Друг отца. Под запретом (СИ) - Ромуш Джулия

От этих слов мне становится невыносимо больно, будто сердце разрывается на части. Я пытаюсь дышать, но не могу, не нахожу в себе сил даже пошевелиться.

— Артём, пожалуйста... — шепчу, чувствуя, как слёзы катятся по щекам, но он лишь отворачивается, молча глядя в окно, будто не в силах видеть меня.

Я стою, чувствуя, как вся моя жизнь рушится на глазах, а сердце сжимается так больно, что становится трудно дышать.

— Артём, прошу, выслушай меня ещё раз. Дай мне шанс объяснить, — голос срывается, предательски дрожит, выдавая мою слабость.

Он снова тяжело вздыхает, словно каждое слово, произнесённое мной, приносит ему невыносимую боль.

— Нет смысла, Таисия, — отвечает он тихо и холодно. — Ты уже всё сказала. Я не могу верить тебе после того, что случилось. И передай папаше, что он меня сделал. Я повёлся как ебанат.

Его слова ударяют меня так сильно, что во мне мгновенно вспыхивает ярость. Как он может? Отец в больнице, еле пережил удар, а он...

— Не смей! — Резко вскрикиваю, ощущая, как по лицу начинают течь горячие слёзы. — Не смей говорить так о моём отце! Он ни при чём! Это моя ошибка. Я не уследила, но не смей... Ты сам всё рушишь!

Артём резко оборачивается, его взгляд становится жёстким, почти ледяным.

— Я? — Тихо спрашивает он, с презрением глядя на меня. — Я разрушаю? Ты правда не понимаешь или не хочешь понять, кто из нас разрушил всё?

— Я прекрасно понимаю, — яростно отвечаю, собирая остатки гордости. — И я не позволю тебе обвинять моего отца. Он не виноват в том, что произошло. Это я не уследила. Я тупая как пробка. Но не вини во всём его.

Артём криво усмехается, качая головой.

— Конечно, он ни в чём не виноват. Это ведь так удобно, правда? Второй раз ты попадаешься на эту грёбаную игру. Мне следовало сделать выводы в первый раз. Когда ты сунула свой нос, куда не следовало. Залезла в документы. Но я спустил всё на тормозах. Нужно было тогда принять предложение Жданова. И тогда у меня сейчас не было бы проблем. Но я выбрал другой путь. Пошёл на примирение с Волковым. А в итоге оказался в полной заднице.

Я чувствую, как во мне что-то ломается окончательно. Слова Артёма бьют так сильно, будто ножом проходят насквозь, не оставляя возможности вдохнуть полной грудью.

— Значит, ты жалеешь, что не посадил моего отца?! — Выкрикиваю в отчаянии, не веря, что он говорит это всерьёз. — Ты правда думаешь, что я способна на такое? Ты правда считаешь, что я могла так поступить?!

Он отворачивается, стискивая зубы, и я вижу, как напрягаются мышцы его лица. Его пальцы так сильно сжимают бутылку, что костяшки белеют.

— Я уже не знаю, что думать, Таисия, — произносит он, тяжело выдыхая. — Я доверял тебе больше, чем кому бы то ни было. Позволил быть частью моей жизни, моих дел... И вот результат.

Слёзы застилают глаза, но я пытаюсь не дать им выплеснуться наружу.

— Артём, я не делала этого намеренно. Я была в панике, в суматохе. Я запуталась, понимаешь? Я даже не знаю, как это объяснить...

— Объяснения сейчас бессмысленны, — резко перебивает он, снова отворачиваясь. — Факт остаётся фактом. Ты позволила всему случиться. И теперь я должен разгребать последствия.

Он замолкает, и в комнате наступает мучительная, невыносимая тишина.

— Ты жалеешь? — Спрашиваю тихо, почти шёпотом. — Жалеешь о том, что связался со мной?

Он молчит слишком долго, и каждое мгновение его молчания причиняет мне новую боль. Наконец, он поднимает на меня взгляд, и в его глазах я читаю всё без слов.

— Через два часа у меня самолёт. Я вернусь через неделю. Тебе хватит этого времени, чтобы вывезти свои вещи. Когда я вернусь, я не хочу видеть тебя в своём доме.

Слова бьют меня, словно хлёсткая пощёчина, и я чувствую, как сердце разбивается на мелкие осколки. Я не могу больше сдерживать слёзы, они бегут по моим щекам, застилая глаза, заставляя мир вокруг меня размазываться.

Не говоря ни слова, я резко разворачиваюсь и выбегаю из кабинета. Бегу по квартире, почти ничего не видя перед собой, задыхаясь от собственных всхлипов. Трясущимися руками хватаю сумку, и в тот же миг выскакиваю из квартиры, громко хлопнув дверью. Я несусь вниз по лестнице, почти спотыкаясь на ступеньках, и вылетаю из подъезда на улицу. Не замечая ничего вокруг, я ступаю на дорогу и вздрагиваю от резкого визга тормозов. Такси резко останавливается буквально в паре сантиметров от меня, водитель высовывается из окна и кричит что-то неразборчивое.

— Простите… — выдыхаю, машинально открывая дверь и падая на заднее сиденье. — Отвезите меня, пожалуйста, плачу двойной счётчик.

Называю адрес больницы, где лежит отец. Водитель что-то бормочет, но я уже не слышу его. Прижимаюсь лбом к холодному стеклу, пытаясь успокоить дыхание, но слёзы продолжают течь по щекам, не оставляя мне ни единого шанса на облегчение.

Господи, как же больно…

***

В больнице меня встречает строгий взгляд медсестры на посту. Она устало хмурится и, кажется, готова отослать меня обратно на улицу.

— Девушка, ночь на дворе, приходите утром, — произносит она нетерпящим возражений тоном.

Я быстро нахожу оправдание:

— Пожалуйста, я забыла сумочку возле палаты отца, там ключи от дома. Мне буквально на минуту.

Она вздыхает, но, в конце концов, нехотя машет рукой.

— Только быстро, ясно? И больше не задерживайтесь.

Я благодарно киваю и торопливо шагаю к лестнице.

На каждом шагу сердце колотится так сильно, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди. В голове полный хаос. Я не понимаю, почему бегу именно сюда, почему меня тянет к отцу, словно к последнему прибежищу. Может, потому что он оказался прав, и это так болезненно ударило по мне? Или просто потому, что я сейчас нуждаюсь в том, чтобы выплакаться у него на коленях, почувствовать хоть какую-то защиту, поддержку, понять, что делать дальше? Или потому, что слова Артёма засели в голове про то, что отец снова меня обманывает, а я ведусь. Хочется опровергнуть его лживые слова. Потому что... Потому что отец никогда так со мной не поступит. Потому что... не может такого быть.

Останавливаюсь возле палаты отца и глубоко вдыхаю. Дверь приоткрыта, внутри пусто. Сердце пропускает удар.

Быстро выхожу обратно в коридор, оглядываюсь и замечаю, что дверь кабинета врача приоткрыта, и изнутри слышится приглушённый разговор. Я неосознанно подхожу ближе и слышу голос врача:

— Руслан Анатольевич, через три дня палату нужно освободить.

Голос отца звучит резко и нервно:

— Подожди, не могу я так быстро выписаться. Ты моей дочери наплёл про мой диагноз гораздо больше, чем мы договаривались. Если сейчас так быстро меня выпишешь, она сразу что-то заподозрит!

Я отшатываюсь от двери, словно получив удар. Реальность резко меняет очертания. Меня пошатывает. Нет, бред. Просто на фоне всего произошедшего у меня галлюцинации.

Я замираю у приоткрытой двери, чувствуя, как внутри всё холодеет. Голоса звучат чётко, каждое слово эхом отражается от стен больничного коридора.

— Руслан Анатольевич, палата через три дня должна быть свободна. К нам поступает новый пациент, — голос врача спокойный и твёрдый.

— Ты что, с ума сошёл? — Голос отца раздражён и резок. — Мы договаривались, что всё будет выглядеть убедительно. Теперь нужно действовать осторожно, иначе всё раскроется.

— Я и так пошёл вам навстречу, — голос врача становится строже. — Лечение не требуется, анализы чистые. Вы абсолютно здоровы, Руслан Анатольевич. Я не могу держать вас здесь бесконечно.

— Ещё хотя бы неделю, — настаивает отец, понижая голос почти до шёпота. — Мне необходимо время.

— Не могу, — врач вздыхает. — У меня и так неприятности из-за того, что я вас принял. Начинаются проверки. Палату нужно освободить.

— Я тебе заплатил достаточно, чтобы решить эти проблемы, — язвительно бросает отец.

— Не в деньгах дело, Руслан Анатольевич. Вопрос репутации клиники. Игра затянулась.

— Игра? — Горько смеётся отец. — Ты не понимаешь, на что я пошёл, чтобы всё это разыграть.