Татьяна Тронина - Хозяйка чужого дома
Но какую-то часть своего рабочего времени Славик тратил на решение проблем иного рода. Еще с давних времен существовала порода людей, которых обычно называли «порученцами» – слово тоже сколь зыбкое, столь и конкретное. Поручения могли быть самыми разнообразными, и выполнение их варьировалось от незаконных, даже уголовных, способов до почти святых. Порученцем не мог стать любой человек – для этого дела надо было иметь особое умонастроение и умение быть под чьим-то началом, угождать кому-то. Откровенное лизоблюдство редко когда поощрялось, но толика почтенного преклонения перед начальством являлась обязательной.
Славик обожал Терещенко как отца родного. И не только потому, что у него отца сроду не было. И не потому, что кормился из рук своего начальника и был не единожды облагодетельствован им. Нет, Славик почитал Федора Максимовича не только из благодарности, хотя благодарности тоже не был чужд, а потому, что считал своего шефа чуть ли не мессией.
– Наш Терещенко – человек будущего, – не раз говорил он будущей фотомодельке во время передышек между танцами, перекрывая клубный шум. – Через таких людей Россия возродится…
Фотомоделька восторженно кивала – она согласилась бы с любым утверждением, которое слетело бы с уст ее замечательного Славика. Ведь он не пьет, не курит, ведет здоровый образ жизни, симпатичен, обеспечен!
Славик хотел когда-нибудь стать таким же, как его шеф, – богатым, мудрым, справедливым и щедрым. И чтобы его шевелюра поседела так же красиво, а в уголках губ поселилась та же немного высокомерная, но терпеливая печаль, которая терзает каждого, кто осознает быстро текущее время. Хотел даже, чтобы его фотомоделька с годами превратилась в такую же благородную и прекрасную матрону, как жена Федора Максимовича. Словом, Терещенко был для Славика образцом, и он не считал подхалимством лишний раз помочь своему хозяину в какой-нибудь сложной ситуации.
– Славик, вот какое дело… – задумчиво произнес Федор Максимович. – Мне надо разузнать кое-что деликатное.
Славик серьезно кивнул. Он уже чувствовал азарт гончей, которая рыщет в камышах в поисках подстреленной птицы, чтобы потом с гордостью положить ее к ногам хозяина.
– Ты помнишь картины, которые висят у нас в холле? – спросил Федор Максимович, начиная издалека, и получил в ответ еще один преданный кивок. – Это работы одной молодой талантливой художницы…
– Я ее видел. Знаю.
– Откуда?
– Она же приезжала к нам в офис, и я даже взял у нее автограф – она расписалась на ксерокопии своей картины. Ну, той, где задворки и полуразрушенное деревянное крыльцо и которая висит напротив отдела доставки…
– Наш пострел везде поспел, – с ноткой осуждения произнес Федор Максимович, но придираться к Славику не стал – что, мол, ксерокопирование без согласия творца художественных произведений это нарушение авторских прав и незаконное тиражирование предметов искусства. Терещенко прекрасно знал, что дальше квартирки Славика ксерокопия не пойдет. – Хорошо, что ты ее знаешь.
– Ее зовут Елена Качалина.
– Да, Елена… – спокойно произнес шеф, и Славик уловил в его голосе нечто такое, что было очень далеко от серьезного бизнеса. Он продолжал смотреть на Терещенко внимательно и преданно. – Я бы хотел узнать о ней все.
– Полное досье?
– Н-не совсем… Она замечательный человек и замечательный художник, но ты сам, братец, знаешь, как нелегко в нынешнее время живется людям творческим. Я беспокоюсь за нее. Кажется, в личной жизни у нее не все в порядке…
– О, неприятно, когда семейные неурядицы отражаются на творчестве! – блеснул глазами Славик.
– Да. Поэтому мне надо знать все о ее личной жизни – что, как, почему, что хочет она, чего хотят ее близкие… Глубоко копать не надо, хотя бы общее представление, но – адекватное. Я бы мог окольными путями помочь ей… Словом, афишировать себя я не хочу. Я хочу только одного – чтобы ей было хорошо.
– Она ведь замужем?
– Да. И насчет ее мужа – поподробнее…
– Хорошо. В ближайшее время я предоставлю вам отчет.
– Иди, мальчик, я очень на тебя надеюсь…
Славик любил, когда Федор Максимович на него надеялся. Он вышел из кабинета шефа с таким чувством, будто ему, по меньшей мере, предстояло спасти человечество от мировой катастрофы. И ему нравилось выполнять деликатные поручения – именно это было его призванием, а не работа менеджера.
Терещенко заметил исполнительного паренька давно – когда понадобилось узнать, какие цветы предпочитает жена прибывающего из-за границы крупного бизнесмена, с которым надо было наладить хорошие длительные отношения. Была середина девяностых, отголоски недавнего хаоса гуляли еще по стране и в головах людей, что-то там не заладилось с пресс-службой… В общем, проблема была пустяковой, но неожиданно вперед выступил Славик, хотя это было и не его дело. У него оказался особый талант, дар – располагать к себе людей, узнавать от них нужное. Непостижимым образом Славик разведал вкусы супруги бизнесмена, и в результате дама получила тигровые орхидеи, ее муж подписал контракт, а Славику выдали поощрение в виде премии. С тех пор ему прощались некоторые огрехи в работе, его продвинули по служебной лестнице и повысили ему оклад. Были и еще кое-какие подарки от любимой конторы.
Терещенко нуждался в Славике не меньше, чем в целом штате подчиненных лиц – многие мелочи оказались бы без его участия неразрешимыми. Через Славика Терещенко знал, какие мысли в голове его зама, чем, кроме денег, надо помочь вдове безвременно умершего сотрудника бухгалтерии, чем примирить двух соправителей фирмы, в выходные подравшихся в бане… Когда Федор Максимович готовился к свадьбе средней дочери – особы очень капризной и независимой, старавшейся быть самостоятельной и ни в чем не зависеть от родителей настолько, что даже подарки принимать не любившей и о пожеланиях своих не распространявшейся, – все тот же Славик узнал, что дочь мечтает венчаться в одном из подмосковных монастырей, закрытом для посторонних, да еще в те самые дни, когда подобные мероприятия проводить не принято – пост. Федор Максимович с помощью своих связей дело уладил – и свадьба состоялась, милая девочка была очень счастлива…
Как у Славика все это получалось – знать все обо всех, – Федору Максимовичу было неинтересно. И в этот раз он был уверен, что старательный Славик его не подведет.
* * *Игорь никогда не задумывался о смысле жизни и о прочих философских проблемах, которые принято обсуждать в интеллигентской среде, он лишь смутно подозревал, что эту самую жизнь очень трудно переделать по своему разумению, подчинить своим желаниям. Но то, что человек настолько зависим от обстоятельств, поразило его.