Измена. Вторая семья моего мужа (СИ) - Шевцова Каролина

- Все хорошо, милая, они разберутся.

Савранская прижимает меня к себе и гладит по плечу, до тех пор, пока медики не уносят носилки из зала. Вслед за врачами на выход бредут остатки толпы, будто еще надеются получить свое шоу, будто им не хватило.

- Там не должна быть девочка, - непонимающе шепчу Насте, пока та обнимает меня.

- Эта идиотка ни разу не была в больнице, Римм. Она не встала на учет, не делала УЗИ, не сдавала никаких анализов. Ребятам из восьмерки столько дерьма придется с этой вашей Нюрочкой разгребать, ты бы знала! Там бумаг заполнять на неделю. Ответственности в ней как у… а впрочем, не хочу об этом.

- Но она же сказала, что сын…

- Сама придумала, сама поверила. Дура, говорю ж тебе. Беспросветная дура, но может материнство ее немного в чувства приведет. Фух, как я устала, просто ног не чувствую. Ты как? Ты плачешь? Римм, ты чего? Ну чего ты?!

- От счастья, что это закончилось, - я вытираю с глаз слезы и стараюсь больше не смотреть на Настю. А иначе, та все поймет…

Глава 42

О сумке я вспомнила только на третий день.

Большая, в клеточку, с протертыми ручками и покосившейся молнией она просто вылетела у меня из головы, будто кто-то нажал во внутреннем компьютере delete. Весь день после конференции я приходила в себя и отвечала на звонки тех, кто узнал меня на выставке. Их было не много, но всем пришлось объяснять, что я просто помогала подруге принять роды у гостьи конференции. Вроде бы мне поверили. По крайней мере быстро теряли интерес к скучной теме.

Это было в воскресенье.

В понедельник я решала вопросы со своим редактором. Обговаривала новые сроки, обсуждала финал книги и работала. Просто за волосы отволокла себя к компу и чуть ли не заставила написать хотя бы десять страниц.

Пускай, они будут сырыми. Пускай, у меня вышел плохой текст. Но даже плохая книга лучше, чем ее отсутствие. Так я себе врала, пока пыталась писать.

Больше всего меня ломало от того, что я не могу прочитать Никите, что получилось. Сейчас особенно заметно, как он важен для меня. Не только в работе. Везде. Никита так крепко врос в меня корнями, что теперь, лишившись его, я чувствую себя пустой и ненужной. Но, наверное, это пройдет. А если нет, я научусь притворяться, так что никто и не догадается, что внутри я давно мертвая.

С таким невеселым настроением я легла спать, а утром подскочила в кровати с одной только мыслью: сумка!

В клеточку! Со протертыми ручками и покосившейся молнией!

Она точно была рядом с Нюрой во время родов, и ее точно не было, когда Кузнецову увезла бригада скорой.

Честно, если бы не мое обещание, я бы забыла о странном бауле, с которыми обычно челноки ездят на рынок. Но я дала слово и теперь звоню Насте, чтобы узнать, как могу вернуть свою, видимо, вещь.

- Да, точно, - сонно бухтит подруга, - я вчера забыла тебе сказать. Аня даже в том состоянии вцепилась в свою котомку и не отпускала пока не доехала до больницы. Если бы не Ваганыч, мы с ним вместе учились, то твой кошелек растащили бы уже на нужды партии, а так он его в своем кабинете держит и сказал, что передаст лично тебе в руки.

- Почему кошелек, - не понимаю я.

- Потому что там деньги, Римма. Очень много наличных денег. И ноутбук. Так что, я сейчас тут ребятам помогу кое с чем и можешь заходить, мы тебе все отдадим.

- Ага, - бормочу я, все еще не понимая, что произошло. Какие деньги, откуда деньги, зачем деньги? – Приеду. Там это… - Я мнусь, не зная, стоит ли спрашивать о таком. – Может, я для Аниной дочки что-нибудь привезу? Она же совсем без вещей поехала, у нее, наверное, ни пампесов ни пеленок.

Я точно помню, в каком состоянии была Кузнецова когда ее увезли в роддом. И если раньше я надеялась, что в той злополучной сумке были детские распашонки или что там еще надо для малышей, то сейчас я не уверена, что она вообще об этом думала. Что у нее в принципе эти самые распашонки есть.

В трубке как-то подозрительно тихо.

- Насть, - зову я.

- Не мешай, я думаю. В общем… нет, вещей не надо, это теперь не твоя забота, а мы сами разберемся, ладно? Ты просто за деньгами заезжай вечером, с паспортом и распиской. Ваганыч хоть мне и друг, но просто так тебе такую сумму не отдаст.

Все это я пропускаю мимо ушей, сконцентрировавшись на другом. Что-то нехорошее царапает изнутри, не дает расслабиться. Не деньги, не какой-то неизвестный мне Ваганыч и даже не странное поведение Насти. А вот эта фраза «мы сами разберемся». Кто эти «мы»? И почему Настя вообще вовлечена в эту историю? Она ведь давно и плотно работает в другом городе.

Страшная догадка иголкой лезет под кожу.

- Настя, - от нервов у меня пересыхает горло, и я начинаю кашлять. – Насть, не пугай меня, пожалуйста. С Нюрой все хорошо?

- Да бл*дь, что с такими Нюрами сделается? Здоровая как конь эта ваша Кузнецова! Она здорова, а нам всем пи*дец, - в сердцах выпаливает Савранская. Она не часто ругается, но если что, за словом в карман не лезет, а рубит так, что даже мужики рядом краснеют. Но я привыкла и научилась не замечать, даже если Настя матерится, как сейчас.

- Что с ней?

- Без понятия, - огрызается подруга. – Сбежала ваша Нюра.

- Куда, - не понимаю я.

- Да в душе не чаю, но очень надеюсь, что куда-то далеко! И очень надолго!

- А малышка? Разве из роддома так рано выписывают?

- Римм, ну хоть ты не тупи, а? Какая на хрен малышка? Зачем она ей? Кузнецова ее ни на руки не взяла, ни к груди не приложила. Отказ написала и свалила в закат, а Ваганыч меня теперь и хвост и в гриву по старой дружбе. Девочка слабая, недоношенная, сложный ребенок, понимаешь?

Я понимала. Сложный. А еще брошенный всеми. И мамой, и папой. И сейчас она лежит одна в холодной палате, и с первого дня своей крошечной жизни понимает, что не нужна этому миру. Что ее привели сюда случайно, два эгоистичных человека, которые ее, бедную маленькую девочку, никогда на самом деле и не хотели.

Неужели так и должно быть?

Неужели это правильно, сделать вид, что ничего не было.

Закрыть глаза и жить дальше?

Я все еще не уверена, как нужно поступить, я волнуюсь и от этого глупого волнения начинаю заикаться:

- Насть, я при-приеду.

- Римма, пожалуйста, не надо. Мы сами тут разберемся. Это все тебя уже не касается.

Я слышу, как сильно устала подруга. Наверняка, она провела всю ночь на ногах, и сейчас мечтает об одном, лечь в кровать и заснуть хотя бы на пару часов. Но, к сожалению, я не дам ей этого сделать. Просто не могу.

- Ты не права. Это именно меня и касается. Уже коснулось. Я буду у тебя минут через тридцать, я скоро! Дождись меня, пожалуйста!

В моей голове это и правда заняло каких-то полчаса. На деле же куда больше. Все время, что горит этот бесконечно долгий красный, я пытаюсь не сойти с ума. Почему-то кажется, что я опаздываю, что я уже кругом опоздала. Будний день, обед, на дорогах не протолкнуться от машин и пешеходов, которые спешат на свой положенный бизнес-ланч.

«Ну, быстрее», - мысленно умоляю я. – «Пожалуйста, быстрее!».

По парковке роддома я уже практически бегу. Залетаю в холл и натыкаюсь на Настю, которая все это время ждет меня возле регистратуры.

- Наконец-то, - она напряженно всматривается мне в лицо, будто пытается прочитать там что-то. – Пойдем? У Ваганыча сейчас из кабинета кто-то выполз, будем брать штурмом.

- Зачем?

- Ну, как же, деньги.

- Насть, - останавливаюсь я, - я ведь не за ними приехала. Ты это понимаешь?

Она останавливается вслед за мной и снова смотрит на меня, изучающе так, до дрожи в подгибающихся коленках:

- Я, милая моя, не хочу этого понимать, усекла? Сначала заберешь ноутбук и бабки, а потом делай что душе угодно, только я в этом участвовать не собираюсь.

До нужного кабинета идем молча. И все так же молчим, пока невысокий плешивый мужичок с живыми умными глазами что-то списывает с моего паспорта.