Кирк Дуглас - Дар
– Ах нет, он никогда ничего мне не говорит. Большую часть того, что я знаю, рассказал мне Эмилио, а ведь Эмилио мне всего не рассказывает. Он сообщает только о том, что мне, по его мнению, следует знать. – Пауло улыбнулся. – И то, что мне, на его взгляд, приятно услышать. Он мне не сын, поэтому мы с ним можем разговаривать свободно. А интересно, есть ли такие отцы и сыновья, которые искренни и откровенны друг с другом?
Прикосновение его сухой старческой руки было ей странным образом приятно, и она слушала его, не перебивая.
– Эмилио рассказывает, что, по словам Мигеля, увечье изменило его, превратило в другого человека. Сделало лучше и научило многому – поэтому-то он и взялся готовить Ультимато, поэтому-то и встретил тебя…
Патриция была растрогана словами сурового аристократа, рассуждающего о собственном сыне с таким почтением.
Он нежно посмотрел на нее синими глазами.
– Ты бесконечно много значишь для него, Патриция.
– Благодарю вас за то, что вы сказали мне об этом. Именно сейчас мне было важно это узнать.
– Ну что ж. Да и на что годится старикан, как не на то, чтобы сказать пару добрых слов.
Он засмеялся. Но тут же его смех перешел в приступ кашля. Патриция схватила с ночного столика стакан с водой и, поддерживая старика за плечи, напоила его.
Измученный приступом, он откинулся на подушки и выдавил из себя вялую улыбку.
– Жаль, что у меня нет дочери… Но, как знать, может быть, однажды и появится.
Патриция поцеловала его в щеку.
– Вам сейчас лучше отдохнуть. Я загляну к вам попозже.
Когда она уже подходила к двери, Пауло окликнул ее:
– А на какой лошади ты ездишь?
– На Корсаре.
– А, это чудесный конь, его готовил Мигель. Но, как и сам Мигель, он, бывает, упрямится. Будь осторожна, Патриция.
Патриции было трудно сосредоточиться на выездке. Она продолжала размышлять о Мигеле и о его загадочных словах о том, что люди нуждаются в любви почти так же, как животные. И она чувствовала, что ее гложет стыд.
Словно для того, чтобы смыть это чувство, она вернулась к себе и легла в ванну.
Когда она вернулась из Ногалеса, то была полна решимости помочь тамошним обездоленным. Проникнутая этой решимостью, она ворвалась в кабинет к Коулмену, и тут он сумел нажать у нее в душе на какую-то кнопку, вызвав тем самым чувство собственной вины. Она винила себя в смерти Дж. Л., и Коулмен прекрасно это знал. Он напомнил ей о жестоких словах, брошенных тогда в лицо деду, и вся ее решимость на этом и угасла. Она подавила в сознании все, связанное с Ногалесом, решила поскорей ото всего отделаться.
Но Мигель заставил ее вернуться к этим размышлениям. А вслед за ним – и Пауло.
Мигель преодолел ту фору, которую ему давали другие, – но разве богатство, оставленное ей дедом, не является, в свою очередь, форой? Мигель нашел в себе силы смириться с этим, преодолеть ограничения, тем самым налагаемые, воспринять фору как дар Божий. Неужели она не в силах поступить точно так же? Мигель, казалось, был убежден в том, что сил у нее на это хватит. Он в нее верил. Рядом с ним она чувствовала себя сильной и неуязвимой, способной совладать с самим Хорейсом Коулменом.
Патриция вышла из ванны и крепко растерлась полотенцем. Она не предаст того, во что верит.
Глава XVI
Мигель с великой тщательностью выводил Ультимато из боевого состояния после «поединка» с телкой. Эмилио, явно довольный, наблюдал за хлопотами друга.
– Этой телке до твоего Ультимато, как до небес. Мигель, ничего не ответив, принялся интенсивно разминать круп Ультимато.
– Ах ты дьявол! – воскликнул Эмилио. – Вспомнить только, как он развернулся на арене, хлопнув ее хвостом по лбу!
– Я его этому и учил.
– Мне кажется, Ультимато уже созрел для корриды.
– Не уверен, – отозвался Мигель, вводя коня в кузов грузовика. – Не хотелось бы напугать его.
– Напугать – его? Послушай, Мигель, этот конь так и рвется в бой с настоящим большим быком. Что ему моя телка. Так, смех один.
– Нет, ему нужно как следует освоиться, а я не могу добиться этого, занимаясь с ним только раз в неделю.
– А почему тебе не удается вырываться почаще?
– Этому еще не время. Я тревожусь за Пауло. Изредка он появляется в учебном центре, но тренировать-то уже все равно никого не может. Я подробно пересказываю ему вечерами все, что произошло в школе, – и ему кажется, будто он сам там преподает.
– Какая прискорбная ситуация – для Пауло… для тебя… для Ультимато… Этот конь заслуживает того, чтобы его показали публике. Жаль, что Патриция не смогла приехать, чтобы посмотреть, каков он хотя бы в шуточном деле.
– Патриция не любит боя быков. Ей противна сама мысль о том, что животным причиняют боль.
– Придется ей с этим смириться.
– Не уверен.
– Но у вас с нею по-прежнему все в порядке? Мигель поднял борт фургона, закрыл его на засов, отошел на шаг, окидывая взглядом свою работу.
– Мне кажется, я ее люблю.
– Святая заступница! – Эмилио постучал себя по лбу, а затем в насмешливой мольбе воздел руки к небесам. – Любовь – это смертельный недуг.
Мигель рассмеялся.
– А что, разве ты никогда не влюблялся?
– Ну, а как же! В одиннадцатом классе – в рыжую с передней парты. Я даже подарил ей серебряную пряжку со своего ремня.
– Мне кажется, эта любовь не затянулась надолго, ведь пряжка-то по-прежнему у тебя.
– Она отдала ее парню с передней парты, и мне пришлось поколотить его, чтобы заполучить пряжку обратно.
– Настанет день, Эмилио, и ты тоже влюбишься.
– Кто угодно, только не я. Мне нравятся романы острые и быстротечные. Потанцевать в дискотеке, угостить вином, провести пару часов в постели, а наутро – проснуться в одиночестве.
– Да ведь и я придерживался тех же правил – но нашел ту, которая мне нужна, и это все изменило.
Эмилио хмыкнул, заводя «феррари» и медленно отбуксировал грузовик на главную дорогу.
СТОУН РИДЖЛаура с бокалом в руке следила за тем, как наемные работники, покидая ферму, торопливо взбираются на борт грузовика с прицепом. Был пятничный вечер, и Эдгар решил угостить их всех пивком в местном кабачке.
Ослепительное солнце клонилось к закату. Кое-как выбравшись через кухонную дверь, Лаура нашла тачку, приставленную к стене сарая, и покатила ее по направлению к инсекторию. Войдя под навес, она оцепенела, заранее приготовившись к самому худшему. Но рои жужжащих насекомых не набросились на нее. Все было тихо. На кирпичном полу прямо перед ней стояли длинными рядами цветочные горшки с люцерной. Этим, вспомнила она слова Патриции, надо кормить плохих жучков. И вот она увидела их – целые гроздья черных жучков, налипших на стебли растений. Не медля, она начала брать один горшок за другим и отряхивать, ссыпая отваливающихся жучков в тачку. При этом она бормотала себе под нос ругательства, утешаясь лишь одной мыслью: «Они мне за это еще заплатят».
