Людмила Зенкина - Порочный треуогльник
— Я закричу, — еле слышно произнесла девушка.
— Кого ты будешь звать? — ухмыльнулся Трой. — Этого Казанову с косичкой? Кричи, если хочешь чтобы я убил его.
Ева не знала, верить его словам или нет, чего вообще можно ждать от этого человека? Но закричать она всё равно не могла, внезапно охвативший ужас так сковал горло, что голос не слушался, даже дышать получалось с трудом.
— Зачем? — из последних сил прошептала она. — Зачем ты это делаешь?
Тонкие губы скривились в довольной усмешке.
— Творить куда интереснее, когда описываешь то, что видишь и чувствуешь сам, а не тот бред, что просто приходит в голову. Разве ты этого не знала? — мужчина испытующе прищурился и снова наклонился к своей трепещущей жертве. — Ты так живо пишешь. Но уж очень всё сладко, не хватает боли… и страсти. Конечно, твой Казанова слишком мил и, пожалуй, молод. Ты хочешь другого, — он слегка коснулся губами кончика её уха. — Тимор. Так его зовут, м? С латыни — это «страх». А страх не должен быть милым. Ужас, вот что тебе нравится? Давай я помогу тебе оживить чувства, — его лицо оказалось прямо перед глазами обмершей девушки. — Ты ведь боишься меня? Я твой идеальный кошмар, — горячее дыхание стало нестерпимо близким, — просто представь, что я твой сероволосый герой и отдайся мне.
— Тимор, — шепнула Ева еле слышно и ощутила, как её губы накрывает грубый, бесцеремонный поцелуй. Она закрыла глаза, надеясь, что когда откроет их, наваждение наконец закончится, но перед внутренним взором предстало лицо её возлюбленного, такое, каким она видела его в последний раз — полное невыносимых страданий. Тупая, рвущая боль пронзила сердце и по телу пробежала волна отвращения к циничным прикосновениям, обжигающим кожу. Эта волна позволила скинуть беспомощное оцепенение и девушка с силой оттолкнула от себя извращенного мучителя. Тот сделал короткий шаг назад и с надменной ухмылкой вытер губы тыльной стороной ладони.
— Тебе что-то не нравится? — спросил он наигранно заботливо. — Так по-твоему Страх должен быть более нежным? Или более грубым? — Трой снова схватил жертву, прижимая к себе. Его тяжелое дыхание противно защекотало лицо, горячие пальцы сдавили шею. — Брось, я дал тебе такую почву для написания драмы. Решил, что ты хочешь ещё, раз пришла сама. Мне вот как раз не хватало вдохновения.
— Ты дьявол, — простонала Ева, понимая, что накатившее головокружение вот-вот лишит её сознания.
— Дааа, — послышалось из окутывающей темноты, — я дьявол, детка. И я хочу тебя, снова…
24. Окончание книги
Мрак уже затянул в себя все мысли и почти поглотил сознание, когда вдруг начал отступать. Всё тело неприятно покалывало, и сквозь это ощущение Ева почувствовала грубые руки, развязно блуждающие под её майкой, и горячие губы, впившиеся в шею. Отвращение побежало холодной дрожью по спине, упирающейся уже во что-то жесткое и колючее. Увидев, что жертва приходит в себя, Трой оторвался от жадных поцелуев, взглянул в затуманенные зелёные глаза с устрашающей усмешкой:
— Давай договоримся, — сказал он тихо, с издёвкой, — ты не будешь брыкаться и дашь себя трахнуть, а я сегодня же верну тебе тетрадь.
Девушка, ещё не совсем понимая, что происходит, быстро глубоко вдохнула, чтобы закричать, наконец она ощутила, что может сделать это, но тяжёлая рука бесцеремонно закрыла ей пол-лица, стало невозможно дышать.
— Так и знал, что ты будешь играть в недотрогу, сучка, — в рычащем голосе слышалось раздражение. — Что тебе терять? Свою девственность ты уже давно подарила мне.
Ева пыталась что-то простонать сквозь плотно сомкнутые пальцы, билась и извивалась под давящим телом, но все усилия были тщетны.
— Так у нас ничего не получится, — равнодушно произнёс мужчина. — Как жаль, что мало времени, а то мы бы нашли общий язык. Слышишь?
Из зажмуренных глаз девушки покатились слёзы, она начинала задыхаться.
— Ооо, опять плачешь? Прекрати уже давить на жалость, всё настроение пропадает. А я только вошёл во вкус, даже в окно пришлось залезть ради такой забавной шпионской игры.
Трой убрал руку, только когда воздуха совсем уже не осталось, чтобы гостье и в голову не пришло кричать, лишь судорожно дышать и радоваться такой неожиданно упоительной возможности.
— Скажи, — прошептал он вкрадчиво, — стоила эта тетрадь таких мучений?
Ева не могла ответить, она вообще с трудом понимала, о чём говорит мучитель, старалась просто отдышаться.
— Думаю, не стоила. Так что же ты тогда забыла здесь на самом деле? У меня варианта только два: либо ты снова хочешь помучить моего бестолкового брата, либо, в этом я почти уверен, пришла ко мне.
Она наконец прислушалась к высокомерным словам, в мыслях вновь встал образ любимого.
— Мне нужна только моя книга, — тихо ответила писательница, стараясь удержать слёзы, которые лились сами по себе. — Только она.
— Да что в ней такого? — усмехнулся Трой. — Такого, что ты явилась сюда добровольно.
— Тебе не понять, — в дрожащем голосе мелькнула детская обида.
— А ты попробуй объяснить, — разгоряченные губы снова приблизились к её шее, — иначе, я буду считать, что ты просто хочешь меня и продолжу.
— Не надо! — отчаянно взмолилась Ева. — Я не могу объяснить, но я не хочу… не хочу…
— Меня не хочешь? — вновь усмехнулся мужчина, поднимая голову. — Странная ты особа. Ну, тогда говори. Твой симпатичный товарищ сейчас копошиться в книжках и тетрадях в противоположном конце дома, у нас есть ещё минут десять. Я могу потратить их только на две вещи, — он демонстративно поднял два пальца, — секс, — загнул один, — или разговор, — опустил руку на разметавшиеся по полу золотистые волосы.
— Я всё равно пойду в полицию, — прошептала девушка, закрыв глаза, не зная чем ещё потянуть время.
Мучитель ехидно улыбнулся, снова наклонился ближе.
— Иди, девочка. Вот только мой отец здешний начальник, а это извращенец похуже меня, — кончик его языка на миг коснулся лихорадочно пылающей щеки. — Думаешь, в кого я такой? Ради тех огромных денег, что приносит моя работа, папочка прощает мне всё. Так что поверь, это дело выйдет тебе же боком.
Ева замерла, обдумывая услышанное, мечущиеся мысли постепенно сковывала новая волна дикого ужаса.
— И если ты планируешь попросить помощи у Казановы, — продолжил Трой, — то долго он не проживёт, — горячее дыхание спустилось на шею. — И это тоже сойдёт мне с рук. Так что, ты моя, крошка, — он слегка прикусил нежную, бледную кожу.
— Я ненавижу тебя, — только и смогла произнести девушка, понимая, что слёз и страха уже практически нет, есть только обреченность, с которой она как-то слишком легко смирилась.
