В объятиях воздуха. Гимнастка - Туманова Юлия

— Ладно, — неожиданно согласилась Вета. В конце концов, ей было безразлично, где скучать по Алеше — в городе, в деревне, на тренировках, в холодных простынях, стоя в очереди за колготками. Все бессмысленно. — А как же тренировки? — вдруг спохватилась она.

— Вот об этом надо было спрашивать сразу, — усмехнулся Борис Аркадьевич, — а то грязь, слякоть! Позанимаешься на свежем воздухе, композицию пока не продумывай, просто набирайся сил, поддерживай форму. Через час я за тобой заеду.

— Ой, а это далеко? Я ведь, Борис Аркадьевич, вчера с родителями помирилась, они теперь часто захотят со мной видеться.

— И это правильно, — одобрил тренер, — захотят, приедут. Точно, пускай в выходные и подгребают, познакомимся наконец-то.

Как все славно получалось. И домик в деревне, и родители. Веточка бросилась собираться. Модное полупальто пусть останется дома, нечего с собой таскать. Вполне сгодится старая куртка. Сапоги тоже вряд ли будут смотреться на фоне бескрайних полей или в лужах возле размытых дорог. Вполне сойдут высокие ботинки со шнуровкой. Вечерние платья, которые накупила ей бабушка в Париже, конечно, останутся в гардеробе. В сумку полетели джинсы, пара свитеров, любимый костюм-тройка (на всякий пожарный, мало ли, вдруг поблизости окажется принц на белом коне, обожающий принцесс в брючных костюмах). Следующими в сумку отправились коврик для гимнастики, плеер, кассеты с неизменным Мироновым, зубная щетка и шампунь. Белье и полотенце в последнюю очередь. Вета огляделась, беспощадно проигнорировала косметичку и духи на туалетном столике, сотовый положила в карман куртки и вышла в апрель.

Борис Аркадьевич высунулся из такси, которое стояло напротив подъезда, и махал руками словно мельница.

— Опаздываем, электричка через пятнадцать минут. Нам еще Сашку из детсада забрать.

— О чем вы раньше думали? — поинтересовалась Вета, усаживаясь на заднее сиденье. — Неужели нельзя заранее собраться?

— Нельзя, — буркнул он, — я, вообще, об этой поездке два часа назад узнал. Ларисе с утра позвонила подруга, у которой заболела тетя.

— При чем здесь тетя? — не поняла Веточка.

— Не перебивай, сейчас поймешь…

И пока они ехали, Руденко пытался объяснить девушке связь между домиком в деревне и болезнью тетушки подруги Ларисы Евгеньевны. Получалось у него неважно, но интересно. В конце концов, Веточка утратила нить повествования и задремала бы, но такси остановилось у детского садика, и через секунду в машину влез пятилетний внук Бориса Аркадьевича, Сашка.

— С нами едешь? — бесцеремонно пихнул он Вету в бок. — Между прочим, это мой дед, а не твой.

— И на здоровье, — рассмеялась она.

— Чур, его сказки не слушать. Он только нам с — Машкой и Ромкой рассказывает. А ты уже большая лошадь!

Лошадь так лошадь. Вета поняла, что каникулы в деревне предстоят замечательные. Тем временем Руденко успокаивал внука тем, что сказки не услышит никто, потому как тренер остается в городе.

— Тогда бабка, — смирился с судьбой Александр и первым выскочил из такси, как только оно притормозило у вокзала, — вон она, вон!

Лариса Евгеньевна действительно стояла возле кассы. Вокруг расположились три огромные сумки, больная тетя подруги, которой, как выяснилось, был необходим для лечения свежий воздух, неподалеку бегали Маша с Ромой, семилетние близнецы — внуки Руденко от старшего сына.

Электричка издала уже прощальный, напористый вой, когда вся орава подбегала к дверям. В результате застряла одна сумка, одна тетя и один внук. Борис Аркадьевич поочередно впихнул их в вагон, стремительно выскочил обратно и бежал теперь вдоль платформы, что-то надрывно крича.

— Не слышу, — сокрушалась Лариса, — Веточка, ты слышишь что-нибудь? Да прекратите же вы, разбойники!

Внуки смирно расселись, бабушка — не дедушка, живо приведет в чувство.

— Вы не слышите, чего он кричит, Марта Львовна? — обратилась к самой пожилой своей спутнице жена тренера.

— Чтобы вы там, в деревне, засунули какую-то веточку в баню, мол, она все равно не топится.

— А, это он про Лизу. Слышишь, будешь жить в бане, чтобы эти гаврики тебя не доставали. Нормально?

— Хоть в будке, теть Ларис, только Лизой меня не называйте.

Веточка вспомнила, что так и не позвонила родителям, и вышла в тамбур поговорить с ними по сотовому. Как ни странно, но мама одобрила ее решение отдохнуть на природе, только переживала, что все произошло так быстро и спонтанно, и ворчала, что Вета наверняка не взяла с собой теплых гамаш. В трубку врывался голос Александра Ильича, который опаздывал на работу и пытался выпытать у жены, где его чистые носки. Веточка улыбалась, слушая их привычную перебранку. Мама записала адрес и клятвенно пообещала приехать на выходные, папа заорал, чтобы Вета не заходила далеко в лес и вообще была осторожна. Она отключила телефон и вернулась в вагон. Дети спали, больная тетушка вязала что-то, а Лариса Евгеньевна читала прессу.

— Опять про тебя пишут, — улыбнулась она Веточке, — вот, погляди.

— Да ну их, — отмахнулась Веточка и отвернулась к окну.

Интересно, о чем сейчас пишет Забродин. Если Тобольского больше нет, как он сказал ее родителям, стало быть, Алексей переквалифицировался. Стал, к примеру, ведущим рубрики «Братья наши меньшие». Или делает политические прогнозы.

Дом был огромным — три комнаты на первом этаже, веранда, столовая и еще пять на втором. Родственники Бориса Аркадьевича, которых он не видел года два, за последнее время весьма преуспели. Семья их состояла из трех человек — пожилая пара Антон Михайлович и Зинаида Львовна и сын Леонид. Супруги всю жизнь провели в деревне, один работал бухгалтером, другая — продавщицей. Сын отучился в городе и вернулся в отчий дом с дипломом зоолога. Вот тут-то все и закрутилось, стали разводить цыплят, свинюшек на продажу. Правда, только недавно дела пошли в гору, года два назад прибыль была копеечная. А сейчас Леня купил новые «Жигули», Антон Михайлович в свои пятьдесят три сдал на права и тоже обзавелся машиной — большим и удобным «мерседесом». Зинаида Львовна с удовольствием сидела дома и занималась исключительно хозяйством. Так что ни в какой бане Веточку селить не собирались, ей выделили маленькую светлую комнату на втором этаже, откуда открывался замечательный вид на реку.

Утром все вставали в разное время и завтракали кто как и кто чем. Зинаида Львовна, которая просила называть себя просто Зинусей, оказалась превосходной хозяйкой, в дела гостей не вмешивалась, чрезмерной заботой не доставала и поровну распределила между детьми нехитрые обязанности по дому. Сашка каждый день увлеченно дрессировал дворового пса Чубайса, близнецы кормили кур в загоне, а Веточка с удовольствием помогала Зинусе на кухне, разучивая новые рецепты. Марта Львовна, та самая больная старушка, только с виду казалась божьим одуванчиком, но вскоре, устав от безделья, с боевым задором взялась наводить в доме свои порядки. То перестановку мебели затеет, то соседей созовет на «банкет». Зинуся не роптала, наоборот, счастливыми глазами смотрела, как дом наполняется смехом и шумом. Она уже отчаялась женить Леню, поэтому, когда Борис Аркадьевич попросил на некоторое время приютить внуков и жену с «подругами», обрадовалась несказанно. Теперь, благодаря инициативной старушке, на дефицит общения жаловаться не приходилось. Вечерами собирались шумные компании, даже Леня — хмурый и нелюдимый молчун — с удовольствием принимал участие в таких посиделках.

Перед выходными Веточка тренировалась особенно долго и старательно, знала: приедут родители и времени даже на пробежку не останется.

— Сегодня Петр обещал быть, — сообщила ей с утра Марта Игоревна, — жареных грибов с картошечкой организуешь? Уж больно мужик любит…

— Сделаем, — пообещала Вета.

Она не в состоянии была запомнить имена всех гостей, которые успели перебывать здесь за неделю, но Петра невозможно было забыть или не заметить. Это был задиристый, шумный мужик лет сорока, громоподобные выпады которого не могла перекричать даже Лариса с ее выдающимся басом.