Всего лишь измена (СИ) - Соль Мари
В последний момент, уже возле подъезда, я думаю: «Может быть, зря я пришёл». Как дурак! Как ревнивый супруг. Но бежать уже поздно. И стыдно. Раз пришёл, то дойду до конца. Я звоню в домофон. Мила лениво интересуется:
— Кто там?
— Милан, это я! — опираюсь ладонью о двери парадной.
— Костя? — пугается Мила. Или мне просто кажется так?
— Впустишь? Я в тубзик хочу! — отвечаю. Последствия чаепития ещё дают о себе знать.
Пару мгновений мне слышится только молчание и треск домофонных помех. Но вот аппарат начинает пищать и двери подъезда впускают меня в свою благородную тишь.
Глава 44
Взбегаю по лестнице и ныряю в слегка приоткрытую дверь её тёмной квартиры.
— Вита! — кричу в темноту.
Свет включается. Мила стоит в удлинённом халатике нежного цвета. С пилочкой в правой руке. Как тогда… Вот только квартира другая, богаче и больше.
— Где она? — я пытаюсь увидеть на кухне знакомый Виталикин рыжик.
— Кто где? — Мила вздыхает. Дурочку строит!
— Подруга твоя, — нависаю над ней.
И с этого ракурса вижу, как тонкое кружево льётся вдоль пышной груди.
— Тебе правду сказать, или как? — поднимает глаза на меня.
Я думаю коротко. Мысль вырывается:
— Правду.
— Ну, идём, — усмехается Мила, и уходит на кухню, призывая пойти вслед за ней.
Оставляю ключи от машины, а также смартфон на комоде, в прихожей. Гашу верхний свет, но изящная лампа над ним продолжает гореть.
Стянув кеды, иду в направлении кухни, где Мила, судя по звукам, уже ставит чай.
— Пироженки будешь? — произносит она, выставляя на стол что-то нежно-воздушное.
В животе начинает урчать. Понимаю, что я не поел! А дома в кастрюле лежат макароны по-флотски. Любимые! Понимаю, что Тоха, пока нас не будет, не станет их греть, а сожрёт прямо так. Сегодня он дома. Июнь начался. Целый день был у школьного друга. Играли, наверное? Что же ещё.
Отлучаюсь в туалет. Там смотрю на себя в запотевшее зеркало. Мила, видимо, принимала ванну недавно. Приятные запахи веют внутри.
«Так, успокойся», — говорю я себе, — «И, что бы ты там не услышал, не делай резких движений. Будь сдержан. Окей?».
Выдыхаю всю злость. Возвращаюсь на кухню. Чай вскипел. И Милана наводит мне чёрный, с лимоном. Вспоминаю о выпитом чае в кафе, и как-то не хочется пить. Но придётся.
— По легенде, она у меня. И я должна взять с тебя слово, что ты не подставишь меня перед ней, если я расскажу.
Я молча киваю, сажусь:
— Говори, всё, что знаешь.
Милана берёт свою чашку, вздыхает. Становится прямо напротив меня, опираясь на тумбу.
— Богачёв вернулся, — бросает она.
— Это я знаю, — киваю в ответ.
— Знаешь?
— Я видел их несколько раз.
— Следил за женой? — Мила тихо смеётся.
Я машу головой:
— Ну, не то, чтоб следил! В первый раз совершенно случайно увидел. Второй проследил.
Мы молчим. Я решаю спросить:
— Как давно это длится?
Милана вздыхает:
— С тех пор, как он здесь. Я думаю, где-то полгода. А, может и больше. Это она мне сказала полгода назад…
— Полгода? — шепчу ошарашено.
Как же я мог не заметить? Так долго! Как много раз они виделись, спали. Как Вита могла так отчаянно лгать?
Увидев моё удивление, Мила пытается как-то утешить:
— Понимаешь, она не хотела тебя ранить, потому и молчала. Хотела сперва разобраться в себе.
— Разобралась? — бросаю я хмуро.
Милана в ответ усмехается:
— Думаю, да.
Я поднимаю глаза на неё. Жду, что последует дальше. Милана подходит к столу и садится.
— Такая страсть, как у них, не проходит бесследно, — произносит задумчиво, — Я ожидала чего-то подобного. А ты, разве нет?
Я не могу уложить в голове это слово — «полгода». Выходит, с зимы? Она врёт мне с зимы?
— И всё это время у них… отношения? — говорю, глядя перед собой.
Милана вздыхает:
— Ты пойми, я не знаю всего! Помню только, как Вита пришла ко мне как-то раз. Вся взбудораженная, взгляд сумасшедший. Говорит мне: «Он здесь! Мой Никита вернулся».
От боли меня аж корёжит:
— Прям так и сказала: «Мой Никита?».
— Ой, прости! — выдыхает Милана, — Не хотела задеть! Ну, ты же правду хотел? Я могу приукрасить.
— Не надо, — выставляю ладонь, призывая её продолжать.
— Ну, а потом эти прятки. Я вечно боялась, что ты узнаешь. Но как-то обман удавался! Но больше я врать не могу.
— И когда она собиралась сама обо всём рассказать? — говорю, подавляя почти нестерпимую злобу.
— Ой, Кость! — восклицает Миланка, — Она так запуталась! Говорит: «Я обоих люблю. С Шумиловым сын, с Богачёвым у нас общая дочка»…
— Подожди! — прерываю её, — А он в курсе про Майю?
Милана отводит глаза:
— В курсе, естественно. Но Майя не знает, пока.
«Пока», — это слово пощёчиной бьёт по лицу. Значит, пока не сказала? Но это всего лишь вопрос времени. Не пройдёт и полгода, узнает она, а потом…
— Она говорит, — усмехается Мила, — Меня тянет к нему! Ничего не могу с собой сделать.
Из груди вырывается стон. Я сжимаю ладонями голову:
— Ну, какой я дурак! Идиот!
— Не говори так, Костя, не надо, — пытается Мила утешить меня, — Ты не дурак. Ты просто любил её все эти годы. Любовь — это чувство такое. С ним трудно бороться.
— И что теперь будет? — задаю я вопрос, на который боюсь сам ответить.
— Кость! — окликает Милана, — Только, я умоляю тебя! Про меня ей ни слова. Она же убьёт меня, Кость?
Усмехаюсь:
— Да понял, Милан! Я ж не Иуда какой-нибудь.
Мы долго молчим. И Миланка встаёт, вынимает из шкафа бутылку початого виски.
— Не, мне нельзя! Я ж за рулём, — отрицаю.
— Ну, в таком состоянии, как ты сейчас, тебе за руль тоже нельзя, — она смотрит. И жалость в глазах убивает остатки воли.
Я — никто. Вот и всё. Мой мир окончательно рухнул сегодня. Сейчас. Ни семьи, ни работы. Я — ноль. И моя несравненная Вита сейчас зажигает с другим…
— Тогда у меня есть ещё кое-что, — заговорщически щурится Мила, выдвигает один из множества ящиков своего гарнитура.
Я вижу, что она держит в руках.
— Это еще, откуда? — усмехаюсь.
— У Андрюхи изъяла, прикинь? Молодёжь! — Мила садится, кладёт косячок между нами, — Ну, это лучше, чем всякие спайсы. Чем они там увлекаются?
— Ну, нам с тобой поздновато уже, — констатирую, глядя на «допинг».
— Почему это? Молодость вспомним, — смеётся она.
Да, уж! Молодость. Было в ней всякое. И вот это бывало! Но тогда этот плод назывался запретным и заставлял нас считать себя взрослыми. Помню, мы с Толиком так накурились однажды, что он заблевал весь туалет в той квартире, где Вита спала с Богачёвым. Где она до сих пор продолжает с ним спать…
Пока вспоминал, Милана уже раскурила:
— Ты как хочешь, а я затянусь. Хоть разок, — она делает это и тянет мне руку.
Искушение так велико. Да, плевать! Кто я сегодня? Обманутый муж? Извращенец, пристающий к студенткам? Разве мне есть, что терять?
Спустя минут десять мы также сидим на её чисто убранной кухне. Милана проветрила. Зажгла какие-то палочки. Вонь от них нестерпимая! То, что осталось, убрала в пакетик и в шкаф.
Не могу сказать, что я чувствую. Полегчало ли мне? Нет, едва ли! Скорее, даже наоборот. Теперь я вообще ощущаю себя абсолютным ничтожеством. А, судя по голосу Милы, и выгляжу также.
— Идём в зал! Тебе нужно прилечь, — поднимается, тянет меня за рукав.
Я послушно иду. Наплевать. Может, даже усну у неё. Пускай Витка ищет.
Её мягкий диван поглощает обоих. Мила садится с ногами:
— Ты так напряжён.
Я чувствую руки её у себя на плечах. Она начинает массировать. Это приятно. А внутри всё такой же провал. Пустота! Ни о чём не хочу сейчас думать. Ведь малейшая мысль причиняет мне боль.
Всё уходит. В какой-то момент, обнаружив себя горизонтально лежащим, я даже не удивляюсь. Вот так и буду лежать! А ещё лучше, здесь и умру. Хоть бы закрыть глаза и не просыпаться. Вот, как дедушка мой!