В объятиях воздуха. Гимнастка - Туманова Юлия

Веточка так увлеклась их содержательной беседой, что забыла, что до сих пор стоит, тесно прижавшись к Алеше, и его руки лежат у нее на плечах с такой окончательной, осмысленной тяжестью, будто там им самое место.

— Что, будни шантажиста оказались трудны? — усмехнулась она, демонстрируя свою осведомленность. — Неужели тебе не противно было этим заниматься?

— Ну, давай, давай, выскажись, — со скучающим видом предложил Алексей.

— Да, я выскажусь! — Вета нелепо крутанулась в его объятиях и, несмотря на все усилия, осталась в плену его рук, описав круг вокруг собственной оси. — То, что ты делал, подло и безнравственно, жестоко, в конце концов. Но я и подумать не могла, что этим еще и торговать можно…

— Конечно, можно, детка, — цинично ухмыльнулся он, — все на свете покупается и продается.

Она почувствовала, что от возмущения сейчас просто лопнет.

— Ты на самом деле так думаешь? — тихим голосом уточнила Вета.

— Нет, — покачал он головой, — но так думают все вокруг, и мне пришлось подстраиваться. Это был самый легкий путь, понимаешь? Девушкам нужно любви и ласки, я давал им любовь и ласку. Коллегам нужно сочувствие, но невмешательство. Я сочувствовал издалека и не слишком вникал в их проблемы. Редактору нужны сплетни и грязное белье знаменитостей, и я залезал к тем самым знаменитостям в душу. Скажу прямо, зачастую копаться там было неприятно.

— Зачем ты приезжал в Турин? — неожиданно для самой себя спросила Вета.

Алексей помолчал, будто подбирая слова.

— Мне надо было сделать еще один материал о тебе. Редактор откуда-то выкопал номер французской газеты, где мы сфотографированы вдвоем, и решил, что между нами что-то есть. Он думал, мне будет нетрудно выпытать у тебя еще кое-какие пикантные подробности твоего восхождения на Олимп.

— Почему же ты не выпытывал? Боялся, что я еще не пришла в себя после первого раза?

— Увидел твое выступление. Ты меня еще в Париже этим зацепила, а потом я и вовсе голову потерял. Никакой грязи здесь не было и быть не могло, а придумывать ее самому уже не хотелось. Перебесился, что ли…

— Не верю ни одному твоему слову! — вдруг обозлилась Вета, колотя кулачками в сильную грудь Забродина. — Отпусти меня, отпусти сейчас же! Зачем ты к родителям приезжал, наврал им? Что тебе надо от меня?

— Веточка, ты же сама говорила, что хочешь с ними помириться. Я был проездом в вашем городе, ехал на родину. Решил зайти к ним, просто поговорить, даже не надеялся, что мне удастся повлиять на них. Здорово, что вы помирились. Я рад за тебя, правда, страшно рад!

— Подавись своей радостью! — снова взбеленилась она.

В его глазах все так же прыгали задорные чертенята, и Вете было ясно, что эта беседа, такая долгожданная, такая важная для нее, Тобольского всего лишь развлекает. Он потешается над ней, водит за нос словно ребенка.

— Ну не кричи, пожалуйста, — уговаривал тем временем Леший, — а то мне просто придется заставить тебя замолчать.

Она насторожилась, замерла, как пантера перед прыжком.

— Рискни.

И за секунду до того, как его губы встретились с ее, Веточка истошно завопила:

— Не надо!

Инстинкт самосохранения подсказал ей, что, если Алексей поцелует ее, она пропала навеки. Один поцелуй, тот, о котором она мечтала бессонными ночами, тот, за который заранее себя презирала. Один поцелуй — и ей уже не выкарабкаться.

— Полное дежа вю, — тихо прокомментировал ее вопли Алексей и, обняв крепче хрупкое, нежное тело, все-таки накрыл ее рот губами. Действительно, не выбраться.

Веточка обмякла, но уже через секунду вцепилась в плечи Алексея с такой силой и надеждой, что его губы стали нежнее, а поцелуй из средства укрощения превратился в неиссякаемый источник наслаждения. Все крепче, все глубже и настойчивее. Уже обоим не хватало дыхания, уже не хватало самого поцелуя, чтобы выплеснуть чувства, овладевшие обоими.

Алексей оторвался от девушки с явной неохотой, ловко подхватил ее на руки и понес к воротам.

Она молчала, дрожа в его объятиях.

— Ты что, замерзла?

— Нет, нервничаю. Лучше поставь меня.

— Забудь об этом.

Не выпуская ее из рук, он отпер ворота, завел машину, на которой приехал сюда вместе с Петром, и только тогда освободил Веточку, усадив на переднее сиденье рядом с собой.

— Я тебя ненавижу, — прошептала она, счастливая до безумия.

— Ты тоже мне небезразлична, — усмехнулся он.

— Думаешь, ты такой неотразимый, что все бабы так и сыплются тебе в койку, да? Я не такая, и не мечтай об этом.

— Вообще-то я мечтаю совсем о другом.

Он закурил, дал прикурить и Веточке. Было бы трудно объяснить то, что происходило с ними. Она не думала ни о чем, но бесконечные вопросы, которые измучили ее последнее время, сейчас всплывали сами по себе. Он злился на свою несдержанность и одновременно благодарил судьбу, что та вновь свела его с этой необыкновенной девушкой, перевернувшей все его понятия о жизни.

— Выходи. Надеюсь, мне не придется гоняться за тобой по всему поселку?

— Смотря какие у тебя планы на будущее. — Вета улыбнулась ему, окончательно забывая, что их свело и все последствия этого знакомства.

— Завести собачку, золотую рыбку в аквариуме и четверых ребятишек. А еще написать книгу, например о вкусной и здоровой пище, — перечислял Алексей по дороге к дому.

Вета удивилась, что он помнит такие мелочи. Может быть, не все так ужасно, как ей казалось? В конце концов, она ведь решила завоевать его, не так ли? Сейчас самый что ни на есть подходящий момент.

В доме было темно и тихо. Пока Веточка, натыкаясь на мебель, пробиралась в комнату, Алексей нашел свечи.

— Я сегодня романтически настроен, — пояснил он, расставляя их повсюду, — иди сюда.

Она только этого и ждала, ждала всю жизнь и все прошлые жизни. И какая, в сущности, разница, что их свело, что было между ними до этого момента.

Миг счастья, которому Вета не могла поверить, растянулся в ночь любви. И когда в складках гардин запутался первый солнечный луч, в комнате на краю света бились тихо и спокойно два влюбленных сердца, утомленные своей собственной музыкой и уверенные в том, что она будет звучать еще долгие годы.

— Ты спишь? — едва шевельнула губами Веточка.

— Нет, есть хочу.

Он почувствовал ее улыбку и ласковыми руками прижал еще крепче к себе гибкое, маленькое тело.

— Не вставай, я сейчас.

Она смотрела, как он двигается в полумраке — такой большой, такой сильный, — и поражалась, сколько нежности, сколько заботливого тепла было в каждом порыве крутых бедер, крепких ладоней, обветренных, сухих губ.

Он вернулся, и вместе с ним на кровати появился маленький поднос, уставленный фруктами и бутербродами.

— Может, свет включить?

— Не надо, я так дотянусь.

Но Веточке не пришлось дотягиваться. Алеша кормил ее с рук, аккуратно очищая бананы и киви, отламывая кусочки хлеба с сыром и дразня виноградными гроздьями. И если раньше подобная процедура вызвала бы у Веты презрительную ухмылку и возмущенные возгласы типа «Что за сюсюканье?!», то сейчас она с удовольствием подчинялась Алексею. Даже игрой это было бы назвать трудно — такими естественными казались эти минуты, эти мимолетные касания пальцев и губ, неторопливые движения, прикасающиеся друг к другу тела и ласкающие взгляды.

— Ой, это твой или мой? — спросила Вета с набитым ртом, когда внезапно раздался писк мобильного.

— Сейчас проверим. — Алексей пошарил рукой по полу, пытаясь отыскать в груде одежды телефон.

— Свой я нашел, — усмехаясь, сообщил он, — но пищит не он А может быть, ну их на фиг? Давай твой даже искать не будем!

Алеша потянулся поцеловать Веточку, но опрокинул поднос, одновременно задевая ногой одежду, в которой только что копался, и наткнулся пяткой на телефон.

Вета хохотала, утопая в фруктовом море. Телефон все не умолкал.

— Ну что за люди! Шесть часов утра, — корча страшные рожи, возмущался Алеша.