Дочь мэра (СИ) - Орлова Юлианна

Поднимаю потерянный взгляд и сталкиваюсь с Сашей. Не самое подходящее время для него, а скорее совсем не подходящее. Дыхание замирает. Мужчина с особой скрупулезностью рассматривает меня и хмурится, видимо, от увиденной не самой радужной картины.

Шаг ко мне.

— Здравствуй, — теперь он опускает голову и вблизи изучает мои реакции. А что их изучать, я хоть и захлопнула их на замок, но все равно плещу ими.

— Привет, — очень стараюсь придать лицу нейтральный вид. Мне не нравится, что он застал меня в таком виде. Собственно, я пока и вовсе хотела бы с Сашей видеться.

Может ему и говорить не надо, все по моей реакции понятно.

— Случилось что? — недовольно бурчит, осматривая меня еще раз.

Случилось? Обрушилось на мою голову — да. Вновь перед глазами картинки с бывшей или нынешней Боди, отчего новый прилив тошноты не заставляет себя ждать.

— Ничего, — даже не запинаюсь, выпрямляю плечи и пытаюсь обойти бетонную стену в лице папиного безопасника, но он протягивает руку и цепляет меня за талию, не давая и с места сдвинуться. Пригвождая к полу.

— Яна, ты просто говоришь причину слез, и это больше не причина. Хотя я и так знаю ее. Твой мальчик накосячил небось? — он ухмыляется, а я перевожу на Сашу злобный взгляд. Прямо сейчас во мне так много чувств и эмоций, и все они готовы выплескаться, как из кипящего чана.

Может Саша и не думал злорадствовать, а может слишком радуется за промах своего оппонента, но мне неприятно.

— Это тебя не касается, ясно? — грублю в ответ и вырываюсь из загребущих рук. Вернее, это он позволяет мне выпутаться, окидывая меня заинтригованным взором темно-карих глаз. Играют желваки, что явно сигнализирует о злости. Я тоже зла. Мне тоже адски мерзко сейчас.

В груди все печет, лавой разливается боль от пережитого, но рука все еще сжимает телефон. Со скоростью звука сбегаю прочь. В комнате я сажусь на кровать и опять набираю Богдана.

Тишина может оглушить.

Как привязанная я с телефоном три дня, но он больше не отвечает на мои сообщения, звонки. А сам и не перезванивает.

Для себя решаю очевидное: я сделала все, что могла. Как восторженное настроение все замечали, так теперь и подавленное замечают…все. Мама, конечно, порывается спросить, в чем дело, но видя мою реакцию, занимает выжидательную позицию.

— Яна, солнышко, как будешь готова, говори. Я буду прямо тут тебя ждать. И что бы ни случилось, малыш, все можно решить, слышишь? — она утешительно гладит меня по щеке и ждет отклика, а я даю ей этот отклик, утвердительно кивая в ответ.

Саша, словно назло, все время в доме. Все время у меня на глазах. Пару раз привозит сладости из моей любимой кондитерской, опять же…именно те, что я так люблю, но относительно него я пытаюсь абстрагироваться. Вместо этого грущу на выходных, рассматривая фотки с Богданом и понять не могу, как так получилось, что в одно мгновение моя жизнь разделилась на «до» и «после».

В понедельник у меня нет сил на то, чтобы встать с кровати и пойти на учебу. Я понимаю, что явно заболеваю. Но через силу мне удается подняться и спуститься вниз.

— Яна Александровна, ваша мама просила передать, что уехала за продуктами к праздничному столу, будет чуть позже, — наша помощница по дому участливо мне улыбается.

Да, точно…у Миши завтра день Рождения. И мы всегда празднуем его дома, что бы ни случилось. Интересно, неужели в этот раз тоже получится? Дадут увольнительные?

— Анна Викторовна, спасибо.

— Вы что-то сегодня…Плохо себя чувствуете?

— Да так, слабость накатила, — прикладывая ледяную ладонь к горячему лбу, и сама поражаюсь своей реакции. Очевидно, я слишком горячая. Других симптомов нет.

— Так может вы дома сегодня?

И прежде чем я успеваю ответить…

— Конечно, Яна Александровна сегодня останется дома, — звучит мне в спину властный голос, и я подскакиваю на месте от неожиданности. Меня внимательно изучают темно-карие глаза.

Приказывать мне вздумал? С какой стати, простите?

— Саша, я сама в праве решать, что мне делать и когда.

— За руль ты не сядешь, а так тебя никто не повезет. Мой приказ, — грубый тон заставляет меня напрячься. Ежусь, но отворачиваюсь от источника звука. Главбез отца встает и шагает ко мне, обходит, после чего, даже не спрашивая, трогает за лоб и хмурится.

— С ума сошла? Ты горишь, — тут же сажает меня на высокий барный стул и достает аптечку, выуживает градусник и вручает мне. — Врач еще, называется, Яна! — последнее произносит тихо.

— Оставь меня в покое, пожалуйста.

Я говорю это Саше, но нас покидает Анна Викторовна.

— Не могу, — безапелляционно звучит в ответ.

С тяжестью в груди выдыхаю спертый воздух и чувствую, как по щекам начинают литься слезы безысходности. Совсем не потому, что я заболеваю, или что мне приказывает Саша. Причина в этой боли именно в том, что без Богдана Исаева мне очень плохо.

— Ян, не плачь. Не стоит оно того, — мужчина грубовато хватает меня и прижимает к себе. Незнакомый аромат бьет по ноздрям. Загораются красные лампочки о том, что это чужой…

— Я не могу не плакать, я не могу остановиться, — вырывается у меня из горла, и в следующую секунду я слышу слегка удивленный голос.

— Что здесь происходит?

Голос отца звучит как гром среди ясного неба. Мне сложно скоординировать движения, и я не сразу отскакиваю от Саши, который вообще не думал меня отпускать, судя по тому, как крепко его руки легли на мои плечи.

Я поднимаю голову и в абсолютно заплаканном виде сталкиваюсь взглядом с папой, который явно не в настроении и рассматривает довольно странную позу, в которой мы с Сашей стоим.

— Привет, пап, — осторожно выпутываюсь из рук мужчины и стараюсь незаметно стереть слезы тыльной стороной ладони, но поздно. Он все и так уже видел. Саша не отходит от меня, только смотрит, пока говорит своему непосредственному начальнику.

— Вечер добрый, босс.

Папа подходит, рассматривает нас с особым энтузиазмом, изгибает черную бровь, а затем берет меня за руку и притягивает к себе.

— Что случилось, Яна? — целует меня в лоб и следом прикладывает руку ко разгоряченной коже.

— Да ничего, пап, просто плохо себя чувствую, — смотрю прямо на белую рубашку, не решаясь поднять взгляд выше. Он ведь прочитает правду в глазах.

— Врача вызвать надо. Ложись отдыхай, я позвоню Ивановичу, пусть посмотрит тебя.

— Хорошо, пап.

Он все равно замечает слезы, стирает их пальцем и переводит внимание на Сашу.

— Точно все нормально? Плачешь чего?

Подскакиваю на месте и тут же отвечаю:

— Потому что чувствую себя плохо, пап.

И я ведь совсем не вру. Совсем-совсем. Действительно плохо себя чувствую, что морально, что физически. По изможденному лицу отца видно, что он не шибко настроен на другие разговоры. Мне даже начинает казаться, что он чем-то обозлен. Неужто тем, что только что увидел?

А может это связано с работой. Вполне возможно, конечно.

Желваки слегка поигрывают. Он кивает мне, а затем переключается на Сашу. Наверное, отец по-своему воспринимает увиденное, но мне уже все равно, я просто хочу побыть одна. Не для того, чтобы плакать, а чтобы вернуть себе себя. Никогда бы не подумала, что хоть что-то смогло бы меня так поломать и причинить настолько сильные душевные страдания.

Вышло. И все так по-дурацки получилось, я ведь чувствовала, что мне не стоит…но сердце предательски бьется со скоростью света. Любовь, определенно точно, зла.

— Яна, ложись отдыхать. Я договорюсь с врачом и зайду к тебе. А ты ко мне в кабинет, — голос суровый и бескомпромиссный, последняя фраза адресуется, разумеется, не мне

Я молча киваю и даже не оглядываясь иду к себе, чувствуя адское сердцебиение в груди. Все. Хватит. И состояние мое вполне объяснимо, ведь на нервах организм может сработать по-разному. Может и вовсе отказаться работать. Иммунитет связан напрямую с нервной системой. И очень много зависит от нее. Немудрено, что я успела заболеть при таком раскладе.