Алекс Савчук - Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах
– Верю, брат, я и сам на пределе, – отозвался Кондрат.
– Я дверь пока за вами закрою, а когда вернешься, звякни нашим кодовым, я тут же открою.
– Хорошо, – согласился мой товарищ.
Закрыв за ним и девушками дверь, я почувствовал позыв к рвоте, и вошел было в туалетную комнату, но постояв с минуту, передумал, и направился в свою спальню, чтобы лечь и хоть ненадолго забыться, потому что чувствовал я себя весьма отвратительно. Тело ломило как при гриппе, слабость была во всех конечностях невероятная, и все это, как я понимал, было результатом образа жизни, который я вел весь последний месяц. Ночи почти без сна, или сон днем, урывками, еда зачастую всухомятку, излишнее количество употребленного алкоголя, не говоря уже о чрезмерном увлечении сексом, а ведь зернышек, которые у меня хватило сил подсчитать, в пиале оказалось сорок две… Браво, Савва, ты рекордсмен, поздравил я сам себя, хотя радости от этого не испытал. И я ведь даже цели перед собой такой не ставил, все случилось само собой. А двумя минутами позже я уже спал.
Не помню, что именно мне снилось, но это было что-то ужасное, а самое страшное, что я, осознавая это, не мог выйти из своего заторможенного состояния. Ко всему прочему в голове загудел какой-то неумолимый колокол, и сквозь душный, вязкий сон я все-таки осознал, что только сам сумею остановить этот звон. И я, встав с постели, пошел на этот звон. Помню, как шел, потянув на себя дверь… вышел, а затем… а затем я повис на чем-то твердом. И стал на нем балансировать. Сознание стало понемногу возвращаться ко мне, и лишь тогда я с ужасом понял, что вишу на балконном поручне, и вижу внизу звезды, отражающиеся в лужах… Не помню, как я сполз на балконное покрытие, силы оставили меня… Но гул, этот ужасный гул, он продолжался, он никуда не исчез. И я последним усилием воли поднялся на ноги. Когда я открыл входную дверь, теперь уже осознанно, за ней обнаружился злой и мокрый Кондрат. Он с упреком уставился на меня.
– Я звоню, звоню, а ты не открываешь. Савва, что за дела? Ты что, уснул?
– Ага, – ответил я. – И более того: я чуть было не уснул навечно. Девушек спровадил?
– Сделал, как ты сказал. Смешные, они, наверное, до сих пор меня там дожидаются.
– Ну и ладушки, брат. Сообразят, что делать, не маленькие. А теперь давай спать. Спать. И никаких девушек. Отдых. Я беру отпуск. Слышишь, брат, я беру отпуск от всего этого… Во всяком случае, до субботы. Утром я получил сверху первое предупреждение, но не внял ему… Теперь вот получил второе, возможно, что последнее.
– И как оно звучит? – с подвохом спросил Кондрат.
– А звучит так, – сказал я без тени насмешки. – Я слышал это словно глас божий: «Не ходил бы ты, Савва, по девкам».
Новелла шестая
Рижские заметки
Владыкой мира станет труд,
когда вино польет из пушек,
и разом в девственность впадут
пятнадцать тысяч потаскушек.
Игорь ГуберманГлава первая
Отгуляв после рейса положенный мне месячный отпуск, и, признаться, прилично от него устав, я по звонку шефа явился на работу.
Начальник сбыта нашего винобъединения Алик Наумович Песков (в кругу родных и близких его звали, естественно, по-другому – Цалик Буюмович), обращаясь ко мне уже по-свойски, на «ты», представил мне моего нового напарника Петра Иванюшенко, после чего стал готовить нам проездные документы на Ригу.
Бывалые проводники, находившиеся в этот момент в кабинете и присутствовавшие при этом, лишь сочувственно головами качали – по их насмешливо скорбным лицам я понял, что они нам, новичкам, не завидуют, и что нам предстоит так называемый «голодный рейс» – именно таковой считалась в среде проводников поездка в Ригу. Сверх того, Алик Наумович во всеуслышание, и, на первый взгляд, без тени иронии, заявил, что я, уже вполне опытный, по его мнению, проводник (и это после одного-единственного рейса!), получаю в напарники новенького, которому предстоит первая поездка, поэтому я должен буду обучить его работе, – и этими словами он чуть ли не до слез рассмешил действительно опытных проводников.
Петра Иванюшенко, с которым мне предстояло сопровождать вино в город Ригу, столицу Латвии, я знал шапочно, мы с ним были знакомы года примерно три-четыре. Петро был старше меня на пару лет, в городе его многие знали как неплохого зубного техника, но работа эта ему, видимо, не очень нравилась, да ведь и сколько там не заработай, 33 % от заработка ему приходилось отдавать в виде алиментов двум детям от двух жен, а на нынешнем его месте работы – винзаводе, – зарплата была не более 80–90 рублей в месяц, и алиментов, соответственно, надо было отстегивать 30 рублей, не больше, а с командировочных – составляющих 250–300 рублей в месяц, алименты платить не полагалось, не говоря уж о левых приработках. А может, также, Петрухе, как и мне, деньги были не столь важны, а просто захотелось романтики – вздохнуть свежим воздухом свободы, покататься по стране, по необъятной нашей Родине. И еще: имея такую работу, мы, я считаю, приобретали единственную для нас возможность попутешествовать, так как на поездки за границу, мы, люди беспартийные и не являющиеся орденоносными передовиками производств, вообще не претендовали.
На следующий день после начала загрузки наша «группа три» – то есть три вагона в одной сцепке, – была полностью загружена, запломбирована, и готова к отправке. «Спец» в 28 тонн и «бандура» – 60-тоник, были заполнены портвейном белым, а в «молочке» – цистерне на 30-тонн было сухое вино с нежным названием – «Фетяска» – что по-молдавски означает «девичье».
Получив на нашу продукцию пачку накладных, мы прибыли с вещами в вагон и, едва успев разложить вещи и кое-как обустроиться, с вечерним шестичасовым составом тронулись в путь.
Так как надежды на левый приработок в этом рейсе были весьма призрачными, то двое таких «специалистов» как мы с Петром, теоретически должны были голодать.
Именно по этой причине с самого первого дня мы стали продавать вино каждому желающему, и торговали им как по всей территории МССР, так и на протяжении всего остального пути.
На станциях Раздельная и Бессарабская мы пополнили наши запасы в продуктах, хлебе и питьевой воде, которую нам залили в умывальник в количестве 170 литров, после чего в составе товарного поезда взяли курс на следующую перевалочную станцию под названием Жмеринка.
Этот украинский город «славился» в среде проводников злобными ментами и продажными клиентами, которые, купив литр вина, тут же бежали «докладать» в милицию, после чего у проводника, продавшего им вино, начинались неприятности.
Но, как я уже говорил, мы с Петром находились в безвыходном положении, поэтому с безрассудством новичков мы открыли торговлю в самой Жмеринке, прямо на пассажирской станции, где мы до самой отправки находились. Продажа шла ни шатко, ни валко, однако на момент отбытия в нашу «кассу» набежало сотни три рублей на «мелкие расходы». Пересчитав деньги, мы спокойно вздохнули, так как «голод», по крайней мере, в ближайшие пару недель, нам не угрожал.
