Рапсодия в тумане (ЛП) - МайГрид Нален

Поднимаюсь тоже и, накинув халат, выхожу из комнаты на террасу. Рассвет уже отполыхал, но все еще чувствуется свежесть весеннего, чистого утра. Скоро отец проснется…

Облокотившись на перила, прикуриваю. Тепло, уже и без курток можно, скоро и совсем жара пойдет.

— Пока, Ниррай. Захочешь увидеться, дашь знать, — звучит сзади, и я киваю, затянувшись. Так и делают нормальные люди, пишут друг другу, когда хотят встретиться, а не заваливаются в запертую квартиру.

Меня обдает потоком воздуха, и я понимаю — один.

Он так и считает, что мне необходима забота, сколько бы ни говорил — прямо и открыто, — что нет, не нужна. Аман хочет большего, но последнее, что мне надо, это привязываться к нему, пока он перекрывает свою потребность. Заботы в моей жизни было через край, мне реально хватает одного помешанного папаши, который из-за своих заебов на мне, пошел на преступление, не понимая, что я никогда не смогу такое принять. Все, о чем я мечтаю — найти искренние чувства, а не чувствовать себя заменителем чего-либо. Видимо, это невозможно. Может, правда, есть смысл с этим смириться? Умудряются же люди прикрывать на все глаза и радоваться моментам. Жить с кем-то, зная, что ими просто пользуются. У Амана вон хоть разнообразие, он, в отличие от большинства, не из-за денег. Только вот хватит ли мне этого для поддержания иллюзии счастья? Что-то сильно в том сомневаюсь.

Слышу шум из квартиры и, потушив почти докуренную сигарету, иду здороваться с отцом.

Тот на кухне, и первое, что вижу — покрасневшие глаза и черно-зеленые синяки-тени. Что-то случилось?

— Луку убили, — сообщает отец бородатую новость. — Разработки выкрали. Не переживай! Мы все вернем! Я связался с Кошками.

Заебись…

Глава 23. Наша правда слишком отличается

Аш

— Аш… — повторяет имя Приам, чересчур шипя. Но меня все радует, он уже более осмысленно начинает относиться к жизни, с каждым днем изменения видны все отчетливее.

— Что, Приам? — спрашиваю, поворачиваясь к нему на стуле. Мы уже поели, и полторы минуты назад я спросил, чем он хочет заняться дальше.

— Гулять. Можно?

— Конечно! — радуюсь и, слетев со стула, беру Приама за руку, тоже поднимая. Гулять — это здорово, там уже и солнышко выглянуло, скоро будет совсем тепло. Я уже слышу, как птички поют вдалеке.

Дорога с кухни до внутреннего дворика для меня занимает две секунды, человеческим шагом — минуты две,   ну а с Приамом, который только-только начал сам передвигаться — целую вечность. Но я не тороплю, иду рядом, придерживая его за прохладную ладонь, готовый  в любой момент поймать, если он начнет заваливаться.

Стоит нам выйти на крыльцо, как я вижу бегущего Амана и улыбаюсь. Я не совсем понял, по каким таким делам он отлучался так надолго, но, надеюсь, расскажет. Я уже успел соскучиться, если честно, так что в планах обнять брата поскорее.

Он подбегает ближе и тормозит около ступенек, а меня обдает запахом и улыбка сползает с лица, потому что это невозможно перепутать ни с чем, я точно знаю, чем именно он занимался и с кем. Он смотрит на меня как собака, что натворила дел в отсутствие хозяина, а я даже слова из себя выдавить не могу, так и стою, застыв, пока Приам, не понявший, почему я остановился, не начинает дергать меня за руку.

— Аш, я… — начинает Аман, но, стушевавшись, вздыхает и так тяжело, словно устал тащить на себе что-то тяжелое.

Я хочу спросить, за что он так со мной, что я ему сделал такого ужасного, что он поступает вот так, но язык не слушается, даже рот не открывается, я весь как окаменел.

— Он мне нравится. Я думал, что справлюсь с этим, но не вышло. Я не хотел тебя расстраивать, так вышло…

— Да ты издеваешься?! — не выдерживаю я и сразу перехожу на повышенный тон. — Он тебе нравился, но пришел я, и ты решил его мне отдать. Ты совсем с ума сошел? Он для тебя что, игрушка? А я кто? Ты себя слышишь вообще?! Замечательный подарок к моему возвращению! Я вернулся не к своему брату, а к чужому, незнакомому человеку, который плюет на чувства других! Ты всегда рассказывал мне обо всем,  а сейчас что? Я больше не заслуживаю доверия? Что я сделал, что теперь ты от меня скрываешь такое?

Хочется рыдать и метать, крылья сами собой вылезают, отчего я, чуть покачиваюсь вперед, а Приам айкает, и я понимаю, что сдавил его ладонь сильнее необходимого.

Брат всегда мне говорил: «Что бы ни произошло, мы с этим справимся». Он всегда делился со мной секретами, мы ведь не только братья, но и друзья. А сейчас что? За четыре года, пока меня не было, все изменилось, а меня забыли поставить в известность? Он ведь даже про Лука рассказал, когда с ним поцеловался впервые. И когда я понял, что и мне он нравится, я тоже просто пришел и рассказал Аману, не оттягивая, не юля.

— Я не плюю. Я хотел как лучше. У меня язык не повернулся сказать тебе тогда. Тебе же было плохо, а я… Я ведь на все ради тебя готов.

— А теперь мне хорошо? По-твоему, сейчас я счастлив?! Ты вот этим своим молчанием предаешь не только Ниррая, но и меня, и себя. Я был о тебе другого мнения, Аман. А сейчас я тебя видеть не хочу!

Я подхватываю Приама и лечу в свою комнату, громко хлопая дверью, где устраиваюсь с ним на кровати и реву в голос. Мне обидно, что Аман так обошелся с Нирраем, к которому испытывает чувства. Однако мне обидно и за себя, ведь человек, который мне нравится, нравится и Аману, а брат скрыл от меня такое. Я ведь знал о нем все: с кем просто целовался, с кем ходил на свидания, даже про случайных любовников знал, как и то, что никаких романтических чувств у него раньше не было, потому что на первом месте всегда был я, потом работа, а на все остальное времени было мало. Ему впервые кто-то настолько понравился, и я не понимаю, как он мог не поделится со мной этим. Вернее, как он мог признаться в этом с таким опозданием. Такое ощущение, что эти годы врозь сделали меня чужим для него.

— Гулять. Не пойдем? — спрашивает вдруг Приам, и я начинаю смеяться сквозь слезы. Мне не весело, просто само как-то.

Мы остаемся в комнате еще на несколько часов. Я не хочу видеть брата, а Приам задремал на моей подушке. Я уже не плачу, лежу и слушаю, как Аман ходит по дому, шелестит страницами, потом затихает, и снова по новой. Но стоит ему закрыть за собой входную дверь, как я поднимаюсь и иду в ванную. Из зеркала на меня смотрят покрасневшие и припухшие глаза, в которых стоит грусть. Никогда не умел скрывать свои эмоции. В детстве еще пытался как-то, показывая только Аману, а потом, стоило нам уйти из детского дома, перестал себя сдерживать. Я же имею право чувствовать и пусть это не так скупо, как у других.

Умывшись, я дожидаюсь, когда Приам проснется, мы обедаем и наконец-то выходим погулять. Солнышко прямо над головой, пригревает так тепло и светит ярко, отчего зеленая травка словно блестит. Дурные мысли и обиды я оставляю в доме, чтобы отвлечься и справиться с этой ситуацией. Потому что думать об этом, мысленно так и эдак перекладывая одно и то же, ни к чему не приводит. Я от этого только грущу, да и никак не налаживаю ситуацию. Очень надеюсь, что брат подумает о своем поведении и исправится, ибо я не знаю, как мы будем жить, если все не вернется на круги своя.

Сидя на травке, я рассказываю Приаму о том, как со мной это все приключилось, да и вообще о жизни до… Тяжелее всего дается разговор о Луке, потому что мы не просто были вместе, мы ведь хотели вступить с ним в союз. Да и вообще он был единственным в романтическом плане у меня. Жаль, что так вышло. Жаль, что ему оказались дороже деньги, нежели чувства. И возможно, я бы понял, начни он работать над тем, чтобы помочь мне — но нет, даже попытки не было.

Выслушав меня, Приам зависает на долгие полчаса, после чего улыбается краешком губ и, потянувшись ко мне, падает в траву, веселя этим. Помогаю ему подняться, и он изъявляет желание походить. Он медленно ступает, пригибая высокую, разросшуюся траву, а я порхаю рядом,   не касаясь ступнями земли. Разминаю крылья, да и вообще мне нравится летать, чувствовать себя свободным.