Ксения Ласкиз - Я люблю свою работу?
– Так что мы бы отлично сработались, – произносит Петя.
– В смысле? – изгибаю бровь.
– Ты останешься работать с Полункиной? Когда нас купят, она займет место Петровича. Она из банка пришла!
Мне наплевать на дальнейшее развитие событий – по крайней мере, сейчас. Полункина, Петрович, Орел, Ландышева, и даже Рябинов – какое они имеют значение, если Терехов не звонит? Сколько еще ждать, пока он снова захочет меня увидеть? И захочет ли вообще?
– Знаешь, у меня… Мне нужно подумать.
– Не отказывайся! Мы будем классной командой! Что нас обоих держит в Москве? – Петя разводит руками.
Терехов. Похоже, даже не объявляясь, он держит меня за горло.
Среда, 10.04.2013.
Полункину возненавидел весь коллектив, и было за что: с первого дня в компании она одарила презрением всех без числа сотрудников, начиная с замов (кроме Орла, конечно же) и заканчивая уборщицами. Низкого роста (не выше полутора метров), при этом имевшая в себе как минимум килограмм семьдесят веса, настолько равномерно распределенному по всем телу, что от этого становилась похожей на тумбочку, она пыталась прохаживаться по офису с грацией богини (коей, несомненно, себя считала), но со стороны выглядела как раскормленный минипиг, передвигающийся на задних лапах.
Сегодня она явилась на работу в брючном костюме коричного цвета (этот оттенок как нельзя лучше отражал ее сущность), обтягивающем туловище так, словно вот-вот лопнет.
Я стояла возле окна, обдумывая план избавления от Кирилла, успевшего уже порядком мне надоесть, когда Полункина изволила удостоить нас своими визитом.
– Здравствуйте, коллеги, – произносит она сиплым голосом, и ее жабья физиономия расплывается в зловещей улыбке.
– Доброе утро, – отвечаю я, оставаясь на прежнем месте.
– Здравствуйте, – практически хором говорят Оля и Аня.
– Как у вас тут дела? – она окидывает наши столы презрительным взглядом.
– Хорошо.
– Мария, – Полункина хихикает. – Вы тут королева?
– Смотря, что вы подразумеваете под этим эпитетом, – сохраняю ледяное спокойствие.
– Как же, – ее выпученные глаза бегают. – Это же ваше, так сказать, королевство.
– Вы имеете в виду управление?
Она таращится на пальму возле моего стола и, поразмыслив с минуту, решает перевести тему:
– Какое прекрасное растение! Кто за ним ухаживает?
– Само растет, – я вздыхаю.
Нестерпимо хочется ободрать все листья с пальмы и затолкать их в рот Полункиной, чтобы она замолчала. А если протолкнуть поглубже, то она замолчит навсегда! Представляю, как Петрович начинает очередное совещание с минуты молчания в память усопшей, после чего Орел зачитывает некролог, и все присутствующие пускают скупую слезу.
– Пожалуй, я пойду, – она зачем-то поправляет воротник пиджака, разворачивается и мелкими шагами удаляется.
В месте, отведенном для курения, собрался, казалось, весь Департамент страхования розничных клиентов. Палкин выкуривает уже третью сигарету подряд, и уходить не собирается. Котиков стоит рядом с ним и ораторствует, будто Ленин на броневике, а подчиненные внимают его речам и одобрительно кивают. Темой для обсуждения является, конечно же, Полункина. За три дня, проведенные в компании, она развернулась не на шутку: ввела учет рабочего времени (ответом на который и было массовое скопление сотрудников вне офиса); сообщила о новом дресс-коде – девушки теперь не могли прийти на работу с распущенными волосами, а у молодых людей обязательно должен быть белый платок в кармане пиджака; заставила всех написать свою биографию по присланной ею форме и отправить ей на почту, указав в теме сообщения ФИО и должность. А еще она запретила сотрудникам пить что-либо на рабочем месте, потому что «для этого есть кухня» и «надеюсь, ни у кого нет похмельного синдрома, поэтому слюноотделение в полном порядке».
Мы с Рязановым, по пути с обеда ставшие свидетелями пламенной речи на тему издевательств над сотрудниками смежного подразделения, в ужасе переглядываемся. Видимо, Петрович окончательно чокнулся и решил избавиться не только от Рябинова, но и от Департамента страхования розничных клиентов в полном составе. Не знаю, хотел ли он заодно ликвидировать и Управление развития бизнеса, но результат оказался следующим: вслед за Рязановым написали заявления на увольнение семеро его сотрудников.
– Что здесь происходит? – интересуется Шаров, словно появившийся из-под земли.
– Восстание, – отвечает Петя.
– Да ладно? Как будто эта толпа что-то изменит, – фыркает он. – Вы уже обедали? Почему меня не позвали?
– Ты разве был в офисе? – изгибаю бровь.
– Ты разве не знаешь мой номер телефона? – он одаряет меня фирменной улыбкой, после чего переводит взгляд на Петю. – Когда последний день?
– В пятницу. С понедельника – уже на новом месте.
– Предлагаю отметить за партией в покер. Мэри, присоединишься? Помнится, ты обожаешь покер, – улыбка Шарова становится еще более загадочной.
В его глазах снова пляшут черти, и мне нестерпимо хочется влепить ему пощечину. Зачем снова напоминать о вечере, возглавившем рейтинг самых ужасных вечеров в моей жизни?! Он просто издевается! «А я предупреждал, что не стоит с ним связываться!», – изрекает здравый рассудок.
– Я подумаю, – изображаю улыбку.
– Да ладно? – Шаров смеется. – Только хорошо подумай!
Как же он меня раздражает! Животное!
Аня монотонно стучит по клавиатуре, Оля что-то объясняет своим сотрудникам, а я сижу за столом и безо всякого энтузиазма подписываю кипу документов. Раньше я бы заглянула в раздел «страховая премия», но сейчас меня не волнуют заветные цифры, приближающие выполнение годового плана. Какая теперь разница? Мой мобильный звонит: это папá. Он интересуется, как у меня дела; жалуется на Альфи, который забрался на стул и стащил со стола шоколадку; рассказывает, что мамá приготовила великолепнейший торт «Наполеон»; и напоследок сообщает, что в воскресенье, когда он забирал меня из аэропорта, я оставила на заднем сидении машины ноутбук, с которым на протяжении последних пяти лет не расставалась ни на час.
– Если он тебе срочно нужен, то я могу привезти его ночью, – произносит папá таким голосом, словно приезд в Москву равноценен повешению, но ради единственной дочери он готов совершить этот подвиг.
– Нет, не нужен, – отвечаю я. – В пятницу приеду и заберу сама.
– То есть ты не работаешь на выходных?
Наверное, это удивительно. Я даже сама озадачилась: за полтора месяца все уик-энды я проводила вне офиса! Петрович в паре с Полункиной напрочь отбили желание трудиться сверх нормы (точнее, вообще трудиться). И с недавних пор (не могу сказать, как давно) в моем сознании появился еще один объект – Терехов. И, как всегда, есть одно «но» – с момента поцелуя он не появлялся. Ни сообщения, ни звонка, ни письма – ничего, чтобы как-то подтвердить свое существование. «Мы ему очень нравимся… ему очень нравимся… очень нравимся… нравимся…», – повторяет тщеславие, но с каждым рефреном его тоненький голосок становится все тише и тише. Самолюбие продолжает руководить оркестром, вот только мелодии все больше и больше напоминают похоронный марш. В это время здравый рассудок злорадно ухмыляется и не скупится на оскорбления в мой адрес.
