Валентина Седлова - Стервами не рождаются
— А что, если дашь мне больше пятидесяти зеленых, то у тебя кошелек прохудится?
— Знаешь, мама, мне деньги тоже не за просто так достаются, и мне есть, на что их потратить.
— Что ж, придется взять твою подачку. Я сейчас не в том положении, чтобы выбирать, из чьих рук принять помощь. А то подозреваю, что комнату ты мне подберешь не лучше, чем квартирка, в которой мы сейчас ютимся.
— Будешь оскорблять, вообще ничего не дам. Я тебе давно ничем не обязана, и не будь воли отца, я бы с тобой сейчас не говорила. Так что, тебе еще нужны деньги?
— Давай.
— Вот, держи полтинник и десятку. Да, и еще один момент. Больше сюда не приходи. Следующий раз просто позвони, и мы с тобой где-нибудь в городе пересечемся. А здесь ты меня можешь и не застать. Работа, знаешь ли, много времени отнимает.
— Я уж вижу, — язвительно ухмыльнулась мать, скосив глаза на книгу, которую Марина так и не выпустила из рук во время их разговора.
После ее ухода Марина еще долго смотрела в окно, приводя в порядок свои скачущие мысли. Да, она допускала мысль, что такое рано или поздно произойдет, и все же… Даже сейчас мать умудрилась ее достать, пробить ее эмоциональную защиту, которую, как Марина считала, она за эти годы уже вполне сносно научилась держать. Ан нет, от близких людей иммунитет так и не выработался. Недоработка, однако. И ведь надо же, мать вроде как пришла за помощью, и все равно попыталась уязвить, ужалить побольнее. Пусть даже и себе во вред. А чего она сама от матери ожидала? Что бы та ею восхитилась, извинилась за то, что было и пожелав всего хорошего испарилась в неизвестном направлении? Наивная. Интересно, Ирка ее действительно так достала, как она это говорит, или мать просто решила сыграть на этом, чтобы вытянуть из своей старшей дочери хоть что-нибудь? Что же, в таком разе не сильно она на этом нажилась. Заниматься никчемной благотворительностью Марина не собиралась. Не тот случай. Да и тот факт, что мать выбрала деньги, а не комнату, о многом говорил. Можно считать, что Марина от нее просто откупилась. Купила себе душевное спокойствие за шестьдесят долларов в месяц. А попробует мать ее достать, вообще ничего больше не получит. Вот и весь разговор. Да и вряд ли она так рвалась посмотреть, как живет ее первенец. Ее все больше размер квартиры интересовал, да количество мебели, а про то, как Марина выглядит, что у нее прическа новая, вообще ничего не сказала. Не заметила, наверное.
В голове у Марины творился сплошной кавардак, а позвонить и выговориться она могла только своей любимой голубой парочке, ввиду отсутствия в Москве Юльки. Хотя зачем звонить? Между ними всего полчаса езды на городском транспорте. Друзья они ей, в конце концов, или нет? Пусть она будет распоследней эгоисткой в этом мире, но она должна хоть кому-то высказать все то, что рвалось наружу. Придется им, бедным, потерпеть ее часок-другой, все равно еще долго потом не увидятся.
Ласка со своей кошачьей интуицией немедленно поняла, что хозяйка собирается куда-то уйти, а значит, снова оставить ее одну-одинешеньку. Мириться с этим положением дел она категорически не желала и начала громко выражать свой протест, бросаясь Марине в ноги и перегораживая собой путь к входной двери. «Ну что с тобой делать?» — подумала Марина, и одев на подросшую Ласку шлейку, взяла ее с собой. Действительно, пусть тоже немножко погуляет, а то заперта бедолажка в четырех стенах, где даже мышей — и тех нет. Совершенно невыносимые условия кошачьей жизни.
Однако как ни названивала Марина к Костику и Васе, дверь ей никто не открыл. Видимо, еще не вернулись из магазина. Что ж, она не гордая, может и на улице их подождать. Заодно и Ласка погуляет по травке, у них вон, прямо перед домом такой шикарный газон разбили, и даже еще не стригли ни разу. Обзовем его джунглями, Ласку переименуем в Багиру, и вперед.
Ласка с нескрываемым удовольствием переместилась из рук хозяйки на зеленый ковер, довольно потянулась и начала кататься по траве, извиваясь и потягиваясь. Марина глядя на кошачьи «таски», только посмеивалась. И не заметила, что за играми Ласки наблюдает еще один человек. Вернее, человечек. Он тихо подошел к газону и остановился, внимательно рассматривая кошку. Человечку было лет пять от силы. Рыжеволосый, но не ярко-медный, волосы словно припорошенные пеплом, и вдобавок к тому выгоревшие на солнце почти до белизны. А глаза цвета небесной голубизны, и такие прозрачные и бездонные. Родителей негде не было видно, видимо, выпустили его гулять одного, а сами наблюдают за ним откуда-нибудь с балкона или из кухонного окошка. Когда Марина бросила на него быстрый взгляд, он не смутился, не убежал, а ответил ей таким же прямым и почему-то печальным взглядом. Марину словно холодной водой окатили, настолько серьезно и взросло посмотрел на нее этот карапуз. Словно видел в этой жизни такое, что ни одному ребенку в его возрасте видеть бы не стоило. У малыша был взгляд умудренного жизнью старика. И он не улыбался, даже когда смотрел на Ласку.
— Хочешь подойти поближе? — неожиданно для себя предложила ему Марина.
— А можно? — отозвался тот.
— Конечно можно. Если хочешь, можешь даже погладить Ласку, она добрая, не кусается и не царапается. Ей нравится, когда с ней занимаются.
— А вы мне разрешите?
— Я же сказала: конечно!
Малыш осторожно залез на газон и подошел к котенку. Присел рядом с ним на корточки и погладил Ласку по голове. Та немедленно перевернулась со спины на живот и протянула ему свою голову, мол раз пришел меня гладить, то давай, продолжай.
— А почему у нее такое странное имя? Потому что она ласкаться любит?
— Нет, просто когда я ее впервые увидела, то подумала: вот из такой крохи когда-нибудь вырастет настоящая хищница. Потом стала вспоминать всех маленьких животных-хищников. Вспомнила и ласку. Решила котенка так и назвать.
— Ласка? Не знал, что такая есть. Мне папа про многих животных рассказывал, а вот про Ласку нет. И в моей книге она тоже не нарисована.
— Ничего, теперь ты знаешь.
— Тетя, а почему ты такая грустная?
— С чего ты взял?
— У тебя лицо улыбается, а глаза грустные. У меня папа тоже так: сам грустит, а мне не показывает. Но я-то знаю, что ему не весело. Это все взрослые так, да?
— Наверное да, — ответила Марина, которую уже по-настоящему стал занимать этот разговор с маленьким мудрецом в заношенных вельветовых шортах.
— А зачем? Все равно же все видно.
— Просто не хотят, чтобы другим было так же грустно, как и им самим.
— Понятно. Хотя мне же тоже грустно, как и папе. Получается, что он зря улыбается.
— А кто у тебя папа?
— Он работает в офисе начальником. Только не самым большим. Больше него еще два начальника есть. Он утром отводит меня в детский сад, вечером забирает обратно. Мы готовим ужин, а потом он рассказывает мне про страны, про горы, про море. А ты видела море?
