Чёрный и Зоя. Без крыльев (СИ) - Ростова Татьяна

Споткнувшись о картонную коробку, стоявшую в самом низу перед поворотом направо, Зоя тихонько зашипела. Перед нею возникла дверь на пожарную лестницу. Толкнув её очень осторожно, молодая женщина оказалась в кромешной темноте и густом дыме. Моментально желудок начал вращаться внутри, напоминая, что в последнее время он очень уж нестабилен.

Внизу, ровно на одном пролёте, кто-то стоял и разговаривал вполголоса. Там же мелькали зажжённые огоньки сигарет, на доли секунд освещая таинственные лица.

Музыка доносилась со сцены даже сюда, но была приглушённой, и Зое удалось услышать несколько фраз, прежде чем она поняла, что говорящих двое — её любимый и какая-то девушка.

— … понравилось? — она рассмеялась. — Хочешь, я для тебя станцую приватный танец.

— А ты умеешь?

Зоя замерла, обхватив голову руками, и повернулась, чтобы уйти. Достаточно было только одной его фразы, чтобы узнать, с кем он разговаривает — по отчётливой хрипотце, нежности — с другой женщиной. Зоя не знала, одна она или их несколько, но догадывалась об их существовании.

— Ага, — ответил молодой женский голос. — Могу и прямо сейчас.

— Нет, но как-нибудь обязательно. Хорошо? Костюм у тебя охренительный… всё встаёт сразу…

Зоя с силой дёрнула на себя дверь, бабахнув ею о кирпичную стену, и побежала по коридору обратно. По лицу струились чистые, наивные слёзы. Как странно, знать и слышать всё своими ушами — это разные вещи. Там, стоя в полной темноте и слыша лишь голоса, к ней пришло понимание того, что всё кончено.

Всё.

Кончено.

И ничего уже не будет. А то, что она себе нарисовала — про вечную любовь и так далее — может быть, и не было ничего никогда.

И прав был и батюшка, и Маргарита — быть может, это не любовь, а только физическое влечение?

Нет! Нет! Нет!

Она любит. Так, что разрывается от горечи сердце. Но правда была очевидной — нет света в конце тоннеля. И невозможно ничего сделать с его любовью.

И сейчас, стоя на стоянке мотоциклов, зажав лицо между ладоней, молодая женщина с ужасом понимала, что оказалась на краю какой-то пропасти, а ветер шевелит волосы и одежду. Ещё один короткий шажок, и всё закончится навсегда.

Глава 12. Дальнобой

22 августа, 21:00, Трасса М4 по дороге на Ростов-на-Дону

Чёрный прямо на ходу надел свои очки для ночных поездок от ветра, так как сейчас ехал без шлема. Не чувствуя пятую точку, он чуть повернул голову в сторону сидящей сзади Зои. Она была тоже без шлема из-за жары. В начале пути надела, а потом не выдержала — сняла, пожаловавшись на духоту.

Сейчас она положила голову ему на спину, уже не зная, как выгнуться — одеревенело всё тело. Они ехали целой мотоколонной, останавливались мало, и поэтому за день очень устали. Курс был на черноморское побережье, вёл группу из двадцати человек Грек.

Зоя со вчерашнего дня была очень молчаливая, задумчивая и слишком тихая. За весь прошлый вечер не случилось ничего странного, всё было, как обычно. Они посидели с ребятами — Шишкарём, Дубаем и Токарем, потом он вышел, встретил эту новенькую Марину, они покурили на лестнице. Ему пришлось поддерживать ожидаемый ею разговор, хотя внутри, если честно, всё оставалось равнодушным к этим прелестям. Он уже стал, как врач-гинеколог, которому по долгу службы надо было тридцать раз заглядывать в самые сокровенные женские места, и они уже так не волновали, как в 16, к примеру.

Вернувшись к столику, Чёрный не нашёл ни Зои, ни Мистика, и их не было около сорока минут, он специально засекал. Появились они втроём с Никой, сели, как ни в чём не бывало. Только женщина Грека наклонилась над Зоей, что-то сказала ей, и, помахав ему, ушла.

— Где вы были? — спросил он, нахмурившись. Его бесило то, что приходится выдавать свои ревнивые мысли.

Зоя не повернула к нему головы, лицо её показалось Чёрному фарфорово-бледным.

— Я встретила Нику, мы немного поболтали в офисе Грека.

— А. Ну, да, — медленно ответил он, пристально глядя то на неё, то на друга.

Тот встретился с ним взглядом и чуть ухмыльнулся, что показалось Чёрному подозрительным.

У него в последнее время часто в голове мелькали мысли, которые раньше являлись очень редко. А что, если его женщина — не так уж и невинна? А если она, узнав о нём, о его свободных взглядах, точно так же решила действовать?

Его коробило от такой перспективы. Ведь Зоя с самого начала была чем-то особенным, резко отличающимся от того, что было в его жизни, и если она вдруг превратится в этих вертихвосток, он не простит этого себе. Но ведь с другой стороны, он у Грицы говорил ей об этом, подталкивая к той самой свободе, которой жил… За год он так запутался в себе и во всём, что голова шла кругом.

Пробовал жить по-новому, быть только с ней — переставал уважать себя и чувствовать свободным, по старинке — воротило потом от самого и от тех баб, с которыми спал. Где же эта истина и середина? Как жить дальше?

Ни с кем он не мог даже поговорить об этом, потому что всегда считал, что уж с женщинами-то разберётся. Но вышло, что с собой не может разобраться.

Для того чтобы жить спокойно и не слышать внутренний голос: «Ты любишь её!», Чёрный стал сторониться Зои, чувствуя страшную зависимость от неё, как наркоман.

Когда-то, в далёкой юности, он сталкивался с различными зельями, и видел, что они творили с людьми — многих знакомых наркоманов уже не было на этом свете. По мнению Чёрного зависимость от женщины не была лучше — ты переставал быть самим собой.

Она заметила его холодность, сама обнимала и ласкала ночью, а потом перестала, думая, что всему виной другие женщины. Но она, глупышка, не знала — никогда они не сравнятся с ней.

Только глубокой ночью он мог признаться себе в этом, когда не мог несколько часов подряд уснуть, лёжа рядом с Зоей и впитывая всем существом её желанный запах.

Уже больше месяца они не занимались любовью, хотя Чёрный видел — её глаза меняли цвет и становились темнее, когда он вечером ложился в кровать, но поворачивался на другой бок и делал вид, что засыпал. Последний раз они были близки в её день рождения, 17 июля, и это запомнилось.

С утра, пока именинница спала, он нашёл в себе силы проснуться и съездить за цветами. Он знал, что она любила ромашки, и требовал у продавщиц только их. Вернувшись, Чёрный застал Зою в тоненьком халатике, ещё не причёсанную, хозяйничавшую на кухне и прихлёбывающую свежезаваренный чай.

— А ты куда так рано уехал? Я не слышала.

В это утро у них обоих было прекрасное настроение, все проблемы в отношениях как будто отошли на второй план.

В глаза ей бросились цветы, и синяя радужка сразу заблестела от слёз.

Он наклонился, поцеловав её в губы. Пахнуло запахами кожи, сигарет и его туалетной воды.

— С Днём рожденья, Зоенька, — тихо сказал он.

— Спасибо.

Их глаза были настолько близко, что отдавали друг другу свои цвета.

Положив букет на разделочный стол за её спиной, Чёрный обнял свою женщину и, приподняв, посадил её туда же, встав между стройными бёдрами. Халат бесстыдно задрался до талии и распахнулся на груди, что мужчина по достоинству оценил.

Зоя зажмурилась, запрокинув голову, и прямо здесь, на кухонном столе они занимались любовью — быстро, спонтанно, как будто впервые. Чёрный не снимал одежды, только немного спустил джинсы, а на Зое всё ещё болтался халат. Горячие, ласковые прикосновения заставляли дыхание сбиваться. Молодая женщина с каким-то исступлением целовала любимого, гладя его короткие чёрные волосы, тронутые сединой.

Он настойчиво добивался, чтобы она первая погрузилась в чистое удовольствие.

Приводя себя в порядок, оба были слабые, как котята, и решили пойти полежать в спальне ещё. Только к обеду они позавтракали после того, как наконец насытились друг другом, благо спешить было некуда — Чёрный предупредил Грека, что 17-го у него официальный выходной.