Пат Бут - Беверли-Хиллз
– Ночь и не стоит тратить на сон. Спать надо утром. Вот почему господь изобрел занавески, чтобы солнышко не будило нас, грешных, – заявил Уинтроп с вызывающей безапелляционностью.
– Хартфорд придет? – спросила Паула.
– Вот почему мы все и собрались здесь, дорогая. Ждем не дождемся появления нашего господина и повелителя. Ты еще не встречался с ним, Дэвид?
– Конечно, нет. В противном случае я не напялил бы лучшие солнцезащитные очки. Ведь мир полон слухов, что от него исходит такое сияние, что люди слепнут.
Паула невольно рассмеялась незамысловатой шутке.
– Боюсь, я вела себя не очень прилично накануне с Робертом, – призналась она.
– О господи помилуй! Неужто ты не поддалась его обычным приемам обольщения?
– Ты велел мне срочно отнести ему в бунгало кальки чертежей и эскизы Дэвида…
– Помню… Ну и что?
– Дверь была открыта, и я застала его целующимся с женщиной.
– Так это все равно что застать папу римского, молящегося у себя в спальне. Или я не прав? – Дэвид Хокни засмеялся.
– Как чудесно, что тебе столь повезло. Он был хорош там… в постели? Я не имею в виду размер его инструмента, – встрепенулся Уинтроп.
У обоих друзей история Паулы о ночной встрече с секс-символом вызвала острое любопытство.
– Я повела себя ужасно глупо. Сама не знаю почему, но пришла в ярость. Я нагрубила ему, вместо того чтобы молча удалиться.
– Это значит, что ты не наградила его аплодисментами? – Хокни укоризненно покачал головой.
– И пробралась на сеанс без билета, – добавил Уинтроп.
Паула изо всех сил старалась держаться непринужденно, хотя шуточки друзей совсем не веселили ее.
– Поймите, я говорю серьезно. Он, когда явится сюда, точно взбесится, увидев меня. И размажет по стенке.
Уинтроп окинул стены профессиональным взглядом.
– Что ж, это улучшит цветовую гамму обивки. Яркие пятна на сером шелке внесут некоторое оживление… Как ты считаешь, Дэвид?
– Непременно, если мы еще убедим Роберта часть останков Паулы втоптать в ковер. Тогда получится перекличка цветовых пятен. Давай, Уинтроп, продадим Роберту такую идею.
О приближении Хартфорда возвестил шум в коридоре за дверью.
– Они уже собрались, мистер Хартфорд. Да, и мисс Хоуп тоже там, – донесся чей-то почтительный голос, прозвучавший для Паулы похоронным звоном.
Шутки прекратились, ибо явился сам новый владелец, и неизвестно было, понравится ли ему веселое настроение нанятых им мастеров.
– Доброе утро, джентльмены, – сказал он, подчеркнуто игнорируя то, что среди присутствующих есть женщина.
Для Роберта такой поступок был удивителен настолько, что мог быть занесен в Книгу рекордов Гиннесса.
Он, не задерживаясь, прошел прямо к столу, занял место в торце его, пододвинув к себе стул, и сделал официанту знак, что желает кофе.
– Ты уже знаком с Паулой, не так ли? – спросил Уинтроп с лучезарной улыбкой. Он не боялся никого. Его талан плюс репутация позволяли ему вести себя так, как ему было удобно.
Роберт резко вскинул голову.
– Кажется, да… знаком.
Он смолк. Паула отвернулась, избегая его взгляда. После паузы Роберт продолжил:
– Я хотел это сказать лишь тебе лично, Уинти, и жаль, что мистер Хокни вынужден слышать то, что касается только нас троих – тебя, меня и мисс Паулы Хоуп. Но пусть будет так. Вчера поздно вечером мисс Хоуп вторглась в мое бунгало без приглашения и даже не постучавшись в дверь. Она вела себя отвратительно и оскорбляла меня и мою гостью. Я требую объяснений и соответствующих действий от тебя и от нее. По меньшей мере, извинений в письменной форме.
Он запрокинул голову и уставился в потолок, словно в поисках там, наверху, высшей справедливости, но жест этот привел лишь к тому, что на чересчур тесном воротничке его рубашки оторвалась и повисла на ниточке пуговица.
– Боже, до чего доводит любовь! – совсем вроде бы невпопад продекламировал Тауэр.
– Я не объявила о своем прибытии, но я не взломщица и не вторгалась в дом, потому что дверь была распахнута настежь, и я просто вошла. Я имела задание вручить незамедлительно мистеру Хартфорду кальки, сделанные мистером Хокни.
Странно, что Паулу напрочь покинула робость. Она была тверда, как железо. Ей хотелось одного – поцелуя Роберта, такого же, каким он одаривал ту женщину в своей постели. Это желание придавало ей наглости, какая за ней раньше не наблюдалась.
– Никто не просил вас, мисс Хоуп, совать чертежи мне в постель, – парировал Роберт с убийственной язвительностью.
Однако девочка пробила брешь в его броне. Она была бледна и, вероятно, трепетала от страха, но не сдавалась. Он немного смягчил тон.
– Она могла бросить папку на ковер и уйти, заметив, что я занят.
– Что? Бросить папку с моими чертежами на пол и не удостовериться, что адресат не столкнул ее ногой под кровать к ночному горшку? Какое унижение для меня! – воскликнул Хокни, вложив в произнесенную им фразу все свое презрение к сильным мира сего.
– Кто была та счастливица, Роберт? С которой тебя застали? – без обиняков спросил Тауэр.
– Разве в этом дело? – уклонился от ответа Роберт и слегка покраснел.
– Одну телку я видел вечерком, стоящую возле твоего бунгало. Она очень походила на известную гипнотизершу. Не помню, как там ее зовут… Не она ли была твоей партнершей? – давил на Роберта Уинти.
Ситуация изменилась. Из драматической, во всяком случае для Паулы, она стала почти водевильной, а сама Паула из обвиняемой превратилась в свидетельницу акта прелюбодеяния удачливого покупателя с обнаженной конкуренткой в торге за отель.
Но Роберт умел выкрутиться из любого неудобного положения.
– Хватит тратить время, которое я вам оплачиваю, на пустопорожние разговоры. Пусть Паула извинится, и на этом закончим.
– Простите меня, если я допустила грубость.
– «Если»? «Грубость?» И это все?
– Ну так казните меня!
Роберт усмехнулся, представив, как палач отсекает от шеи ее почти детскую, но соблазнительную головку.
– Я всегда держу дверь открытой, когда занимаюсь чем-то подобным, но почему-то ко мне никто не заглядывает, – с интонацией печального Пьеро признался Уинтроп. – У одного парня, в бытность мою в Йеле, случилась такая ситуация, и кончилось все его полной импотенцией.
При этом слове Роберт невольно вздрогнул. Вновь обретя апломб, он потребовал:
– Покажите все, что у вас готово, мистер Хокни. Первые наброски, доставленные мне экспресс-почтой, я изучил…
Хокни выложил на стол и раскрыл папку, которую до того бережно хранил у себя на коленях. При общем молчании он показывал и складывал обратно в папку акварели, впечатление от которых не могло не объединить тех, кто их видит, снова в одну команду.
