Джун Зингер - Блестящие разводы
— Да, я именно этого и хочу! О да! — Она притворилась, что умирает от вожделения, и соблазнительно облизала губы. — Но я сначала должна что-то сделать. Я хочу и должна это сделать! Встань, Руперт, чтобы я могла выполнить все, что я собираюсь…
Она слезла с дивана и встала над ним. Руперт ожидал чего-то необыкновенного со стороны Норы, его дыхание было громким и хриплым, как будто он задыхался, он начал вставать на ноги. Но прежде чем он выпрямился, она неожиданно резко и сильно ударила его коленкой в пах. Как и предсказывал Барни, ветер победы покинул его паруса!
На несколько минут Руперт оказался беспомощным, и Нора начала очень быстро приводить себя в порядок, чтобы спокойно пройти через отель к выходу. Она все проделала на его глазах, а не в туалетной комнате, чтобы не прозевать и предвосхитить следующую атаку, если он вдруг оправится слишком быстро. Сейчас она стояла рядом с дверью, так что, если бы возникла новая опасность, она успела бы выскочить в коридор.
Но ей казалось, что он не станет снова пытаться ее изнасиловать. Во всяком случае, не сегодня! Сейчас Руперт мрачно поглощал прямо из бутылки коньяк «Наполеон». Казалось, он не понимает, что Нора все еще в комнате.
Он оказался прав: она пришла не затем, чтобы просто сообщить, что выдвигает против него обвинения. Как он правильно заметил — зачем предупреждать, проще сразу подать в суд. Она пришла, чтобы задать ему вопрос и получить ответ, без которого она не смогла бы закрыть хартискорскую главу ее жизни навсегда!
Сейчас, когда чулки были на месте, она надела туфли, выбросила разорванную, в крови блузку и застегнула до самого горла жакет, чтобы прикрыть грудь, стоя в безопасности у двери, она спросила его:
— Почему, Руперт? Почему ты сделал это?
Он с презрением взглянул на нее:
— Я считал, что ты гораздо умнее, Нора. Даже дурак мог все понять. Бывают акты любви и акты ненависти — то, что профессионалы называют актами проявления враждебности.
Он поднял к свету рюмку коньяку, как будто пытался что-то разглядеть через стекло.
— Ты знаешь, говорят, что граница между любовью и ненавистью так незаметна, что отделить одно от другого почти невозможно! Я так любил свою мамочку, но она выбрала Хьюберта, чтобы играть с ним в эти тихие игры, тогда я просто мечтал, чтобы она играла в них со мною. Поэтому я произвел враждебный акт над Хьюбертом, это был акт антагонизма, направленный против мамочки!
Он мрачно посмотрел на Нору:
— Это должно быть ясным даже такой наивной женщине, как ты, Нора!
— Но почему ты сделал это с Хьюби? Он невиновен ни в чем, и он так любил тебя! Доверял тебе! Он не заслужил, чтобы ты проявлял жестокость против него!
Он посмотрел на нее с такой ненавистью, что Нора вздрогнула.
— Ты заслужила это. Я любил тебя, но ты любила только Хьюберта и Хьюби. Когда наконец Хьюберт умер, я надеялся, что ты будешь любить меня. А ты… Ты предпочла мне отца!
— Значит, то, что ты делал с Хьюби, было враждебным актом против меня? — запинаясь, произнесла Нора, ее начал охватывать ледяной ужас.
— Наконец-то до тебя дошло! Вот видишь, Нора, ты, оказывается, не такая простушка и не такая наивная, как хочешь показать. И должна понять, что, если ты подашь на меня в суд, мне придется бороться с тобой!
— Как ты это сможешь сделать? Мы вдвоем с твоим отцом видели, как ты насиловал Хьюби. Тебя видел твой собственный отец! Два свидетеля и Хьюби. Мы будем поддерживать и дополнять свидетельства друг друга.
— Я тебя знаю. Ты никогда не разрешишь Хьюби давать показания. Чтобы он снова прошел через все? А отец никогда не станет давать показания против меня!
— Он сделает это!
Руперт покачал головой и холодно улыбнулся:
— Он этого не сделает. Он не сможет. Отец никогда не станет давать показания против меня, потому что, если он это сделает, я его разоблачу. И тогда у него не будет иного выбора, как только пойти и повеситься!
Она боялась задать ему этот вопрос, но все же заставила себя, ее рука уже была на ручке двери.
— Как ты сможешь разоблачить его?
— А ты что, до сих пор еще не поняла? В ночь, когда мамочка свалилась с лестницы, отец столкнул ее! Никто не видел его руку у нее за спиной, он сделал вид, что нежно обнимает ее. Но я стоял позади них и все прекрасно видел!
— Я тебе не верю! Тебе не поверит никто!
Он пожал плечами:
— Ты можешь мне верить или нет — это твое дело, а мне все равно. Но если будет нужно, я поклянусь и с удовольствием объясню, почему он это сделал. И все в суде поверят мне. Им доставит удовольствие поверить мне! — захохотал Руперт.
Нора повернула ручку двери. Она не желала больше ничего слышать, но Руперт продолжал говорить, он прямо исходил желчью:
— Ты не желаешь послушать, почему же он толкнул ее? Но ты уже все и сама знаешь. Отец столкнул маменьку с лестницы, чтобы она наконец замолчала. Ты, надеюсь, поняла, что она собиралась обвинить его в том, что он трахал мою сестрицу Анну, и это продолжалось годами! Почему, ты думаешь, Анна убежала из дома и даже после побега не смогла жить дальше? Она закончила тем, что повесилась на дереве! Но бедная маленькая Анна, как мне известно, так и не смогла правильно выполнить свое намерение и еще несколько часов мучилась…
Это был момент истины, и ей некуда было спрятаться.
— Если мы обратимся в суд, Джеффри, — я, чтобы выдвинуть против него обвинения по факту изнасилования Хьюби, а ты, чтобы пересмотреть его право наследования титула и состояния, — Руперт выдвинет контробвинения. Он собирается сказать, что ты столкнул Миранду с лестницы в ту ночь, когда она погибла.
Она внимательно наблюдала за ним, но Джеффри только заворчал:
— Пусть клянется в чем угодно! У него нет доказательств!
Она не была уверена в отношении Миранды — правда ли то, что утверждал Руперт. Она никогда не узнает этого точно.
— Он скажет, что это ты столкнул Миранду, потому что она собиралась заявить, что ты и Анна, — Нора просто заставила себя произнести эти слова, — были любовниками!
Она молилась, чтобы Джеффри снова вспыхнул и сказал: «Чушь собачья! Пусть дает свои показания!»
Но Джеффри промолчал. Он просто наклонил голову и зарыдал…
Нора протянула руку, чтобы удостовериться, что начал накрапывать дождь. Ее ладонь покрылась влагой. Дождь набирал силу, и Нора ввезла кресло мужа в дом. Он все еще полностью не пришел в себя, и ей не хотелось бы, чтобы он простудился.
21
— Я никогда не соглашусь на развод с тобой!
— Мне кажется, что в конце концов ты на него согласишься, — сказала Нора спокойным, но твердым тоном. Они спорили почти весь день. Джеффри не уходил из ее комнаты, пока она разбирала вещи, вытаскивая их из шкафов.
