Самая холодная зима - Черри Бриттани Ш.

Я подошёл к ней и заключил её в объятия:

– О нет. Трусики – это то, что делает образ завершённым.

Я поцеловал её в лоб, и она прижалась ко мне:

– С тобой всё в порядке, Майло?

– Прямо сейчас – да.

Я всегда чувствовал себя лучше, когда держал Старлет в руках. Я улыбнулся и поцеловал её. Я не мог дождаться того дня, когда мы сможем сделать это публично. Я бы поцеловал её на глазах у каждого человека. Мы были бы той надоедливой парой, везде демонстрирующей привязанность, которая заставляла бы людей морщиться.

Мы стояли посреди кухни, держась друг за друга и не собираясь в ближайшее время отпускать. Так продолжалось до тех пор, пока ужин не был готов. Затем мы вернулись в столовую для третьего приёма пищи за день.

Я взял бутылку вина из винного шкафа:

– У моих родителей были бы проблемы, если бы я это выпил, но, зная, что один мёртв, а другой в коме, сомневаюсь, что меня посадят.

Глаза Старлет расширились, она была потрясена моими словами, но затем прищурилась:

– Чёрный юмор тебе помогает?

– Да, и, вероятно, в ближайшие дни его будет много.

– Хорошо. Очень приятно это знать.

Я оглядел столовую и заметил, что она стала намного ярче, чем в предыдущие дни. Однако я не мог точно понять, почему так кажется.

– Ты… ты поменяла здесь лампочки? – спросил я.

Она кивнула.

– Я заказала немного, пока ты был в больнице, через несколько часов после обеда. Я читала в интернете, что иногда более яркий свет может помочь при пигментном ретините. Я поменяла их во всех комнатах. – Она замолчала и покачала головой. – Извини. Надо было спросить у тебя, нормально ли это. Я просто заметила, что несколько лампочек уже перегорели, и решила, что пора их заменить. Если тебе не нравится, я могу поменять их обратно.

– Это вообще не проблема.

Я стоял как вкопанный, не двигаясь ни на дюйм, глядя на неё. Она была замечательна во всех отношениях. От её растрёпанных волос, потрясающих глаз, доброй улыбки и сердца. Её сердце… Я не знал, почему она пришла в мой мир, но знал, что она – моё чудо. Та, что сделала мои тяжёлые дни терпимыми. Человек, который напомнил мне, как снова дышать, после того как я на несколько лет будто задержал дыхание под водой. Она была следующим актом моей пьесы после антракта, в котором я, казалось, застрял на долгие годы. Я не мог поверить, что мне посчастливилось познакомиться с ней. Чувствовать её. Безнадёжно влюбиться в неё.

Как такой ублюдок, как я, оказался с такой, как она?

– Я люблю тебя, – выпалил я.

Я не планировал сказать это так. Признание не было связано с каким-то большим романтическим жестом или произнесено мягким тоном восхищения. Я это выпалил. Даже почти агрессивно. Как будто моё тело физически не могло больше удерживать эти слова. Как будто мне нужно было как можно скорее озвучить эту истину.

– Я люблю тебя, – повторил я, на этот раз медленнее и мягче. – Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю.

Глаза Старлет расширились, она подняла голову, чтобы встретиться со мной взглядом:

– Ты любишь меня?

– Я тебя люблю.

Как я мог её не любить? Она была тёплыми летними ночами и моими холодными зимними днями. Она была моим человеком.

Я никогда не думал, что у меня будет свой человек.

Я думал, что всегда буду один.

Мой желудок напрягся, когда она посмотрела на меня. Я прочистил горло, чувствуя себя немного глупо из-за того, что выпалил это. Меня охватила тень сомнения. Я понял, что она может не ответить взаимностью. Зачем ей это, если рассуждать здраво? Мои мысли были в полном беспорядке. Я знал о своих шрамах и часто задавался вопросом, как другой человек может их полюбить. Я тяжело сглотнул, напоминая себе, что произнёс эти слова не для того, чтобы услышать их в ответ. Я сказал эти слова, потому что они были правдой. Я любил её. Я даже не представлял, что моё сердце способно так любить, и я думал, что Старлет заслуживает того, чтобы знать это. Такой человек, как она, заслуживает знать, что его любят. Было бы обидно, если бы самые любящие люди никогда не имели возможности услышать эти слова, сказанными в их адрес.

Я провёл ладонью по шее:

– Слушай, ты не…

– Я тоже тебя люблю, – перебила она, заставив моё сердце остановиться.

Или оно забилось быстрее? Я не мог точно сказать.

– Ты любишь меня?

– Я тебя люблю.

Я поцеловал её, потому что мог думать лишь об этом в тот момент. Она поцеловала меня в ответ, потому что тоже любила меня. В последнее время я не мог справиться с эмоциями. Узнав миллион разных вещей за такой небольшое время, я был не в силах встать на ноги, но, когда Старлет поцеловала меня, я почувствовал, будто наконец-то снова оказался на твёрдой земле.

Той ночью, когда мы пошли спать, я смог обнять девушку, которая любила меня так же сильно, как я любил её. Лёжа у меня на руках, она повернулась ко мне и сказала:

– Ты думал о том, чтобы рассказать отцу всё, в чем ты признался вчера вечером? Может, сказать ему, как он тебе здесь нужен? Я читала несколько статей о том, как иногда люди в коме могут слышать. Я думаю, ему, возможно, нужно услышать, что ты на самом деле чувствуешь.

Я принял её совет во внимание. В тот момент я был готов попробовать что угодно, лишь бы увидеть, как папа снова открывает глаза.

Глава 30

Майло

На следующее утро я пришёл в больницу, чтобы посидеть с папой. Я плохо спал. Мне часто снились кошмары, и к тому времени, когда я просыпался, мой разум был истощён. Старлет сказала, что нужно говорить с папой от всего сердца, и это ввело меня в замешательство, потому что в последнее время моя душа пришла в негодность. Общество Старлет дарило мне минуты покоя, но я всё ещё боролся изо дня в день. Мне хотелось, чтобы любви было так много, что можно было бы стереть трудные моменты жизни. Вместо этого она действовала как успокаивающий бальзам. Она не залечила трещины в моём сердце, но время от времени успокаивала его.

Я не знал, как говорить с папой.

Я не знал, с чего начать и чем закончить. Честно говоря, я не знал, слышит ли он меня вообще. Я чувствовал себя немного нелепо, делая это, но одного взгляда на него, подключённого к этим аппаратам, было достаточно, чтобы мне захотелось попробовать сделать хоть что-нибудь. Я плохо владел словами. Мистер Слэйд, вероятно, согласился бы с этим фактом. Тем не менее я собирался приложить все усилия.

– Я злюсь на тебя, – сказал я ему, глядя на провода, подключённые к его телу, на трубку, стоящую у него в горле.

Эхо аппаратов в его палате преследовало меня во сне.

– Я чертовски зол на тебя за то, что ты оказался здесь. Ты был мне нужен, – прошептал я, пододвигая стул к его кровати. – Ты был нужен мне, папа, а тебя не было рядом. И это меня бесит.

Я слегка всхлипнул, прежде чем прочистить горло.

– Мама была бы рядом со мной. Если бы всё было наоборот, она бы села со мной и сказала, что с нами всё будет в порядке, несмотря ни на что. Она была бы в курсе всех аспектов моей жизни. Она бы заметила, что с моим зрением что-то не так, ещё до того, как я задумался об этом. Она была бы рядом со мной. Так что пошёл ты, – сказал я, вытирая несколько слезинок. – Да, пошёл ты за то, что нам пришлось тонуть поодиночке, а не вместе. К чёрту тебя за то, что ты не хотел, чтобы я помог тебе. И пошёл ты на хрен за попытку бросить меня сейчас. Ты не можешь этого сделать, ладно, пап? Ты не можешь уйти отсюда и пойти искать маму, потому что я ещё не закончил на тебя злиться, ясно? Я ещё не закончил с тобой. Я ещё не закончил с нами. Так что просыпайся. Пожалуйста. Пожалуйста, пап? Ты проснешься? Пожалуйста, проснись сейчас же, чтобы мы могли не выдерживать вместе.

Я кричал, положив голову ему на плечо:

– Вставай, папа. Просыпайся, просыпайся, просыпайся.

Аппараты продолжали пищать, но папа не открывал глаз. Он не вернулся ко мне в тот момент, но я продолжал говорить. Я оплакивал человека, которым он когда-то был, и человека, которым он стал. Я оплакивал наши упущенные возможности исцелиться. Я оплакивал боль, которую пережили мы оба. На следующее утро я вернулся и снова говорил с ним.