Патрик Санчес - Подтяжка
К тому дню, когда я решила увеличить грудь, я была должна почти всем. Да и мама, узнав, что мне хочется вставить имплантаты, словно с цепи сорвалась. Больше часа она метала громы и молнии по поводу опасности, которую влечет за собой хирургическое вмешательство, о том, как это дорого, о том, что такая процедура унижает женщину, особенно чернокожую. Жизнь моя в Атланте приблизилась к критическому рубежу, так что при первой же возможности я подала заявление руководству компании, в которой работала, на перевод в вашингтонский офис. К сожалению, всего через три месяца после моего переезда штат компании сократили на двадцать процентов, и я была уволена с жалким выходным пособием. К счастью, спустя несколько недель мне, словно ловкой кошке на четыре лапы, удалось приземлиться в «Сондерс энд Крафф». Но даже с высокооплачиваемой должностью и стабильным заработком я не имею понятия о том, как расплачусь за операцию по изменению ягодиц…
— Хорошо, — говорит мама. — Я рада, что у тебя там все получается. Надеюсь, там ты устроишься лучше и… — она помедлила, — …успокоишься. Надеюсь, ты перестанешь чувствовать потребность в изменении себя… своей внешности.
— Так и есть, мам. Я здесь счастлива, — отвечаю я. — Можно я с папой поговорю?
— Конечно. Я тебя люблю, — прощается она.
«Слышь-ка, ни в коем случае, не давай этой девчонке бабок!» — слышу, говорит она, передавая трубку отцу.
По крайней мере, когда мать сердится, говорить на сленге она позволяет себе не только со мной, хоть это радует.
35. Бренда
Я в «Хилтоне», сижу в последнем ряду на лекции по пластической хирургии. Сегодня вроде должны рассказывать об изменении формы груди и липосакции. Я устроилась поудобнее, да так, чтобы лишний раз не обращать на себя внимания, и принялась следить за входящими в зал — жду, когда войдет она. Прошла неделя с того момента, как мне стало известно об измене мужа. Уж семь дней я перевариваю эту новость, не делясь ею ни с одной живой душой. Только-только обо всем узнав, я была уверена, что, вернувшись домой, немедленно брошу обвинения Джиму прямо в лицо и погляжу, что он на это ответит. Но когда я вошла в дом и увидела его лежащим на диване, что-то в душе у меня переменилось. Помню, как выключила телевизор. Помню, что была готова взорваться от злости на предателя, но, увидев в его глазах растерянность оттого, что я прервала его отдых у телевизора, смешалась. Внезапно меня охватил ужас. Я осознала, что, выпалив правду, безвозвратно изменю свою жизнь — мою, его и дочери. Все гневные речи об измене, о брачных обетах, о боли и омерзении остались кипеть внутри меня.
Прошлая неделя превратилась в кошмар. Когда узнаешь нечто подобное… семидневное предельное напряжение отразится даже на Железном Дровосеке. Так тяжело жить с мужчиной, которого даже видеть не хочется: постоянно мучают мысли о том, где побывали его руки, каких частей тела он касался губами. Когда муж звонит с известием, что вновь, дескать, задерживается на работе, мне представляется одно и то же — она сидит рядом, она ждет его в постели. Может, прямо сию минуту, во время звонка она целует его в шею? Может, когда он рассказывает мне о том, что на работе аврал и ему придется задержаться, они оба обнажены…
Всем я объясняю, что неважно себя чувствую, что мне плохо работается из-за простуды. На выходных Джим даже предпринял попытку заняться со мной сексом. В воскресенье, около половины девятого утра. Я проснулась оттого, что он, придвинувшись, старался прижаться ко мне. Когда я почувствовала, как его напряженный член коснулся моих ягодиц, меня замутило. Он сунул руку мне под ночную рубашку, притронулся к моей груди, и каждый мускул моего тела напрягся от омерзения. Я резко отбросила его руку, сославшись на недомогание. Поверить не могу в подобное свинство. Всю неделю он спит со своей шлюхой, а на выходных имеет наглость приставать ко мне. Я, честное слово, не знаю, смогу ли когда-либо теперь заняться с ним любовью. Повторюсь: даже смотреть на него противно. В моих глазах он жалкий лжец и изменник… провонявший потом другой женщины.
Причудливое сплетение эмоций: я до ужаса боюсь потерять мужчину, к которому не испытываю ничего, кроме отвращения. Но еще больший страх вызывает мысль о том, что может произойти, если вся эта история вскроется. Вдруг он бросит меня ради нее? Что, если Джоди станет одной из тех девочек, которые видят отца только по выходным? Неужели я превращусь в мать-одиночку? Я не готова отказаться от семьи. Часть меня все еще любит Джима и хочет, чтобы наш брак не распался. Я также не могу избавиться от вопросов о том, сколько же моей вины в измене мужа. В постели я далеко не тигрица… да ладно, кого я обманываю — моему мужу почти год приходилось практически умолять собственную супругу о сексе раз в неделю… посредственном сексе раз в неделю.
Я все еще не знаю, что бы такое предпринять. Но нечто необъяснимое привело меня сегодня сюда, я чувствовала, что следует прийти… и не для того, чтобы узнать побольше о липосакции или имплантатах. Я пришла, чтобы увидеть Жизель. Я должна вновь ее увидеть — женщину, с которой спит мой муж. Не могу объяснить, зачем это мне понадобилось, но интуиция настойчиво велит мне хотя бы просто посмотреть на нее. Может, мне нужно понять, что в ней есть особенного, отчего Джим находит ее привлекательной. Наверное, нужно узнать, что есть у нее такого, чего нет у меня.
Лекция вот-вот начнется. И тут свершается парадное прибытие Жизель. Я слежу за тем, как она входит в дверь, как идет по проходу между креслами и садится, а в моем горле поднимается ком. Ловлю себя на том, что гляжу на нее отнюдь не так, как на всех остальных женщин. Я замечаю каждую деталь — ее каштановые волосы длиной чуть выше плеч не помешало бы умастить бальзамом и немного выпрямить, брови надо бы выщипать, разглядываю ярко-красный лак на ее ногтях, грудь, талию, щиколотки… бедра, одежду, макияж. Она не то чтобы красавица, да к тому же полнее, чем я. Ее обтягивающая юбка заканчивается чуть выше колен, а три верхних пуговицы блузки расстегнуты. Такая одежда не подходит ни ее фигуре, ни возрасту. Так и слышу, как издевается Нора: комментирует, что такая юбка лишь подчеркивает ее нависающий дрябловатый живот, что распахнутая блузка привлекает внимание лишь к тому, что грудь у нее обвисла и кожа в области декольте несвежа.
Первую половину лекции я ничего не слышу из того, что рассказывает врач. Включаюсь в тот момент, когда он говорит о липосакции. Доктор Редклифф показывает нам липосакционный стек и объясняет, каким образом с его помощью убирают жир. На экране сияет голый женский зад, в одну из ягодиц воткнута эта штуковина. Три недели назад подобное фото показалось бы мне излишне откровенным, даже непристойным и вогнало бы в краску, но сейчас я едва замечаю все эти щекотливые подробности. Двадцатидневный курс лекций об операциях — и я почти привыкла к бесстыдным иллюстрациям подобных процедур. Теперь мне кажется, что пластика — это некий ритуал, через который должна пройти каждая женщина, обыденная мелочь, вроде как уложить волосы или сделать маникюр.
