизмом.
– Мама, я развожусь.
– Уже?
– Что значит «уже»? – опешила Маша. Хотелось квохтания, соболезнований и хотя бы какой-то поддержки. Тем более что мама сама недавно пережила нечто подобное.
– Так быстро, я имела в виду. Вот видишь, я тебе говорила. Рано или поздно ты влезешь в мою шкуру. Ну, и как?
– Тебя что, это радует? – Маша еле сдерживалась. С одной стороны мама, зацикленная только на себе, с другой – подруги, одна из которых покрывала другую, а эта другая, похоже, вообще увела у нее мужа. Маша поняла, что абсолютно дозрела до того, чтобы хотя бы мысленно признать сей прискорбный факт.
