Пат Бут - Беверли-Хиллз
«Благодарю, Каролин, за незабываемый вечер. На память от владельца «Сансет-отеля».
Роберт обожал посещать оздоровительный комплекс при «Сансет-отеле» в ранние утренние часы. В это время там не щебетали женщины, приходившие заниматься аэробикой, хотя подобное зрелище всегда вызывало в нем интерес. Но пустота и обилие свободного пространства также воздействовали на него благоприятным образом.
Высокие, чуть ли не до неба потолки, безукоризненная, почти космическая чистота, ласковая шероховатость ковровых дорожек и целые акры зеркал, покрывающих стены, где он мог любоваться, проходя мимо, своим отражением и в очередной раз убеждаться, как он красив – и лицом и фигурой, – все это в совокупности даже без всяких мучительных упражнений давало ему заряд бодрости хотя бы на половину дня, изматывающего, сложного калифорнийского дня.
– Привет, Луиза! – поздоровался Роберт, входя в храм телесной красоты.
– Доброе утро, мистер Хартфорд! Полотенца, заказанные вами, доставлены, и они действительно великолепны.
Девушка за стойкой засияла, когда луч его красоты упал на нее.
– Отлично, если это так, Луиза. Сегодня я испробую, насколько они хороши. Грейс уже появился?
Мощный, как бык, охранник Грейс совмещал службу в полиции с обязанностями поддерживать порядок в оздоровительном комплексе отеля. Изнасилований, убийств и самоубийств там давно не случалось. Работа была необременительной, а оплачивалась щедро. Роберт во всем мог на него полагаться.
– Да, сэр! – мгновенно отозвалась Лиза. – Я сейчас же извещу его, что вы здесь.
Роберт поблагодарил старательную красотку, – а других на такое место и не брали, – кивком головы и милой улыбкой.
Пройдя через бесшумно раздвинувшийся барьер в зал, он выбрал из собственного отдельно хранящегося набора две двадцатифунтовые гири.
Откуда-то из вестибюля донесся шум, причем неприлично громкий. Роберт поморщился.
– Где он? Найди мне этого Хартфорда, или я сверну тебе шею!
Каролин ворвалась в гимнастический зал со скоростью, опережающей звук ее голоса. Одеяние ее было тщательно подобрано модельером, если бы он пожелал воссоздать образ хищницы. Кожаный жакет был украшен устрашающего вида цепями. Такие же болтались у пояса, стягивающего талию, на удивление тонкую по сравнению с остальными скульптурными формами тела.
– Ты негодяй! Ты ограбил меня! – Каролин наступала на него всей мощью танковой дивизии. -… Пока я с тобой ужинала, ты…
Роберт не отступил перед ее натиском.
– Что за бред ты несешь, Каролин? Что у тебя украли? Сообщи в полицию, если уверена, что произошло ограбление… А ужин с тобой я не отрицаю, и, следовательно, у меня железное алиби!
– Ты знал, мерзавец, что дом пуст! Ты кого-то нанял! – Сама Каролин почувствовала, что сбивается на тон базарной торговки, у которой что-то стянули с лотка.
– А что похищено? Деньги? Драгоценности? Неужели акции? – Он откинул голову, беззвучно смеясь и наслаждаясь своим триумфом.
– Мои личные вещи… – начала было она, но тут же осеклась, поняла, что потерпела поражение, и это ясно отразилось на ее лице.
Разве могла она кому-то признаться, что у нее похищено оружие шантажа? Отвратительная и видимая всем присутствующим дрожь охватила ее огромную тушу. Она дергалась, как выброшенная на пляж самка кита. Браслеты на руках звякали, и хищно раздвигались губы, открывая взгляду крепкие зубы, способные разгрызть любую кость.
Роберт, однако, не испугался.
– Итак, ты снова шлепнулась в лужу, Каролин. Это уже стало для тебя привычным, – произнес он спокойно.
Она испепеляла его взглядом.
– Итак, «Сансет» превратился в тайный притон для пресытившихся кинозвезд? – прошипела она.
– Зато убережет от нашествия твоей кавалерии, Каролин, от чокнутых твоих последователей! – парировал он.
Пот выступил на коже Каролин, крупный, словно капли росы на склонах гор над Беверли-Хиллз по утрам.
Осознать свое поражение для нее было больше чем трагедией. Ее мечты, планы, карты будущей великой империи – все пошло прахом. Весь яд, накопившийся в ней, Каролин выплеснула в один отчаянный возглас:
– Я ненавижу тебя, Хартфорд! И клянусь, что ты еще пожалеешь о том, что стал мне поперек дороги!
Роберт протянул руку к телефону. Изящной формы аппараты были предусмотрительно размещены в нескольких местах гимнастического зала для удобства посетителей. Он заговорил в трубку размеренно, даже лениво, но с непререкаемой властностью в голосе:
– Служба безопасности? Говорит Хартфорд. Не пришлете ли в оздоровительный комплекс пару своих самых крупных парней? Тут объявилось некое существо, выдающее себя за женщину, но вряд ли на нее похожее, хотя бы по размерам. Я хочу, чтобы это существо вышвырнули вон из моего отеля.
Паула пробралась в свою спальню накануне вечером скрытно, как воришка, с опущенной головой и с горечью в душе. Всю дорогу до своей обители, а затем остаток проведенной без сна ночи, она корила себя за идиотскую вспышку ревности и за те слова, которые вырвались у нее из уст. Она вела себя как ревнивая супруга или скорее как отвергнутая, оскорбленная любовница, хотя не имела на то никаких оснований.
– Хелло, дорогая. Ты выглядишь так, будто вампиры всю ночь напролет высасывали из тебя кровь. Я еще вполне хорош по сравнению с тобой, хоть и чувствую себя из рук вон плохо. Что стряслось?
Уинтроп перехватил Паулу у конторы отеля, куда она направлялась после того, как более или менее привела себя в порядок. Тауэра сопровождал мужчина, громоздкий, как бык, в круглых солнцезащитных очках из красного пластика.
– Сердце мое! Разреши мне вас познакомить! – с воодушевлением произнес Уинтроп. – Паула Хоуп, моя помощница и моя надежда, а это, разумеется, Дэвид Хокни, тот, кто на данный момент предпочел Южную Калифорнию своему сырому Брадфорду, несмотря на отсутствие в местном рационе блюд из копченой селедки.
– Доброе утро, Уинти, привет, Дэвид, – ответила Паула, опускаясь на стул, который почему-то с нарочитой услужливостью подставил ей под зад Тауэр, как будто опасаясь, что она сейчас упадет в обморок.
Офис «Сансет-отеля», а точнее, продуманный дизайн полностью соответствовал торжественности совершаемых в нем актов и тому молчанию, что наступило после церемонии знакомства.
– С тобой все в порядке, милая? – осведомился Тауэр на кокни, хотя ему в этом плане было далеко, например, до своего дружка Грэхема, как от земли до неба.
– Более или менее, – сказала Паула. – Я не спала эту ночь, – добавила она в оправдание.
– Ночь и не стоит тратить на сон. Спать надо утром. Вот почему господь изобрел занавески, чтобы солнышко не будило нас, грешных, – заявил Уинтроп с вызывающей безапелляционностью.
