Ксения Ласкиз - Я люблю свою работу?
– Позвольте мне, – сохраняя улыбку, произношу я и перехожу на испанский.
Машина паркуется у входа в отель, мой спутник по-английски говорит водителю ждать. Подоспевший швейцар помогает мне выбраться из такси. И вот, я и Терехов уже стоим возле входа в отель друг напротив друга в опасной близости.
– Мой самолет через пять часов. А когда вы улетаете?
– Завтра в три дня.
– Спасибо еще за один прекрасный вечер, Мария. Второй подряд. Я могу привыкнуть.
Нервно сглатываю: стратегия осторожности не предусматривает ответов на подобные вопросы. Да и что я скажу? Пожалуйста, привыкайте? И давайте каждый вечер ужинать вместе? Нужно взять себя в руки и не поддаваться эмоциям: сейчас они неуместны.
– Мария, что вы думаете обо мне? – вдруг спрашивает он с такой серьезностью, будто это – вопрос жизни и смерти.
– Феофан, – я улыбаюсь. – вас пол обязывает объясняться первым.
Я это сказала?! Зачем, зачем я это сделала? «Идиотка…», – шипит здравый рассудок.
– Вы правы, – Терехов улыбается в ответ, но с едва заметной горечью. – Я думаю о вас… – он запинается, но сразу же продолжает. – Вы красивы, умны, воспитанны… Я не умею делать комплименты, – глядя мне в глаза, он качает головой. – Я думаю о вас. А вы?
Молчу в ответ, потому что боюсь выдать очередную глупость. Красива, умна, воспитанна? Он думает обо мне? Тщеславие расплывается в такой широкой улыбке, что уголки его губ достают до ушей. Но что будет дальше? Не мог выбрать другое место и время для объяснений? Пытаюсь разозлиться на него, но ничего не получается. Хочу почувствовать его прикосновение. Еще не пора целовать мою руку? Или сегодня в меню только разговоры? Терехов в ожидании смотрит на меня.
– Я нахожу вас… Весьма… – нервно сглатываю. – Приятным. Что ж, желаю мягкой посадки и… До встречи.
Его глаза снова сужаются. Он словно хочет что-то сказать, но не произносит ни слова. Чувствую себя героиней глупого фильма о курортных романах. «Руку-то целовать будем?», – возмущается тщеславие.
– Вы позволите?
Он чуть наклоняет голову, не размыкая губ, прикасается к моим губам и застывает на несколько секунд, после чего отстраняется.
Главное – не смотреть на него, иначе я не смогу справиться с чувствами. Хочу, чтобы он целовал меня еще и еще… Хочу чувствовать его теплые губы, хочу смотреть в его глаза, хочу… Нет, это неправильно! Так не должно быть. Он – президент «Оушен», а «Оушен» – мой клиент. Ужасно… «Поздравляю: мы вляпались. Так что избавь нас от мучений и убей себя!», – произносит здравый рассудок.
– Мария… – начинает Терехов.
Только не разговоры!
– Спокойной ночи, Феофан, – негромко произношу я, одарив его секундным взглядом, и спешу скрыться за стеклянной дверью отеля.
Понедельник, 08.04.2013.
Просыпаюсь в 6-15 и сразу же смотрю на экран мобильного: пусто. Терехов не звонил и не писал. Быть может, занят? Но чем? Или кем? По спине пробегают мурашки: вверх и вниз, вверх и вниз. Неужели свидания со мной были всего лишь пунктом в программе конференции? Приятное дополнение – и больше ничего. «Не говори глупостей: мы – прекрасны! Скоро Терехов объявится, потому что мы – лучшее, что с ним могло произойти!», – изрекает тщеславие, продолжая рассматривать свое отражение в зеркале, а здравый рассудок лишь многозначительно улыбается.
Пятнадцать минут на беговой дорожке, десять – на силовых тренажерах, опять беговая дорожка, бокал свежевыжатого сока – апельсиновый, смешанный с яблочным – в баре. Достаю из шкафчика телефон: ни непринятых звонков, ни новых сообщений. Прохладный душ, чайник зеленого чая с жасмином в баре. Выхожу из спортзала и медленным шагом направляюсь к машине, поглядывая на экран мобильного. Здравый рассудок отвешивает подзатыльник тщеславию.
У лифта встречаю Шарова. От него пахнет свежесваренным кофе и миндалем.
– Крошка Мэри, привет! Как Барселона?
– Нормально, – отвечаю я как можно более беспристрастно, хотя от воспоминаний бросает в холодный пот.
– Скучала по мне? – не унимается он.
– Нет.
Я говорю правду: последние несколько дней мои мысли были заняты чем угодно, только не Шаровым. В тишине мы поднимаемся на четвертый этаж, в тишине минуем длинный коридор, ведущий в опен-спейс, и, продолжая хранить молчание, расходимся по своим отсекам.
– Доброе утро, – ставлю сумку на стол. – А где Лидочка? Уже десять часов.
Оля и Аня переглядываются.
– Она заболела, – Безухова почему-то выглядит виноватой.
– И давно?
– В прошлый четверг…
Я слишком хорошо знаю Ландышеву, чтобы поверить в болезнь, внезапно подкосившую ее в первый же день моего отъезда. Похоже, недавний инцидент с заявлением на отпуск ничему ее не научил. Есть и другой вариант: она рассчитывает на поддержку Орла, поэтому и позволяет себе подобные демарши. Вот только ее любовник – мне не указ. Интересно, как бы эта парочка себя вела, узнав, что я в курсе их интрижки?
– В двенадцать совещание у генерального. Отчеты по нашим отделам – на твоем столе, – Оля говорит так, словно чем-то встревожена.
– Спасибо. Ничего не произошло во время моего отсутствия?
Обе синхронно поворачивают головы из стороны в сторону, и где-то глубоко в моей душе сомнение снова начинает распаковывать чемоданы.
В переговорной замы и начальники управлений в тишине ожидают генерального. Гоша многозначительно смотрит на меня, как будто я должна прочитать в его глазах очередной секрет. Если он хотел им поделиться, то почему не сказал? Разве мы перестали быть друзьями?
Наконец появляется Петрович в компании дамы, давно перешагнувшей границу бальзаковского возраста. Он занимает свое место во главе стола, а его спутница усаживается рядом. Присутствующие, за исключением Орла и всезнающего Гоши, в недоумении переглядываются.
– Хочу вам представить моего нового заместителя, Полункину Ларису Аркадьевну.
Новый зам? Первое апреля прошло, что за шутки? На лице Рябинова ходят желваки. А чего еще он ждал? Петрович уже все решил: пощады не будет – на кону место генерального директора компании с новыми учредителями. Если, конечно, Витя об этом знает.
– Лариса Аркадьевна будет отвечать за розничный блок. Надеюсь, эта новость обрадует Виктора. Помимо розницы в ее подчинении будет Управление развития бизнеса.
Рябинов бледнеет и сжимает лежащую на столе руку в кулак. «Не исключено, что я сам потащусь на поклон к этому хрену и буду умолять повременить с моим увольнением», – вспоминаю его слова. От мысли, что Петрович не будет даже слушать чаяния Вити, становится дурно. Беременная Алена, трое детей, Алевтина Николаевна – что будет с ними? Как я могу сидеть тихо, когда происходит ТАКОЕ?
