Сарина Боуэн - Он
Отлично. Он выбрал ту единственную тему, которую мне не хочется обсуждать.
— Нет.
— Чувак, ты бы поторопился.
Вес паркуется около супермаркета, и мы выбираемся из машины. Я надеюсь, что теперь, когда мы приехали, он оставит эту тему в покое, но стоит нам зайти в кондиционированное помещение магазина, и он начинает по-новой.
— Ты же должен явиться туда уже через три недели, — напоминает он мне, подхватывая тележку. — Придумал, где снимешь дом? В пригороде? Где там селятся игроки «Детройта»?
Я киваю, вспоминая свой разговор с Патом. На днях он отвел меня в сторону и сказал, что закинул пару удочек в тренерское сообщество. Мы условились поговорить еще раз в понедельник, но Весу я об этом пока что не сообщил.
Решив прощупать почву, я тоже беру тележку и говорю:
— Если честно, я не уверен, так ли уж мне хочется отправляться в Детройт.
На его лице отражается шок.
— В каком смысле?
— В таком, что… — Я делаю вдох. Ладно, к черту. Почему бы и не сказать ему.
Пока мы идем к холодильникам в дальнем конце супермаркета, Вес без выражения слушает, как я почти дословно повторяю то, что рассказывал Холли — о нежелании всю карьеру просидеть в запасных, о отсутствии энтузиазма насчет переезда в Детройт, о вероятности быть сосланным в низшую лигу и ни разу не сыграть за профессионалов. Единственное, о чем я умалчиваю — о своих мыслях по поводу тренерства. Я пока не готов это обсуждать, тем более что все еще не официально.
Когда я заканчиваю, он долго не отвечает. Стоит, задумчиво пожевывая губу. Потом открывает морозилку и выуживает оттуда пакет со льдом.
— Ты правда настроен не сыграть даже сезон? — в конце концов произносит он.
— Да. — Меня обдает холодом, когда я беру из морозилки еще пару пакетов. — Ты теперь считаешь меня ебанутым на всю голову за то, что я спускаю в трубу шанс попасть в профессионалы?
— И да, и нет. — Он бросает пакет со льдом в свою тележку. — Я считаю, что у твоих опасений есть основания.
Разговор прерывается, когда из-за угла появляется женщина, толкающая перед собой тележку. Увидев Весов фингал, она притормаживает, затем, смерив нас настороженным взглядом, снова начинает идти.
Вес хмыкает, искоса поглядывая на меня.
— Нас приняли за хулиганов.
Я закатываю глаза.
— Не нас, а тебя. И правильно сделали. Я, в отличие от некоторых, святой.
Он фыркает.
— Может, позвать ее и рассказать, кто украсил меня фингалом, а, святой Джейми?
Я показываю ему средний палец, потом беру еще два пакета со льдом, и мы, толкая наши тележки, начинаем брести к кассе у выхода, а там становимся в очередь за пожилой супружеской парой, тележка которых с верхом заполнена хлопьями. Реально, там только хлопья, и все.
— Значит, у моих опасений есть основания, — возвращаюсь я к разговору, пока мы ждем нашей очереди.
Он кивает.
— Не стану отрицать, вратарям приходится туго.
— Но?
— Но это твой единственный шанс. — Его голос смягчается. — Если ты им не воспользуешься, то, возможно, будешь жалеть об этом всю жизнь. Слушай, на твоем месте я бы, наверное, тоже стал ломать голову над решением, но…
— Нет, не стал бы. Даже зная, что тебе сто лет придется ждать шанса, ты бы все равно явился на сборы как штык.
— Точняк. — Он кладет локти на ручку тележки. — Но только потому, что обожаю эту игру. Даже если выходить всего на пять минут за сезон, оно того стоит. Хоккей для меня — все.
А для меня? Тоже все или нет?
Меня охватывает еще большее смятение, когда я начинаю думать о том, какой тяжелый труд сопутствует карьере профессионального хоккеиста. Непрерывные тренировки, жесткая диета, изматывающий график. Я люблю хоккей — правда люблю, — просто, наверное, не так сильно, как Вес. И если сравнить удовлетворение от остановленной шайбы с гордостью, которую я испытываю, пока учу кого-нибудь вроде Марка Килфитера стать лучше и как вратарь, и как личность… Я честно не знаю, что из этого значит для меня больше.
— Просто мне кажется, что попробовать все-таки стоит, — говорит Вес, выдергивая меня из моих невеселых мыслей. — Каннинг, съезди хотя бы на сборы. Вдруг ты приедешь, и они такие: «Парень, мы ставим тебя в ворота».
Ага, десять раз. А еще я буду летать на работу верхом на Пегасе, дружить с джинном и получать зарплату золотом лепреконов.
Заметив, каким стало мое лицо, Вес вздыхает.
— Все может быть, — настаивает он.
— Ну да, — без энтузиазма соглашаюсь я. — Может.
Пожилая пара наконец-то отчаливает со всеми своими хлопьями, и мы с Весом переходим вперед и записываем лед на счет лагеря. Пять минут спустя мы выгружаем пакеты к Весу в багажник.
Я не приблизился к окончательному решению ни на дюйм, и Вес, видимо, это чувствует. Он кивает на автозаправку в пятидесяти ярдах от супермаркета.
— Пошли возьмем по слашу[29], — предлагает он.
— Лед растает, если его надолго оставить в багажнике, — замечаю я.
Он закатывает глаза.
— Нас не будет всего пять минут. Кроме того, ученые доказали, что слаш благотворно воздействует на принятие жизненно важных решений.
— Чувак, тебе реально пора завязывать с цитированием ученых.
Смеясь, мы запираем машину и спешим к автозаправке, где Вес, взяв пустые стаканчики, подталкивает меня к автоматам со слашами. Себе он насыпает вишневого, я же так давно не брал слаши, что никак не могу определиться, и в итоге насыпаю в стаканчик по немногу каждого вкуса.
Кассир на выходе хмыкает при виде моего радужной мешанины.
— Однажды я тоже сделал себе такое, — сообщает он. — Потом мне несколько дней было плохо. Ты предупрежден, сынок.
Вес прыскает.
— Мой приятель любит эксперименты.
Я критически кошусь на него в ответ на эту ужасную шутку. Расплатившись, мы выходим из магазина, но не успеваем сделать и пары шагов, как Вес хлопает себя по лбу.
— Мы забыли соломинки. Постой здесь. Я принесу.
Когда он ныряет внутрь, я задерживаюсь у двери, восхищенно рассматривая блестящий серебристый «мерседес» класса S, который притормаживает возле колонки. Из «мерса» выходит седой мужчина, он разглаживает свой серебристый галстук… и, черт, его костюм стоит, наверное, больше, чем мои родители зарабатывают за год.
Стрельнув в мою сторону взглядом, он отрывисто спрашивает:
— Ты работник?
Я качаю головой.
— Здесь самообслуживание.
— Ну разумеется, — отвечает он пиздец каким снисходительным тоном, после чего с презрительной усмешкой на физиономии откручивает крышечку своего бензобака.
