За решеткой (ЛП) - Джеймс Никки

Мы продолжали вместе, повторяя каждую строку и слово без остановок, ибо мы оба давно вложили это классическое стихотворение в наши сердца, впитали под свою кожу. Если один из нас спотыкался и забывал какой-то момент, то другой подхватывал, и мы продолжали. Мы хорошо работали вместе, но так было всегда.

С каждой строфой Бишоп оживал все сильнее.

К последней строфе он поднял голову с кровати, и мы закончили, глядя друг другу в глаза.

Как только последняя строка была произнесена, вокруг нас воцарилось молчание. Моя грудь сжалась от всех этих эмоций, бурливших в глазах и на лице Бишопа. Мне хотелось сказать столько всего, но не знал, как.

— Если ты пытаешься подбодрить меня, босс, может, стоило выбрать менее мрачное стихотворение?

— Тебе нравится По, и не все они мрачные, — я усмехнулся и насладился намеком на улыбку, которая на беглое мгновение подавила меланхолию Бишопа. Это уже что-то, лучше безжизненной души, готовой сдаться. — Кроме того, я кое-как вспомнил хоть что-то. Сколько бы я ни читал книги, я редко что-то запоминаю. А «Ворона» хорошо помню, — я постучал по виску и подмигнул.

— Я тоже, — Бишоп опустил голову и снова стал пялиться в потолок. Я его опять потеряю.

— Поговори со мной.

— Мне так одиноко, босс. Она больше никогда не придет меня навестить. Каждую неделю на протяжении двадцати лет я смаковал наши встречи. Это был единственный яркий момент в этой несчастной жизни. Но теперь этого не стало, и дыра в моем сердце сжирает меня заживо. Сколько еще лет мне терпеть? Не пойми неправильно, я слышу тебя, когда ты говоришь, что эта женщина-адвокат хороша в своем деле, но... я не могу найти в себе надежду. Уже нет. Я ем. Я молюсь. И я думаю. Вот и все.

Если бы я мог убедить Джалена приехать, может, это помогло бы, но Бишоп и слушать не хотел. Что я мог сделать? И тут до меня дошло. Это не решало проблему, но могло его приободрить. Только я не знал, разрешено такое или нет. Плюс его текущие ограничения мешали моему плану.

Я не собирался останавливаться из-за этого.

Как гласила старая поговорка, «Лучше просить прощения, чем разрешения».

Хавьер надерет мне задницу, это точно.

Глава 17

Я жадно выпил первую бутылку воды, бросил ее в мусорку, затем схватил из холодильника вторую и прислонился к кухонному шкафчику, чтобы выпить и ее тоже. Моя майка промокла и льнула к спине. По вискам стекали капельки пота. Я только что вернулся с часовой пробежки после работы и переводил дыхание, когда зазвонил мой телефон.

Я поставил воду на стол и выудил устройство из кармана шортов для бега. Было уже после пяти вечера, офисный рабочий день закончился, но это был номер адвоката. Синтии. Я смахнул влажные волосы со лба и ответил.

— Алло?

— Энсон Миллер?

— Да, — слишком вымотавшись, чтобы стоять, я выдвинул стул из-за стола и плюхнулся на него. — Как поживаете?

— У меня к вам вопрос, — я не удивился, что Синтия опустила любезности. — Я на этой неделе съездила к мистеру Ндиайе и собрала полное изложение событий, однако уже вернувшись в офис и просматривая свои заметки, я заметила кое-что особенное на бланке согласия на разглашение, который он подписал.

Ничего не понимая, я ждал, когда она продолжит.

— Вы в курсе, мистер Ндиайе правша или левша?

Я потер лицо ладонью и прищурился, обдумывая. Знал ли я? Его рисунки. Я много раз видел, как он рисовал. Я мысленно представил, как Бишоп углем рисует портрет бабушки на стене. Вспомнил те несколько раз, когда надевал на него наручники и видел черные следы на пальцах.

— Эм... левша. Он левша. Думаю.

— Это имеет большое значение. Мне нужно, чтобы вы были уверены. Мистер Ндиайе сейчас под строгими ограничениями (если честно, это не идет ему на пользу и вызывает у меня больше сомнений в том, стоит ли браться за его дело), и он не может принимать звонки, чтобы я спросила напрямую у него. Подумайте, мистер Миллер.

Я закрыл глаза и сжал переносицу. Он сидел на кровати лицом к стене. Он рисовал той рукой, что находилась подальше от меня. Левой.

— Я уверен. Он левша. А что?

— А на какой ладони шрам, предположительно полученный при самообороне?

— На той же. На левой.

— Идеально. У меня есть сильное предчувствие, что мы нашли свою точку опоры. Итак, вот условия. Просмотрев все и поговорив с мистером Ндиайе, я готова согласиться на ранее предложенную сделку. Десять тысяч сразу и двадцать пять процентов в случае успеха.

— Это означает, что вы считаете его невиновным и можете вытащить?

— Это означает, что у него есть крепкое дело для апелляции на основании ошибок следствия... которые предстоит доказать мне. В его предыдущем слушании слишком много серых зон. Например, криминалистический анализ неполный. То ли намеренно отсутствует информация, то ли анализ просто плохо провели, я не знаю, но хочу исследовать это и получить второе мнение. По какой-то причине полный отчет не был составлен, и я хочу знать, почему это ни у кого не вызвало вопросов. У меня есть подозрения.

— А именно?

Черт, если я собирался выложить десять тысяч долларов (не знаю, откуда), было бы здорово знать, в каком направлении работает эта женщина.

— Значит, суть этого дела может быть очень простой — знание, какую руку использовал нападавший, держа нож, а этого нет в отчете.

— Но это кажется слишком простым решением.

— Так и есть. И, скорее всего, все не будет так просто. В отношении ведущей руки есть много спорных моментов. Однако левши составляют небольшой процент населения. Вроде бы около 10%, но я говорю наобум. Если анализ докажет, что нож держал правша, обвинение скажет, что это необязательно исключает Бишопа. По моему мнению, исключает. Конечно, я видела спорные дела, где нападавший намеренно не использовал ведущую руку при совершении преступления, однако в данном случае вероятность такого близка к нулю. Однако упущение этого момента в отчете патологоанатома вызывает подозрения и дает апелляционному суду основания для пересмотра его дела. А еще факт отсутствия данной информации вызывает у меня скептицизм в отношении многих вещей. Сколько еще здесь отсутствующих или неверных нюансов, и почему его законный представитель не предприняла действий в этом отношении?

— Это все, что у вас есть?

— Господи, нет. У меня список из примерно восьми пунктов, которые я хочу изучить подробнее. Главная задача сейчас — сделать так, чтобы апелляцию приняли и дело отправилось на пересмотр, чтобы мы вернулись в суд. Чем больше я смогу раскопать для апелляционного суда, тем больше вероятность нового судебного процесса.

— И вы думаете, что вы можете получить одобрение апелляции, или пересмотр дела, или как это правильно называется?

— Да. Но опять-таки, это не случится за один день. Если мы хотим убедиться, что они пересмотрят изначальное решение суда и позволят начать новый процесс, мне надо предоставить конкретные улики. Например, факт опущения оправдывающих вещественных улик.

Я переваривал это все, прокручивая это все в голове, до сих пор не зная, где взять деньги, чтобы запустить процесс.

— Мы договорились, мистер Миллер?

— Договорились. Мне нужно время, чтобы собрать аванс. Ничего страшного?

— Все нормально. У меня сейчас много дел. Я поставлю дело мистера Ндиайе на паузу, и как только мы подпишем договор и перечислим аванс, начнем действовать.

— Спасибо. Я скоро свяжусь с вами. Обещаю.

Я повесил трубку и откинулся на спинку кухонного стула, запрокинув голову и застонав. Я смотрел на потолочный вентилятор, который мало охлаждал мое перегревшееся тело. Что мне делать, черт возьми?

На этой неделе я взял две дополнительные смены, что оставляло меня без выходного в ближайшее время. Мой лучший шанс (да вообще единственное, что приходило в голову) — это связаться с Джаленом и узнать, не будет ли он готов помочь. Если брат ему дорог, то может, мы вдвоем сумеем наскрести нужную сумму. Пять тысяч найти намного легче, чем десять.