Мари Луизе Фишер - Поздняя любовь
— Это на тебя похоже. Ты не в состоянии понять, что работа это нечто большее, чем простое зарабатывание денег. Это — содержание моей жизни. — Теперь поднялась и она. — Иди спать, сестра! А я еще проветрю комнату.
Стоя затем в проеме открытой двери на террасу, она глубоко вдыхала свежий, сухой зимний воздух. Чувствовала она себя уже значительно лучше, чем в момент прощания с Тобиасом. Наконец-то ей удалось добиться ясности в отношениях с Сильвией. Давно следовало это сделать. Доната была полна решимости держаться принятого жесткого курса, пока сестра не съедет. Жить с ней вместе никогда не было удачным решением вопроса.
Доната сознавала, что после смерти мужа старалась сначала оставить все по-прежнему. Большой дом давал ей такую возможность, и она ею пользовалась. Ей и в голову не приходило, что можно начать все заново и зажить совсем по-другому.
Что касается продажи дома, то в действительности такая необходимость еще не назрела. Доната пока лишь играла с этой мыслью. Но она уже не любила свой дом так, как раньше. Он оказался фактором, противодействующим ее любви. В нормальной квартире, в обычном доме, где площадь сдается внаем, Тобиас мог бы оставаться с ней до тех пор, пока этого желали они оба. Бесчисленное количество пар так и поступали. И тогда не играли бы никакой роли ни разница в возрасте, ни то, что она его руководитель.
Правда, дом и связанный с ним стиль жизни не делали пропасть между ними непреодолимой. Но если она решила не выставлять Тобиаса, как сам он говорил, в роли жиголо, если она не хочет совсем его потерять, то должна разделить с ним его скромные условия существования.
Если уж придется выбирать между Тобиасом и домом, то принять решение не составит труда.
Положение с заказами в архитектурной фирме было чрезвычайно скверным. Кроме поселка «Меркатор», где работы должны были продолжаться еще до конца года, удалось получить всего один заказ: госпожа доктор медицины Хайда Гурлер унаследовала дом своего деда в Альт-Швабинге и обратилась за помощью к Донате. Вилла деда, дожившего до преклонного возраста, обветшала, и ее предстояло полностью обновить и перестроить в соответствии с пожеланиями докторши. Но поскольку она была подругой, Доната не могла, да и не хотела, рассчитывать гонорар по ставкам официального «Порядка оплаты работы архитекторов и инженеров» (ПОРАИ), а собиралась получить лишь ту сумму, которая покроет все фактические затраты, без каких-либо надбавок.
В одно февральское утро — это был первый погожий день после долгой и холодной зимы — Доната собрала всю свою команду в совещательной комнате и с полной откровенностью описала создавшееся положение.
— Если это не окажется абсолютно необходимым, то я все же не хочу никого увольнять. Но я считаю, что все мы должны засесть за работу с удвоенной энергией. Если мы не будем пропускать ни одного конкурса, идет ли речь о крупных или о мелких объектах, если наши проекты окажутся столь замечательными, что никто их не превзойдет, то только сам дьявол сможет нам помешать выйти из кризиса!
Ее слова были приняты с одобрением. Особенно те сотрудники, которые были зачислены только осенью прошлого года, вздохнули с облегчением, видя, что увольнение, которого они опасались, в ближайшее время им еще не грозит. Боялись увольнения, разумеется, и все остальные.
— Мы выложимся до предела, Доната, — заверил ее Гюнтер Винклейн, принявший на себя, как старейший из всех сотрудников, роль выразителя их настроений.
— «До предела» может еще оказаться недостаточным, — ответила она. — Я требую еще большего: чтобы каждый буквально превзошел сам себя!
Зазвонил телефон. Она сняла трубку и сказала: «Да?», зная, что звонок сюда может быть только из приемной. Все внешние абоненты соединялись сначала с госпожой Сфорци, а та, переговорив с Донатой по внутренней связи, могла затем соединить ее непосредственно со звонившим.
Доната прослушала сообщение Сфорци и сказала: — Передайте ему, что у меня совещание. Я сама позвоню ему через полчаса.
Потом она снова слушала какие-то слова секретарши.
Сотрудники уже начали тихо переговариваться между собой, и она энергичным жестом призвала их к порядку, а потом сказала в трубку:
— Ну ладно, подключайте! — И снова стала слушать. Остальные не знали, с кем она говорит, и не могли понять, о чем идет речь. Но им все же стало ясно, что позвонивший очень взволнован, и они подавленно молчали, чуя недоброе.
— Нет уж, пожалуйста, не взваливайте на нас такие обвинения, господин Пихлер, — резко бросила в трубку Доната. — Я признаю, что допущена халатность, и сожалею о том, что там у вас произошло. Но ответственность лежит, в первую очередь, на Оберманне! — Возникла новая пауза. — Разумеется, он будет это утверждать, ничего другого и ожидать нельзя! Я сама выеду к вам и посмотрю на допущенные огрехи! — Доната положила трубку.
Видно было, что она кипит от возмущения. Все, кроме Тобиаса, невольно опустили глаза или, по меньшей мере, избегали ее взгляда.
— Кто отвечает за дома с первого по седьмой в Розенгейме?
Вопрос это был сам по себе бессмысленным, ибо она, конечно же, знала ответ. Но ее потребность сделать на момент передышку оказалась сильнее простой логики.
— Я, — произнес Тобиас.
— Удостоверился ли ты в том, что вода из труб выпущена?
Этот вопрос был чисто риторическим. Ведь если бы он выполнил то, о чем она спрашивала, то ничего бы не случилось.
— Я распорядился, чтобы это было сделано.
Его спокойствие лишь усиливало ее гнев.
— Но потом не проверил, так?
— Доната, неужели ты всерьез ожидаешь, что…
— Ты, наверное, удивишься, но так оно и есть. Да, ожидаю, что на моих стройках контролируется все, решительно все до последней детали. — Она вскочила.
— Разрыв водопроводных труб? — спросил Тобиас, страшно побледнев.
— В трех домах!
— Мне ужасно досадно, Доната!
— А что толку от твоей досады! — Она повернулась к двери. — Я еду туда.
Тобиас подбежал к ней.
— Мне тебя сопровождать?
— Нет, благодарю, — бросила она и оставила его в растерянности.
Дверь за ней защелкнулась.
— Как можно быть такой бездушной? — воскликнула Вильгельмина. Ее пухлые щеки горели.
— Ну, тут у меня совершенно другое мнение, — заметил Гюнтер Винклейн с вызывающей улыбкой.
— Ах, вот как? — спросила взбешенная Вильгельмина.
— Вы еще недостаточно знаете нашу шефшу. Если бы господин Мюллер не был ее любовником, то он бы так дешево не отделался.
Тобиас повернулся к нему.
— Надо бы сейчас съездить вам по морде. Вы это явно заслужили.
