Арина Ларина - Коктейль под названием «муж»
Вздохнув, Аля занялась разбором бумаг. Толик на фоне достоинств Ленского терялся, как головастик в море. Алине даже было его немного жаль. Все в этом мире проходит. И любовь, и жалость, и уверенность.
– Аллоу, Толика будьте добры, – томно протянул в трубке чувственный женский голос.
– Кого? – опешила Аля.
– То-ли-ка! Анатолия Кузьмича Богатова! – отчеканила звонившая. Тембр был таким, что Алине немедленно представилась полуголая брюнетка на шелковых мятых простынях. Судя по тону собственницы, именно с Анатолием Кузьмичом они и мяли эти простыни.
У Алины от такой наглости даже дыхание сперло. Хотя… Свято место пусто не бывает. Но как же больно, когда оставленный тобою кавалер так быстро находит утешение в объятиях другой!
Эту трагедию нужно было как-то пережить. Переживать одной не хотелось, поэтому Аля позвонила Ленскому. Абонент оказался вне зоны действия сети, и Шульгина ограничилась нежной эсэмэской.
Лучше бы она ее не писала!
Ближе к концу дня ей позвонила Рита:
– Алька, я в депрессии. Написала картину, а от нее веет такой мрачной безысходностью, что мороз по коже. Сплошной черный и темно-фиолетовый. Называется «Обрыв жизни».
– Да уж, позитивчик, – неопределенно хихикнула Алина. В живописи она не разбиралась. Знала только одно: Гусева гений, это аксиома, и в своих суждениях надо исходить именно из этого факта.
– Все мужики – парнокопытные, – печально изрекла Рита. На заднем плане послышались возмущенные крики. Вероятно, «парнокопытные» коллеги возражали против такой классификации.
– Бывают исключения, – робко заметила Алина.
– А-а-а, – кровожадно взвыла Гусева. – Понимаю. Ты трудоустроилась. Так вот запомни – это все временно. И когда ты снова будешь не у дел, вспомни меня.
– Обязательно.
– Не дерзи.
– И не думала. Просто у меня на этот раз все более чем серьезно, – гордо заявила Шульгина.
– Где-то я слышала этот бородатый анекдот. Ладно, подруга, до связи. Я так понимаю, что сегодня ты при лошади. Скачи, скачи, не навернись только.
– А ты пешком? – съязвила Алина.
– Еще не знаю. Если какой-нибудь породистый жеребец не подвернется, то пешком. Мне не привыкать. Я слишком разборчива, чтобы быть пастухом при стаде.
– Какие у вас, девушки, беседы высокоинтеллектуальные, – встрял в разговор насмешливый мужской голос.
– Это кто там? – хихикнула Аля. – Породистый жеребец или так себе, лошадь Пржевальского?
– Вообще пони, – многозначительно и с нажимом провещала Рита.
– Ну-ну, а голос ничего так.
– На этом все и заканчивается. Уж можешь мне поверить.
– А ты проверяла? – заинтересовалась Алина.
– Я эксперт, мне и проверять не надо, все определяю на глаз.
Где-то фоном послышалось лошадиное ржание в исполнении все того же голоса и ехидный комментарий:
– А бабы в твоей классификации кобылы или клячи? Я просто интересуюсь, как называется породистый скакун женского пола? Скакалка?
Глава 28
Алексей подъехал к Машиному офису за полчаса до окончания рабочего дня. Мириться было противно и не хотелось именно самой процедуры, с оправданиями, извинениями. Да, он был виноват. Но мудрая женщина умеет прощать, с мудрыми проще, а Маша… Она ребенок, которого обидели, отобрали игрушку. Ну и что? Вернули же потом! А она брать не хочет, упиваясь жалостью к себе и смакуя страдания.
Процедуру примирения хотелось перешагнуть, как здоровенную лужу, перемахнуть одним прыжком. Самое опасное – не долететь до противоположного берега этой «лужи». Запросто можно приземлиться в самой середине, глупо перепачкавшись и забрызгав все вокруг. Виноватым быть стыдно и тяжело. Виноватый, но прощенный мужчина испытывает к простившей его женщине нечеловеческую благодарность. Сэкономленная энергия, рассчитанная на длительное и безуспешное примирение, бьет из него фонтаном. Именно в такие моменты они и дают самые сказочные обещания, которые им кажутся выполнимыми. Прощенный мужчина готов свернуть горы, сшибить с неба луну и поклясться в вечной верности. И он первое время сам будет искренне в это верить. Кстати, некоторым достаточно оступиться один раз, чтобы впечатлений хватило на всю оставшуюся жизнь. Лучше жить спокойно и без встрясок, чем еще раз пережить такой стресс. Алексей был уверен, что относится к последним.
Да, мужчина слаб, особенно когда женщина знает его уязвимое место и подло бьет именно туда. Сильному признаваться в слабости стыдно. Но как для того, чтобы поправиться, надо выпить горькую пилюлю, так и для того, чтобы наладить отношения с женой, надо пережить тяжелое объяснение.
Машу он любил. Сначала пылко, восхищенно, завороженно, потом начал привыкать, наслаждаясь просто тем, что она рядом, что у них есть сын, что жизнь бежит себе уютным ладным паровозиком по заранее проложенным рельсам. А потом произошел этот нелепый взрыв эмоций, когда чужая женщина показалась чудом, которое случается лишь раз в жизни, от которого невозможно отказаться, которого так долго ждал и ради которого он и жил все это время. Все оказалось миражем, он ошибся. Фатально, нелепо, как ребенок, объевшийся неожиданно доступным мороженым, а потом вынужденный лежать дома с ангиной. И вернуть бы все назад, а никак.
Мимолетная любовь, вспышка, оказалась самой большой глупостью в его жизни. Сначала она захотела, чтобы они жили вместе. Она говорила, что все ради него, что она жила для него, ждала его и вот – больше не смогла ждать. И он послушно снял квартиру, забыв обо всем на свете. А кто ж не мечтает, чтобы его так преданно, так страстно любили, желали, боготворили?! Он купился. Даже говоря себе, что просто пожалел невезучую девицу, Алексей врал. Она была нужна ему. Для самоутверждения. С ней он был самым потрясающим, самым независимым, самым мужественным. Даже его материальное положение, которое Маша лишь терпела, вечно чего-то требуя, подгоняя его вперед, словно быка на бойню, этой женщине казалось царским. Она умела слушать, уважать и любить. И именно тогда, когда Алексей, размечтавшись, бросил все, разрушил свою жизнь и решил начать все заново, она вдруг передумала. Это было так банально и неожиданно, как кирпич, упавший на голову в изумительно солнечный день, предназначенный для чего угодно, но только не для столь нелепой смерти. Она сказала, что долго думала и поняла: они не созданы друг для друга. Алексей что-то лепетал, жалко уговаривал ее, уже понимая, что и ему это уже не нужно в таком виде.
Потом наступило прозрение. Потерять эту женщину было не жаль. Страшно было потерять Машу. Алексей вдруг понял, что все это время воспринимал происходящее как параллельную реальность. Он так до конца и не верил, что Маши с сыном в его жизни больше не будет.
