Екатерина Кариди - Испытание
— Я хочу, чтобы, когда мы здесь одни, ты называла меня Сеней.
Он хочет!? Саша была искренне удивлена.
— Это что, твое имя? Или…
— Это мое настоящее имя.
— Прости, но я не понимаю. Зачем нужен был ошейник, собачий номерок, зачем было стирать мою личность и запирать здесь, если хотел, чтобы я называла тебя по имени?
— Я не могу тебе объяснить сейчас. Потом, — он поморщился, — Потом.
Ладно, раз у нас припадок откровенности, надо бы узнать побольше.
— Как я попала сюда?
— Коротко или подробно?
— Подробно.
— Сначала я увидел тебя. А потом… Потом было много работы, перемещений и назначений различных людей.
— Что? Надеюсь, в институт я не с твоей подачи попала? — это было бы слишком.
— Нет, — он хмыкнул, — В то время я еще не знал, что ты существуешь.
— Спасибо, успокоил, — хоть что-то было настоящим, — Последнее, что я помню из прошлой жизни, была авария.
— Да, а потом ты умерла в больнице.
— Не поняла? — вот во что, а в загробную жизнь она отказывалась верить.
— По бумагам. Ты умерла для всего мира, и теперь Александры Максимовны Савенковой нет. Она похоронена на вашем городском кладбище.
— Но я есть.
— Да, ты есть. И ты моя.
— Номер 44, - она покачала головой, — Это чудовищно.
— Возможно, — согласился он.
— А остальные?
Судя по тому, как мужчина кивнул, судьба остальных мало отличалась от ее собственной.
— Значит, ты можешь уничтожить, устранить физически любую из нас в любой момент? Потому что нас как бы нет?
— Нет, это значит, что вы только мои, и я о вас забочусь и берегу.
Даааа…
— А зачем камеры везде?
— Это для вашей безопасности.
— Это унизительно, когда все время за тобой следят, понимаешь? Кстати, почему некоторые камеры не всегда работают? — вот и настал момент выпытать немного стратегической информации.
— Эти камеры включаю и выключаю только я. Так что, кроме меня никто не видит, как ты спишь, или переодеваешься, — он выдержал паузу, — Или купаешься.
— Что, и в ванной… — вот это был удар! Саша покраснела.
— Но ведь вижу только я.
Она молчала с минуту, переваривая. Потом решила продолжить.
— Значит, они включаются только когда ты здесь?
— Нет. Я могу через спутник видеть вас из любого места. Если захочу.
Бог ты мой… Это же полный псих… Тотальная слежка круглые сутки…
— Зачем?
— Я должен знать, должен быть уверен в своих женщинах.
— Рабынях.
Рабынях… Может быть… Но он же создавал им идеальные условия жизни, а от них требовалось всего ничего — только любить его. Хоть немного.
— Разве так плохо быть моей рабыней? — голос у него был тихий, и какой-то просящий, — Мои рабыни ни в чем не знают отказа, малейшие их пожелания удовлетворяются мгновенно.
И Саша видела, что он говорит это искренне, Бог ты мой, неужели он не понимает…
— Да, все кроме свободы.
Такие разговоры всегда заканчивались одинаково.
Саша понимала, что наступил ее предел, и просила разрешения уйти. А он отпускал, через собственное нежелание, но отпускал. Новые, странные отношения, непонятные ни ему, ни ей. Но они все-таки были.
И каждый раз, возвращаясь к себе, Саша убеждалась снова и снова, что вместе им быть невозможно, но и… Невозможно.
Да еще и беременность, которая, скорее всего, есть, ибо, если дерьмо может случиться в вашей жизни, то поверьте, оно непременно случится.
Этой темы они не касались совершенно осознанно, но по тому, как он нежно гладил и целовал ее живот, нетрудно было догадаться, что он подозревает. Не зря же у него везде камеры натыканы.
Но так жить невозможно!
Что с ней будет, когда это чудовище наиграется своей новой игрушкой?! Когда он вообще охладеет к самой идее этого курятника? Неееет… Валить отсюда, и как можно скорее… Но как! Как, если единственный выход отсюда — бордель?!
Тупик.
Саша рассказала Анне все, что смогла узнать про камеры слежения. Та была благодарна безмерно, подготовка к побегу завершена. Оставалось выбрать момент.
* * *У судьбы есть чувство юмора, определенно. Только очень черное и извращенное. А уж как она умеет нежданно-негаданно завертеть свое треклятое колесо…
Завертелось на третий день.
Уже привычно заняв свое место во дворе и попивая морковный сок, Саша прикидывала в уме возможную снеговую нагрузку на стеклянный купол атриума, когда ее отвлекла от размышлений негромкая перепалка. Вслушалась, ей показалось, что мелькнуло слово «сорок четыре», это что ж, о ней говорят? Так и есть. Девушки в кружке у бассейна, милый разговор на отвлеченные темы. Номер 45 в ответ на восторженное замечание мелкой гурии, что номер 44 счастливица, мол, ей повезло вызвать интерес хозяина, явно нарывалась, зыркнула в ее сторону и съязвила:
— Я смотрю, твоя подружка, номер 44, прописалась у хозяина. Тебя не зовет, свечку подержать?
— Это не твое дело, — огрызнулась мелкая гурия, номер 32.
— Что он только в ней нашел, ни кожи, ни рожи, а вот же прилипла к нему, как клещ… Слышь, чернявка, может, попросишься за компанию?
Девчушка разозлилась:
— Оставь нас в покое! Почему ты такая злая? Чего тебе не хватает?
— Я хочу к нему! К нему! Потому что он мой! А всякие твари, вроде тебя, влезают между нами и мешаются.
Гурия фыркнула:
— Может быть, рассказать всем, кто и куда влезает?
Глаза у номера 45 засверкали бешенством. В кружке у бассейна воцарилось тяжелое молчание. Как раз в этот момент подошла Рита.
Она наелась кремов волшебных. На всякий случай побольше, чтобы вернее. Снадобья Ван Ли ей не раз уже помогали. И вперед! Дуру номер 45 еще с утра заметила у бассейна. Хорошо, все идет по плану. Через десять минут, уже ощущая тянущую боль внизу живота, номер 37 вышла из своих апартаментов и направилась к бассейну как раз в самый подходящий момент, потому что действие абортирующего уже началось. Еще пара минут, и с нее все начнет «лететь кусками», будет больно, конечно, но что ж поделать… Прошла мимо девиц, сидевших кружком в немыслимых костюмах. Боже, как ей уже все надоело, неужели она скоро от этого балагана избавится?
— Что опять за шум? Чего пристаешь к девчонке? — резко осадила она девицу номер 45, а самой уже становилось нехорошо.
Но все шло по плану, Рита еще вчера попросила девчушку номер 32 спровоцировать рыжую дуру. Та согласилась, потому что номер 45 ее достала своими наездами. И теперь назревал скандал. В дверях замаячила охрана.
Все по плану.
— Что, не можешь никак влезть в постель к хозяину, так теперь срываешься на девчушке? И что такого она может рассказать? А? Может, мы послушаем?
